Господин Массальский демонстративно развёл руками, а его многозначительное лицо стало ещё многозначительнее. Генералитет опять ничего не понял ни в жестах кремлёвского оракула, ни в уточнениях мидовского интеллектуала. Балабанов, поднаторевший в среде шоуменов и усвоивший все без исключения наречия каймановского языка, на которых изъясняется наша элита, сжалился над пребывающем в мучительном недоумении Генералитетом и перевёл мысли оракула с изысканного на общедоступный:
– Господин Массальский предполагает, что призраки не что иное, как натуральные привидения, присланные Низом с целью сбора информации.
– Каким ещё Низом? – не понял Генералитет теперь уже собственного майора. – Речь идёт о персонификациях энергетических полей, носителей отрицательного заряда, именуемых в просторечии зоной действия Сатанинских сил, – пояснил Балабанов и сам ужаснулся собственным словам.
Разумеется, ужаснулся он не предстоящему предполагаемому вмешательству сатанинских сил в дела человеческие, а собственным мыслям, которые, чего доброго, могли быть предвестниками шизофрении. К счастью, господин Массальский пришёл на помощь милицейскому офицеру, впавшему в интеллектуализм.
– Господин Балабанов совершенно правильно понимает стоящую перед обществом задачу, поэтому я предлагаю именно ему поручить расследование этого запутанного дела.
Самым скверным для начальников было то, что они так и не уяснили в полной мере, какие именно задачи поставлены перед исполнительным майором, а следовательно никто не знал, каким будет конечный результат. Представитель МИДа переглянулся с представителем ФСБ. Лысоватый господин в штатским вскинул густую бровь. Генералы в мундирах недоумевающе загудели, не в силах постичь глубины замысла кремлёвского стратега, что в будущем могло обернуться большими неприятностями для проявивших расторопность не в ту сторону.
Балабанов в глубине души Генералитету сочувствовал. Золотое время, когда верховная власть чётко и однозначно формулировала свои установки и требовала их неукоснительного воплощения в жизнь, канули в лету. Ныне наверху плавал лишь тот, кто мог безошибочно вычленить из мутного потока бессмысленных фраз, неясных обещаний и расплывчатых формулировок именно ту идею, которая владела умами кремлёвских стратегов, но никогда не произносилась вслух, дабы не вызвать раздражения у вечно недовольного жизнью электората.
Балабанов из всех этих слов, недомолвок, вскидываний бровей, разведения рук и прочих мимических жестов твёрдо уяснил одно: Кремлю зачем-то понадобились факты, подтверждающие очередную невесть откуда выплывшую видимость, а если действительность будет скупа на подобные проявления, то их следует создать на уровне театрального действа, с последующей телетрансляцией срежиссированного происшествия.
Балабанов, получивший благословение из высших сфер, был отпущен в большую жизнь растерянным и расстроенным Генералитетом без обычных напутствий и накачек, ибо никто из членов Высокой Коллегии понятия не имел, каким образом можно бороться с персонификациями отрицательных энергетических полей, в просторечии именуемыми привидениями или призраками.
Если судить по внешнему виду подполковника Оловянного, то он в ближайшее время должен был либо выйти в интеллектуалы, с последующим стремительным продвижением по службе, либо окончательно рехнуться и угодить в психушку до скончания дней. Балабанову начальника было жаль. Оловянный, несмотря на занудливость и излишнее рвение, был в общем неплохим человеком. Самым главным его недостатком было то, что он слишком прямолинейно понимал распоряжения начальства и пытался воплотить их буква в букву, что по нынешним временам, склонным к лицемерию, могло в два счёта погубить его карьеру.
– Ну и как мы теперь будем отлавливать этих призраков? – спросил подполковник, со стоном падая на стул.
– А кто тебе сказал, что нам поручено их ловить? – пожал плечами Балабанов. – Так ведь… – Оловянный тоже развёл руками, как это сделал десять минут назад господин Массальский, но жест его не был бы никогда расценен аналитиками как загадочно-гениальный, скорее уж он откровенно оповещал мир о полном интеллектуальном бессилии.
– Наша задача – отслеживать проявления отрицательных энергетических полей и брать на заметку, а возможно и за шиворот лиц, подверженных их влиянию.
Всё-таки как жаль, что подполковник не прошёл школу великого шоумена Портсигарова, а потому его негибкий ум отказывается принимать новые стратегические подходы, начинающие главенствовать в мировой политике, даже в разжеванном подчинённым виде. Балабанов готов был и дальше продолжать просветительскую беседу, но в этот момент на пороге кабинета появился озабоченный лейтенант Гонолупенко, с давно ожидаемым докладом.
– Химкина похитили. – Нам об атом уже известно, – вздохнул обречённо Оловянный. – По уточнённым данным, – Гонолупенко подмигнул Балабанову, – Химкина похитили совсем не призраки, а совершенно неведомые нам службы.
– Вот тебе раз, – возмутился Балабанов, мигом догадавшийся, что дело развивается отнюдь не по написанному им сценарию. – А куда Портсигаров смотрел?
– Портсигаров опоздал буквально на пару минут. Химкина вырвали из-под самого его носа.
– А кто такой Портсигаров? – насторожился Оловянный, не вполне понимающий, о чём столь оживлённо беседуют его подчинённые.
– Это наш лучший агент в стане призраков, – пояснил Балабанов, мучительно соображающий, что это ещё за спецслужбы, вздумавшие столь бесцеремонно вмешиваться в чужую игру. – Позвольте, – возмутился Оловянный. – Как вам удалось его внедрить к призракам, если они всего лишь сгусток энергии, а не материя.
Судя по всему, подполковник Оловянный в юные годы очень усердно изучал диалектический материализм и сейчас решился, наконец, применить его на практике. К сожалению, опоздал он с этим решением, по меньшей мере, лет на двенадцать. Ныне в ходу были совсем иные философские системы, когда энергия жульничества без всяких помех со стороны власть предержащих превращалась в материальную выгоду, прикидываясь дымовой завесой из образов, слухов и телекартинок.
Ситуация для Балабанова складывалась критическая, так что времени для философских дискуссий у него уже не оставалась. Не было никаких сомнений, что похищение Химкина обернётся катастрофой для самого Балабанова, которого наверняка уже ищут, как резидента юпитерианской разведки по наводке прыщавого помощника пропавшего депутата Полуэктова.
– Подробности внедрения господина Портсигарова в стан призраков я доложу вам вечером, товарищ подполковник. Тогда же мы обговорим финансовые проблемы, ибо это очень дорогой агент, и боюсь, что он обойдётся казне в немалую сумму. А сейчас нам нужно спасать журналиста Химкина, иначе нам не избежать грандиозного скандала в прессе.
Как раз по поводу скандала у Оловянного никаких сомнений не было, ибо журналист, это даже не депутат, это много гаже. Будет не просто скандал, а форменная истерика, с последующими кадровыми перестановками, которые неизбежно затронут подполковника Оловянного, неожиданно на свою беду оказавшегося на самом острие копья, направленного в практически неуязвимого и крайне опасного врага.
Пока Оловянный глубоко переживал возможность замаячившей на горизонте бесславной отставки, Балабанов с Гонолупенко покинули его кабинет, готовые к действиям решительным, а возможно и выходящим за рамки, предписанные законом, – Что ещё за спецслужбы? – закипел Балабанов, закрывая дверь начальственного логова.
– Есть основания полагать, что это одна из наших силовых структур решила отличиться.
– Веди Джульбарса, – распорядился майор. – Уж если кто и достанет Химкина из лап недругов, так это главный шаман Каймановых островов.
Пока Гонолупенко ходил за чёрной псиной, Балабанов в вестибюле родного Управления изучал составленный с помощью компьютера собственный портрет, который висел совершенно не на том стенде, на котором хотелось бы. Рядом красовался тоже весьма реалистически сварганенный портрет лейтенанта Гонолупенко. Помощник депутата Полуэктова оказался на редкость памятливым человеком, во всяком случае, составленные им фотороботы были весьма далеки от кубизма и прочего абстракционизма и откровенно намекали, что в похищении известного либерального политика приняли участие доблестные офицеры милиции, люди отмеченные орденами «За заслуги» самим Папой, майор Балабанов и лейтенант Гонолупенко.
К счастью, Портсигаров был на машине, довольно приличном «Форде», стоимость которого оценивалась в сумму равную Балабановскому жалованию по крайне мере за двадцать пять лет беспорочной службы. Не говоря, уже о том, что это жалование майору ещё предстояло заработать, а в свете открывающихся не радужных перспектив такой возможности могло и не представиться.
Джульбарс при виде шоуменов радостно взвизгнул и лизнул в лицо дружески настроенного к нему Колю.
– А вас разыскивает милиция, – приветствовал озабоченных офицеров, подсаживающихся к нему в машину, Портсигаров. – Весь город обклеен фотороботами. Дважды ваши изображения показывали по телевидению. Такие вот дела мистеры Балабан
и Гонлоу. Партия Либеральной Свободы обещает за ваши головы миллион долларов. Так что оцените наше с Колей благородство.
– Причём тут благородство, – ухмыльнулся Коля. – Мы просто не смогли поделить на две равные части миллион. Всё время выходило по семьсот тысяч долларов на брата.
Конечно шоумены, как люди легкомысленные и не обременённые служебными обязанностями, могли себе позволить дружеский розыгрыш, но Балабанову сегодня было не до шуток.
– Так что случилось с Химкиным? – Химкина взяли в кафе, где мы ему назначили встречу, – доложил Портсигаров, проникающийся серьёзностью ситуации. – Из чего я, между прочим, делаю вывод, что за нами не только следят, но и подслушивают наши с Колей разговоры.
После этого сообщения и без того нерадостное настроение Балабанова испортилось окончательно. Не приходилось сомневаться, что за них взялись всерьёз люди, располагающие большими возможностями. Прослушивание телефонных разговоров да ещё без санкции прокурора, это вам не шутка. По словам Портсигарова, Химкина спрятали в одном из московских отелей, а именно в известном Балабанову по приключениям двухгодичной давности «Интернационале».
– А почему его не отвезли на конспиративную квартиру? – удивился майор. – Ты ещё скажи – сразу на Лубянку, – засмеялся Портсигаров. – Такие операции, товарищ мент, никогда не проводятся официально. Химкина сначала попытаются подкупить, потом запугать, а в конце концов завербуют. Не думаю, что видный журналист будет сильно сопротивляться. Я очень удивлюсь, если в нынешней ситуации Химкин не окажется агентом всех ведущих разведок мира.
– Везёт журналюгам, – вздохнул Коля. – А тут ходишь не завербованным, как последняя сволочь. – Как это не завербованным, – возмутился Балабанов. – Да я уже генералитету доложил, что заслал вас в стан призраков. Подполковник Оловянный утрясает сейчас наверху финансовые проблемы. А благословил операцию сам Серж Массальский. – О брат, – с уважением протянул Портсигаров, – вознесло тебя, однако. Дело, выходит, серьёзнее, чем я полагал.
«Форд» лихо подрулил к парадному крыльцу «Интернационаля». Перед тем как кинуться на штурм вражеской цитадели, Портсигаров быстренько проинструктировал соратников:
– Значит так: для охраны отеля Гонолупенко сотрудник администрации потомакского лидера в чине генерала, Балабанов представляет нашу аналогичную службу. Ну и, наконец, я буду высокопоставленным сотрудником МИДа, сопровождающим высокого гостя.
