– Я вас умоляю, мужики, – зашипел обиженно Балабанов. – Ну, кто такое серьезное дело доверит артистам. Вы как со вчерашнего дня в органах. А я по милости потомакского Жоры уже почти месяц болтаюсь в скоморохах. Хорошо хоть в стрельцы не определили, там, говорят, с бердышом намаешься.
Видимо президентской охране тоже пришлось несладко в связи с визитом потомакского лидера, поскольку к страданиям милицейского майора они отнеслись с большим сочувствием. И даже простёрли свою любезность до того, что выделили «артистам» двух сопровождающих, без которых «преображенцы» точно бы заблудились в Каменных палатах, недавно отреставрированных знаменитым на весь мир Пал Палычем Аустерлицем.
За время долгого пути Балабанов вдоволь налюбовался своим отражением, как в зеркалах, так и в начищенном до зеркального блеска полу. И надо сказать, что среди всей этой византийской роскоши преображенцы смотрелись куда уместнее, чем сопровождавшие их скромные молодые люди в штатском. Однако господин Налимов, видимо, так не считал, потому что при виде нахлынувших в его кабинет посетителей едва не хлопнулся в обморок. Что уж ему померещилось, Балабанов не знал, однако ещё по прошлой встрече приметил за сотрудником президентской администрации, благополучно перекочевавшего от старого главы государства к новому, склонность к истерике в самый неподходящий момент.
Реакция сановного лица на доставленных к нему артистов видимо показалась молодым людям странной, и они слегка заволновались. К счастью, Налимов успел прийти в себя, и опознал давно ему известного Портсигарова.
– Связался я с тобой, – шоумен с досадой бросил треуголку на заваленный бумагами стол. – Ну, обо всём, кажется, договорились. Так нет, вечный наш бардак. Полдня хожу по Каменным палатам, как призрак отца Гамлета, пугая бдительную охрану.
– А в чём дело-то? – удивился Налимов.
– То есть как в чём дело! – взвился присевший было на стул Портсигаров. – Я привёл два полка, Преображенский и Стрелецкий, а ворота Кремля оказались закрыты. Более того, нас даже на Красную площадь не пускают, толчёмся как последние придурки на Манежной. И это ты называешь культурной программой, Налимов?! И ждёшь, что Жора скажет тебе за неё своё знаменитое «бьючифул».
Успокоенные молодые люди деликатно не стали слушать чужую перебранку и покинули кабинет. Балабанов вздохнул с облегчением – на этот раз, кажется, пронесло. Однако не приходилось сомневаться, что молодые люди уже доложили, куда надо,
о появлении в Каменных палатах «артистов», с перечислением их фамилий, званий и регалий. Конечно, родное министерство должно подтвердить, что Балабанов и Гонолупенко в списках значатся, сложнее будет определить, кто и за каким чёртом откомандировал их во МХАТ?
– Но при чём тут преображенцы, а тем более стрельцы? Я точно помню, что их в культурной программе не было.
– А что было? – спросил Коля. – Посещение храмов, осмотр царь-пушки. Встреча с народом, допущенным пред очи. – А утро стрелецкой казни по Сурикову? – изобразил волнение Портсигаров. – В постановке то ли Михалкова, то ли Кончаловского. Мне мэр Устроев лично звонил. Он уже договорился с президентом.
– Как договорился? – ахнул Налимов. – Ну, интриганы! Но меня же не известили! – Сидишь тут копаешься с бумажками, – расстроенно крякнул Коля. – А репетиция назначена на четыре часа пополудни, сам президент в ней будет участвовать. – Так мы же не успеем, – подпрыгнул Налимов. – Сейчас же три!
– А я тебе о чём битый час толкую, – рассердился Портсигаров. – У меня люди с утра не кормлены, и кони стоят не поены.
– Какие кони? – схватился за голову Налимов. – Какие могут быть ещё кони? – Конногвардейские, разумеется. Что ты как с Луны свалился. По-твоему, кавалергарды должны перед потомакским лидером в пешем строю позориться.
– Ну, Устроев, – запричитал Налимов. – Ну, подложил свинью! Ведь хотели же по-простому. Тихо мирно, по-семейному. А тут мэрия со своей гигантоманией.
– Ты шевелиться сегодня собираешься? – ехидно спросил Коля. – Стоишь как памятник работы Церетели. Где твоя машина? Выписывай пропуска, и поехали на Манежную.
Налимов засуетился, куда-то звонил, с кем-то ругался. Похоже известие о намечаемом «Утре стрелецкой казни» захватило президентскую администрацию врасплох. Во всяком случае, Налимов аж охрип, отдавая распоряжения.
– А я что, – орал он в трубку. – Мэра благодарите. Так скажите Волокушину, чтобы изыскал миллион. Мне людям платить нечем. И кони стоят не поены. Какое шампанское, вы что там, с ума посходили. Водою ключевою. Да не потомакского президента, а коней кавалергардского полка.
Через пять минут машину, наконец, подали к подъезду. Деликатно отодвинув шофёра в сторону Портсигаров сам полез за руль, путаясь в ботфортах, совершенно неприспособленных для современного транспорта. Шпагу он отдал преображенцам, разместившимся на заднем сидении. Из Кремля их выпустили без помех, видимо охране вполне хватило бумажки, которую сунул им под нос взволнованный Налимов. Балабанов, оглянувшись на остающиеся за спиной солидные стены, вздохнул с облегчением. Но вздохнул он, разумеется, преждевременно, поскольку до окончания дела было ох как далеко.
– А мы разве не на Манежную? – удивился Налимов: – Сначала заедем к Белявскому, – отозвался Портсигаров. – Он мэру Устроеву обещал на проведение мероприятия сто тысяч наличными. – А что же он мне ничего не сказал, – обиделся на подельника Налимов.
Белявский расположился со всеми удобствами в скромном особнячке на тихой улочке. Особнячок был огорожен железным забором, который хоть и уступал размерами Кремлёвской стене, но всё же не настолько, чтобы посторонние люди могли с наскока навязать хозяину свое присутствие. У ворот бдила охрана, настроенная решительно и даже воинственно. Впрочем, Налимов был опознан решительными, как социально близкий, перед которым не грех распахнуть ворота. Однако Портсигаров в логово олигарха въезжать не стал, а отправил за Белявским взопревшего от забот и духоты Налимова с твёрдым наказом, никаких объяснений не слушать, а тащить спонсора сюда, не взирая на протесты и отговорки.
– Знаю я эту братию, как обещать власть предержащим, так они все мастера, а когда приходит срок расплачиваться с трудовым народом, так они норовят улизнуть в кусты. – С каким трудовым народом? – не понял шоумена сотрудник администрации.
– Со мной, Налимов. Я один во всей беспредельной и бескрайней России добываю хлеб в поте лица своего. И поторапливайся, времени у нас в обрез.
Надо отдать должное Налимову, не прошло и пяти минут, как он скатился с крыльца роскошного особняка рука об руку с коротконогим господином изрядной комплекции, на побагровевшем лице которого недоумение было написано яркими красками. Коротконогий всё пытался что-то доказать Налимову, но тот досадливо от него отмахивался.
– Говорю же тебе, кони не поены, – донеслось до «преображенцев». – Так ведь ни сном, ни духом, – оправдывался коротконогий, в котором Коля вслух опознал Белявского. – Ты же знаешь, сколько у меня дел.
Возле самой машины Налимов остановился и завизжал, как поросёнок: – Ты что, меня без ножа зарезать хочешь! Сам президент дал добро. Это будет позор на весь цивилизованный мир.
– Так я же не против, Василий, – растерялся Белявский. – Я просто не в курсе. Денег на благое дело мне не жалко. Сто так сто, двести так двести. Подожди, охрану возьмём.
– Да какая там охрана, – махнул рукой Налимов. – Садись быстрее.
Балабанов пропустил на заднее сидение багроволицего Белявского и сам с трудом втиснулся следом. Портсигаров тут же сорвался с места, оставив решительных и воинственных в тихом недоумении. Растерявшийся босс так и не успел им отдать никакого распоряжения. – Будет вам охрана, – сказал, оборачиваясь, Портсигаров. – Полк преображенцев и полк стрельцов в дополнение к кавалергардам на непоеных конях.
Погони не было. Балабанов мог убедиться в этом собственными глазами. Всё свершилось на удивление просто и быстро. Скорее всего, охрана не скоро сообразит, что прошляпила дорогого босса.
– А вы кто такой? – растерянно спросил Белявский у Портсигарова. – Прокурор Ягужинский. От Петра Алексеевича.
– От какого Петра Алексеевича? – возмутился опамятовавший олигарх. – Вы что тут со мной шутки шутить вздумали
Прокурор Ягужинский промолчал, зато гвардии поручик Балабанов так сильно сдавил плечо мультимиллионеру, что тот даже охнул.
– Налимов, это что, похищение? – испуганно вскрикнул он.
– Какое к чёрту похищение, ты в своем уме?! – очнулся от дум чиновник администрации. – Тебе же русским языком сказали, кони не поены.
Портсигаров тормознул «Мерседес» у дома Мыскина. Налимов удивленно глянул на шоумена:
– А где кавалергарды? – Будут и кавалергарды, – обнадежил политического деятеля прокурор Ягужинский. – Но для начала нужно разрешить кое-какие вопросы.
– Я же тебе сказал, это похищение, – взвизгнул Белявский и тут же осёкся под взглядом колдовских карих глаз арапа Петра Великого.
Растерявшегося сотрудника президентской администрации и перетрусившего олигарха без лишних разговоров извлекли из машины и отконвоировали в квартиру Мыскина, где их встретил воплями торжества сам хозяин, во главе своей рати и с неизменным фрэндом Бобом по правую руку. При виде заклятого врага Белявский испустил стон и даже предпринял отчаянную, но безуспешную попытку вырваться из лап преображенцев. Попытка была пресечена гвардии поручиком Балабановым, который без церемоний ткнул олигарха кулаком под рёбра. После чего Белявский потерял всякую охоту к сопротивлению.
Пленников торжественно ввели в уже знакомую Балабанову гостиную, где у стеночки на финском диване под изображением купающейся Сусанны сидели паиньками писатель Будимир Ковыль и помощник пропавшего депутата господин Кузякин.
– Я буду жаловаться президенту, – неуверенно пригрозил Налимов. – Тебе, Портсигаров, это даром не пройдёт.
– А что мне президент, – пожал плечами прокурор Ягужинский. – Я на императора Петра Алексеевича работаю. А мин херц сказал – «Налимова и Белявского к ногтю, а если дёргаться начнут, заковать в кандалы и этапом в Сибирь, на Неречинские рудники».
– Какие рудники? – обомлел Налимов. – Ты в своём уме? Слушай, Белявский, они тут все сумасшедшие.
– О, – сказал Коля. – А нас по телевизору показывают.
И, между прочим, оказался прав. Захлебывающийся от восторга джинсовый журналист комментировал в новостийной программе свою встречу с призраками в торговом центре под Манежной площадью. Искренность журналиста подтверждалась совершенно убойным видеорядом, когда невесть откуда взявшиеся преображенцы, с зверскими физиономиями, разметав ни в чём не повинных покупателей и опрокинув доблестную охрану, скрылись в неизвестном направлении. Далее последовало короткое интервью, взятое у призрака, назвавшего себя прокурором Ягужинским, который грозил карами нерадивым российским чиновникам. По словам джинсового журналиста, это первые по настоящему документальные кадры, подтверждающие обоснованность газетных публикаций о появившихся на улицах столицы таинственных призраках. Конечно, продолжал джинсовый журналист, можно предположить, что перед нами шутники или ряженые, преследующие какие-то свои, далёкие от высокой политики цели, но в любом случае властям пора уже обратить внимание на вооружённых холодным оружием людей, которые пугают московских обывателей. Что же касается личных впечатлений джинсового комментатора и впечатлений его коллег, то у них практически нет сомнений, что столкнулись они в торговом центре с явлением необычным и даже возможно выходящим за грань реальности. Того же мнения придерживались и многочисленные покупатели, которые в один голос настаивали, что видели именно призраков. Или фантомов, как сказал очкастый дядя, пустившийся в пространные рассуждения по поводу участившихся аномальных явлений и происшествий в нынешнем неспокойном мире. По мнению очкастого, всё это было далеко не случайно, и видимо прав журналист Химкин в своей последней статье, предупреждающей о грядущем Апокалипсисе. Что же касается
