— Успокойтесь, Николай. Держите себя в руках, — пожурил адвокат. — Теперь опять таблетку давать придется.
— А чего он обзывается?
— Он просто некультурный человек, за этот недостаток по роже бить не следует. Сядь и не прыгай, пока не скажу.
Обиженный Николаша вернулся к дверям.
— Ва-ле-ра, ау… Вы поняли, что я сказал?
— Угу.
— Отлично. Будьте добры, ответьте тогда — кто рассказал вам о нашей сегодняшней встрече?
— Да!
— Что «да»?
— Да, я пил с Ларисой вино! «Кюрдамюр». Только это было на Пасху!
— Боже мой, какая Лариса? Какой «Кюрдамюр»?
— Кончай шланговать, — бросил из дальнего угла Караваев. — Поговорим и разбежимся. Не строй из себя Фокса.
— Действительно, Валерий. Я всегда стою на позициях здравого смысла. Я прекрасно вас понимаю, затронута ваша профессиональная честь, гордость. И поверьте, мне совсем нелегко задавать эти вопросы. И все же… Кто рассказал вам о встрече?
— Ты забыл одну формальность, сволочь.
— Да? Какую? И если можно, не называйте меня сволочью. Что за слово такое?
— Ты не предупредил меня об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. К тому же я имею право хранить молчание, мы в демократической стране.
— Убью… — встрепенулся Николаша. Адвокат остановил юношу жестом.
— Видите ли, Валера, здесь несколько иной случай. Ну, хорошо, к первому вопросу мы вернемся позднее — время, слава Богу, не ограничено. Скажите, где документы? Помните, те, что вы на ксероксе катали? Никакой проверки режима секретности не было, обманщик вы этакий.
— Жила я только с вами, больше ни с кем.
— Виктор, — поправляя пальцем пенсне, Геворкян обернулся к Караваеву. — Он на самом деле такой упрямый?
— Придуривает. Слушай, Валерыч, я не знаю, что это за бумаги, кому и зачем они нужны. Я сам из-за них в полном говне, так еще и ты вписываешься. Отдай и чеши домой.
— Хе-хе, Каравай. Ты из-за них в говне? Ты и так в говне. А бумаги хер вы получите, ребята. Кровушка Олега на них, друга моего. Ты, Каравай, не знал его, и слава Богу.
— Ну, чего ты мелешь, а? Мститель красный. Еще тебя колоть не хватало.
— А ты попробуй. Каравай, расколи. Ты, Каравай, наверное, меня совсем не уважаешь. Да я живой только потому, что бумажки у меня заныканы. Неужели ты думаешь, что я теперь тебя в покое оставлю? Я ж тебе без всякой очистки рядов девять грамм припаяю.
— Только не надо пугать. Террорист-затейник, брат зеленый. Где бумаги? В сейфе?
— Иди проверь. Ключики вон, на столе. Кишка у тебя, Каравай, тонка. Ты только и можешь, что патроны подкладывать да рапорты капустные сочинять… И баб чужих трахать.
— Это он замполитовских лекций о культуре семейных отношений наслушался.
— Жалко тебя, Каравай, на них не было.
— Кстати о семейных отношениях… — адвокат встал со стула. — У вас, Валерий, проблем семейных нет? С женой хорошо живете?
Любимов хмуро улыбнулся и попытался выпрямиться.
— Нормально живем, сволочь. Чего и тебе желаем.
— Спасибо, спасибо… У меня, тьфу-тьфу, тоже все благополучно. Я ведь не из праздного любопытства интересуюсь. Супруга волнуется, наверное. А в ее положении… — Адвокат поднял со стола трубку. — Хотите пообщаться? Предупредите, успокойте.
Не ожидая ответа, он набрал номер.
— Игорек? Все в порядке? Надеюсь, вы не доставили Алене Сергеевне хлопот? И не позволили себе лишнего? Прекрасно. Передай, пожалуйста, ей трубочку.
Геворкян приложил свою трубку к уху Валеры.
— Чур, долго не болтать, услуга платная, связь сотовая. Трубка не моя, перед человеком неловко будет.
— Алло, алло, Валерочка! Где ты? Что случилось?
Любимов мгновенно пересохшим ртом выдавил:
— Ты где?
— Дома, — плакала Алена, — они, они тут… И этот, с пауками…
— Алена, успокойся. Все в порядке, я скоро приеду. Передай им, что если хоть один волосок… Успокойся, я прошу…
Геворкян нажал кнопочку.
— Все, все, извините, Валерий, время.
Пока Валера разговаривал по телефону, Караваев убрался из комнаты. Может, опять живот прихватило, может потому, что Алену он знал лично. Николаша на всякий случай поднялся.
Любимов зарычал, попытался освободить руки.
— Любовь, Валерий, любовь. Соглашусь, неприятно. «Влюбилась я в него, подружки, и три дня уже ни с кем…» А что прикажете делать? Увы, это вынужденная мера, хотя довольно неоригинальная. Вы должны были это предвидеть, должны были позаботиться — хотя бы ради видимости.
— Если с Аленой… Сука.
— Все в ваших руках, Валерий. Как только я получаю известные вам документы, ваша супруга лишается приятного общества наших людей. Заметьте, Валерий, ее ни в коем случае не похищали, ей не угрожали, ее не били… Просто зашли навестить, но вы же юридически грамотный человек, понимаете…
— У меня нет этих бумаг. Олег ничего мне не передавал.
— Я бы охотно вам поверил, Валерий, но… — Геворкян располагающе улыбнулся. — Все будет хорошо, если все будет хорошо. Согласитесь, это не та ставка. Ради чего, Валерий? Деньги? Вы хотите продать эти бумаги? Хорошо, я куплю их у вас, назовите сумму. Служебный долг? Ну, вы же не маленький. Никому ничего вы не должны. Может быть, еще что?
— Грамоту почетную хочется.
— Хорошо, что вы не теряете присутствия духа, значит, вы в здравом уме, но мы не можем до бесконечности соревноваться в остроумии. И так людям неудобство доставили.
Адвокат кивнул на Николашу.
— Я ему сейчас сам неудобство доставлю. Где о чем спрашивают, пугало?
Любимов нагнулся и сплюнул кровь себе под ноги.
— Нет у меня бумаг, сказал же.
— И где же они?
— И не было.
— Откуда вы тогда взяли адреса?
Николаша, не дождавшись ответа, вновь сорвался с цепи, саданул Любимову в солнечное сплетение, затем схватил за браслеты, сцеплявшие руки опера за спиной, и резко дернул вверх. Валера вскрикнул, стал глотать ртом воздух.
— Чего ты, Эдик, с ним терляевоnote 2 разводишь? Он же быкует, в натуре. Слышь, педик? Кончай пыль варежкой хватать. Где, бля, бумаги? Я из тебя сейчас Бонивураnote 3 сделаю.
— Кого-кого, простите, Николаша?
— Книги читать надо, Эдик. Стыдно.
— Значит, так. Я расколю его с семи ударов.
— Я попробую расколоть с пяти.
