Особая реальность (перевод Останина и Пахомова)

черная кожаная куртка с бахромой, ковбойская шляпа и сапожки ручной выделки с монограммой.

Аусио обрадовался подарку и тут же унес бутылки в дом>. Дон Хуан как бы невзначай заметил, что не дело прятать водку и напиваться в одиночку. Лусио возразил, что у него такого и в мыслях не было – он отложил бутылки до вечера, чтобы распить их с друзьями.

Около семи вечера я зашел к Лусио. Стемнело. Под низким деревцем я разглядел два силуэта: это были Лусио и его приятель. Они поджидали меня и, освещая путь фонариком, повели в дом.

Жилище Лусио представляло собой шаткое сооружение из двух комнат с земляным полом и стенами из прутьев, обмазанных глиной. Дом был метров шесть в длину, опорой ему служили две тонкие мескитовые балки. Крыша, как и у всех домов, – плоская, крытая соломой; впереди – трехметровая рамада, нечто вроде веранды. Рамаду кроют не соломой, а ветками: они дают хорошую тень и обеспечивают циркуляцию воздуха.

Входя в дом, я включил спрятанный в портфеле магнитофон. Лусио стал знакомить меня с друзьями. Вместе с доном Хуаном в доме было восемь человек. Все расположились в комнате, которую освещала керосиновая лампа, висевшая на балке. Дон Хуан сидел на ящике. Я сел напротив, на краю двухметровой скамьи – толстой доски, прибитой к двум врытым в землю столбам.

Дон Хуан снял шляпу и положил ее на пол, у ног. В свете лампы его короткие седые волосы переливались серебром, морщины на лице углубились, он выглядел старше, чем обычно. Я посмотрел на других. В желтоватом свете все казались уставшими и постаревшими.

Лусио объявил по-испански, что сейчас мы разопьем бутылку баканоры, которую я привез ему иг Эрмосильо. Он сходил в другую комнату, принес бутылку, откупорил и вручил мне вместе с жестяньш стаканчиком. Я плеснул в него малость и выпил. Ба-канора была ароматней и крепче обычной текилы, я даже закашлялся. Бутылка пошла по кругу. Все выпили понемногу, кроме дона Хуана, который подержал бутылку и вернул ее Лусио.

Заговорили о вкусе и аромате баканоры, изготовленной не иначе как в горах Чихуахуа.

Бутылка пошла по второму кругу. Гости щелкали языком, выражая свое восхищение. Разгорелся спор о том, чем отличается текила из Гвадалахары от текилы с гор Чихуахуа.

Дон Хуан опять не стал пить, а лишь капнул в стаканчик, зато остальные наполняли до краев. Бутылка еще раз пошла по кругу и опустела.

– Лусио, принеси остальные, – сказал дон Хуан. Лусио заколебался, но старик как ни в чем не бывало

объявил, что я привез его внуку целых четыре бутылки. Бениньо, с виду ровесник Лусио, покосившись на портфель, который я незаметно поставил позади себя, спросил, не торгую ли я текилой. Дон Хуан ответил: нет – и добавил, что я приехал в Сонору к нему в гости.

– Карлос постигает мудрость Мескалито, я обучаю его, – сказал он.

Все поглядели на меня и вежливо заулыбались. Ба-хея, дровосек, худощавый юноша с резкими чертами лица, вперился в меня взглядом и сказал, что лавочник божился, будто я – шпион американской компании, которая хочет добывать на земле яки полезные ископаемые. Присутствующие с возмущением отреагировали на это подозрение, тем более что все недолюбливали лавочника, который был «йори», то есть мексиканец.

Лусио сходил за второй бутылкой, открыл ее, налил себе до краев и пустил бутылку по кругу. Разговор, пошел о возможном появлении в Соноре американской компании и о том, что это принесет ин- дейцам-яки. Бутылка вернулась к Лусио. Он поднял ее и посмотрел, много ли осталось.

– Успокой его, – шепнул мне дон Хуан. – Скажи, что привезешь еще.

Я наклонился к Лусио и пообещал привезти в следующий раз не меньше полудюжины бутылок. Постепенно разговор затих. Дон Хуан обернулся ко мне:

– Послушай, почему бы тебе не рассказать, как ты встречался с Мескалито? Это куда интереснее болтовни об американской компании.

– Дед, а Мескалито – это пейотль? – спросил Лусио.

– Так его называют многие, – ответил дон Хуан. – Но я предпочитаю называть Мескалито.

– От этой штуки сходят с ума, – сказал Хена-ро, сухощавый мужчина в летах.

– Если бы это было так, – возразил дон Хуан, – на Карлоса давно бы напялили смирительную рубашку и он не разговаривал бы сейчас с вами. Он встречался с Мескалито, и, как видите, в полном порядке.

– Как знать, – протянул Бахея. Все рассмеялись.

– Посмотрите тогда на меня, – сказал дон Хуан. – Я почти всю жизнь встречаюсь с Мескалито, и он не причинил мне зла.

Никто не засмеялся, но было видно, что и эти слова не приняли всерьез.

– Конечно, – продолжал дон Хуан, – Мескалито может лишить людей рассудка. Но только тех, которые не знают, чего от них хотят.

Эскуере, старик одних лет с доном Хуаном, хихикнул:

– О каком знании ты все толкуешь, Хуан? В прошлый раз, когда мы виделись, ты тоже говорил о нем.

– Люди обалдевают, наевшись пейотля, – опять вступил дон Хенаро. – Я видел, как его ели индей-цы-уичолы. Они просто взбесились: у одного пена на губах, другого рвет, третий мочится где попало. От этой гадости запросто падучую подхватить, а она, сами знаете, на всю жизнь.

– Был человек, стал скотина, – подал голос Бахея.

– Хенаро, ты видел только то, что хотел увидеть, – сказал дон Хуан. – И не потрудился узнать у индейцев, что значит встреча с Мескалито. Насколько мне известно, падучей от этого не бывает. По-твоему, все люди, познавшие Мескалито, – сумасшедшие?

– Если они выделывают такие штуки, значит, повернутые, – ответил Хенаро. – Или близки к этому.

– Ну хорошо, допустим. Тогда кто же за них работает? И как они не умирают с голоду? – спросил дон Хуан.

– Макарио, что приезжает к нам с «той стороны», из Штатов, – сообщил Эскуере, – говорил: кто испробовал пейотль, тот на всю жизнь получает отметину.

– Твой Макарио – врун, – возразил дон Хуан. – Болтает сам не знает что.

– Он и впрямь частенько привирает, – согласился Бениньо.

– Кто это Макарио? – спросил я.

– Индеец-яки, из местных, – ответил Лусио. – Уверяет всех, что родился в Аризоне, а во время войны побывал в Европе. Мастер на небылицы.

– Говорит, служил полковником, – вставил Бениньо.

Все рассмеялись и стали вспоминать всякие басни, которые рассказывал про себя Макарио. Но дон Хуан снова вернул разговор к Мескалито.

– Всем известно, что Макарио – врун, – сказал он, – однако его болтовне про Мескалито вы верите.

– Дед, это ты о пейотле? – спросил Лусио.

– О чем же еще, черт побери!

Дон Хуан ответил так резко и сердито, что Лусио даже отшатнулся. Всем стало как-то не по себе. Но дон Хуан тут же улыбнулся и продолжал спокойным голосом:

– Как вы не поймете, что Макарио не знает, о чем говорит? Можно ли вообще толковать о Мескалито, не познав его?

– Опять ты за свое, – протянул Эскуере. – На черта нам его знать? Ты хуже Макарио. Тот хоть говорит, что думает, а знает он, о чем говорит, или нет – это другой вопрос. Сколько уже лет от тебя слышу: знание, знание… Какое знание?

– Дон Хуан говорит, что в пейотле обитает какой-то дух, – сказал Бениньо.

– Пейотль-то я видел, а вот духов что-то не встречал, – сказал Бахея.

– Можете считать Мескалито духом, – стал объяснять дон Хуан. – Но чтобы понять, кто он на самом деле, надо с ним встретиться. Эскуере говорит, что я толкую об этом не первый год. Верно. Но разве я виноват, что вы не понимаете? Бахея считает: познавший Мескалито становится скотиной. А я так не