— Похоже на то, что он заплатил за поручительство.
— Кто дежурил?
Пренгл посмотрел на расписание.
— Том. И я. Но я вынужден был пойти к Эми подбирать одного прохвоста, который нашумел там.
— Рыбак, который там лежит?
— Да, парень весь в крови.
— Мне кажется, что немного перевязать его было бы не лишней роскошью.
Пренгл затянул свой пояс.
— Я пытался воздействовать на доктора Уолкера. Я этим сейчас и занимался.
— У меня были с ним неприятности в начале вечера.
— Ты вынужден был обменяться тумаками, да? — Пренгл улыбнулся.
— Но это — не я.
— Я нашел его таким у Эми. Насколько я понял, он стал немного слишком нежным и укусил одну из тамошних курочек, и ты бы удивился, если бы знал, в какое место. Тогда она подергала у него перья и стала дубасить его каблуком-гвоздиком, высотой в десять сантиметров. — Ночной помощник шерифа смотрел в окно из кабинета. — А ты веселился, а, Энди?
— Да-а, — с горечью протянул Латур, — веселился.
— И все это за двести восемьдесят долларов в месяц!
Латур подумал, зачем к дьяволу, Пренгл думал обмануть кого-то этим заявлением. Он был одним из тех, кто богатели так же, как и Том Мулен и Старик. Они не нуждались в нефтяных разработках. У них повсюду были их маленькие золотые шахты — в течение каждой недели, во всех барах, в кабаках и борделях, остающихся открытыми после положенного часа. Не говоря уж о питании за красивые глазки и о всех курочках, которые услаждали их. День был очень длинным, и Латур очень устал. Ему было пора домой. Он надел шляпу.
— Ладно. Думаю, что больше ничего не случится сегодня.
Голос Пренгла остановил его на пороге двери.
— Итак, какой ты ее нашел?
Латур обернулся, чтобы посмотреть на него.
— Кого это?
Пренгл улыбнулся.
— О, слушай, Энди, не заворачивай и не скрытничай. Весь город говорит об этом.
Латур понял, о чем хотел сказать Пренгл.
— Ты хочешь сказать, что я проводил Джека Лакосту?
— Да. И Лакосту, который напивается потому, что не может удовлетворить свою жену. В таком возрасте мужчина должен быть сумасшедшим для того, чтобы жениться. Парни говорили мне, что она очаровательна.
— Верно.
— Рыжая?
— Рыжая.
— Хорошо сбалансирована?
— Хорошо сбалансирована.
— И молодая?
— Она говорит, что ей семнадцать лет.
Пренгл свистнул.
— Вот кому здорово везет! У тебя, вероятно, веселая жизнь! В то время, как я, когда мне хочется поразвлечься, я должен удовольствоваться профессиональной шлюхой. А у этих девиц ты никогда не знаешь, сколько километров на счетчике.
— Возможно, — согласился Латур. — Это очень возможно.
До оазиса темноты, по которому шел Латур, донесся из одной из ночных коробок, вопль кларнета, более похожий на стон, чем на музыкальный звук, на стон насилуемой женщины. Латуру вдруг надоел этот город. Он задал себе вопрос, зачем он вернулся сюда. Он жалел, что привез сюда, во Френч Байу, Ольгу, что не остался в армии. Он, безусловно, не сделал бы этого, если бы знал, что две пробные скважины на его земле ничего не обнаружили.
Было бесполезно говорить Пренглу, что он не оставался с Ритой. Он просто тогда пожал плечами и пожелал доброй ночи, спустился по ступенькам и углубился в темноту.
Кобура с тяжелым револьвером ударила его по бедру. Первый выстрел по нему был сделан именно здесь. Однажды вечером, после того, как он отдежурил свое время от четырех часов до полуночи, он переходил через парк к своей машине, и в него выстрелили сзади из-за кустов. Благодаря инстинкту, выработанному еще в армии, он бросился плашмя на землю, доставая свой револьвер. Когда он поднялся с земли, таинственный стрелок уже исчез. Он, вероятно, смешался с толпой на улице Лафит. Последующее покушение было не менее драматичным. Четыре шашечки с динамитом были положены и прикреплены к проводам зажигания, но так неудачно и неумело, что они не взорвались, когда он нажал на акселератор. И, наконец, последовали выстрелы из зарослей сахарного тростника. И все это — за четырнадцать дней. Видимо, этот убийца-стрелок очень торопился.
Латур выехал из города и сделал небольшой объезд по берегу. Свет и музыка постепенно замирали вдали. Вскоре он слышал крики сов и шум от работы насосов, выкачивающих черное золото из земли почти всех поместий, кроме его. Латуру было интересно узнать, хороший ли стрелок Георг. Несмотря на все свое фанфаронство и спесь, брат Ольги был лишь лейтенантом в иностранном легионе, пока не решил, что гораздо спокойнее жить за счет своего «богатого» зятя. Георг мог действительно быть легионером, там было немало белых русских. Георг был еще более, чем его сестра, обозлен, когда узнал, что его сестра вышла замуж не за богатого человека, и ничего, кроме смерти мужа, по заветам их религии, не могло позволить Ольге снова выйти замуж. Как только Латур умрет, Ольга сможет снова продать свою красоту. И у легионеров была слава хороших стрелков. Они попадали с лета в муху. Неудачи прежних попыток можно было объяснить темнотой.
Латур подумал о Томе Мулене и о шерифе Величе. Отказываясь от взяток, Латур становился им поперек дороги и служил укором их совести. Но оба мужчины, пьяные или трезвые, были исключительными стрелками. И Латур не думал, чтобы кто-нибудь из них замышлял убить его. Том Мулен даже советовал действовать ему «полегче». Все, что старый шериф и Том Мулен хотели, это не обращать внимания на Френч Байу, Луизиану или вообще Соединенные Штаты. Как только их город станет достоянием прессы, для них все будет кончено: куры перестанут нести золотые яйца, и они сильно рисковали провести остаток своих дней в местах для них не очень приятных. Латур был очень смущен.
Отъехав на шесть километров от Френч Байу, он свернул на дорогу, обрамленную деревьями и ведущую к берегу и к старому строению из белых кирпичей и известняка, которое принадлежало его семье в течение более полутораста лет. Там, по крайней мере, было тихо и темно. Воздух был напоен запахом жасмина и жимолости, которая вилась по источенным временем колоннам, поддерживающим веранду. Здесь находился знакомый ему Френч Байу, который он любил, и фамильный дом, который он так мечтал реставрировать после войны.
Латур подошел к одной из открытых ставень и посмотрел во внутрь помещения. Со светлыми волосами, зачесанными назад и собранными в узел на затылке, одетая в простое белое платье, которое четко обрисовывало контуры ее тела, Ольга смотрела телевизор. Дорогой агрегат, теле-радио-магнитофон, был не по средствам Латуру, но, тем не менее, он купил его, так как ему было стыдно предложить своей жене что-нибудь дешевое.
С Ольги его взгляд перешел на ее брата, и сразу же Латур закипел негодованием, что всегда с ним делалось, когда он смотрел на Георга.
Если все аристократические семьи русской знати были похожи своим эгоизмом и спесью на Георга, ничего не было уже удивительного в том, что большевики прогнали их из своей страны. Основные таланты Георга, если они вообще у него были, заключались в том, чтобы устроиться на дармовом питании и виски, живя на европейский манер с упорным нежеланием работать, и пользоваться положением брата жены. И
