Эхо…
— Раньше ты, наверное, плохо слышал, — посочувствовали в ответ. — Эхо никогда и ничего не воспроизводит в том же самом виде, в котором получает. Точность — въедливость королей, и точность скучна. «Ау» — «уа», «Вы, что же, серьезно?» — «Вы тоже Сережа», «Я рад, но мне очень…» — «Оратор, короче!» — если это и повторы, то творческие: пусть довольно бедные, но ничего более интересного ты не произнес. Повтор хорош тогда, когда он смысловой: просто пересмешничать — глупо… Ну-ка, скажи что- нибудь, да погромче!
— Э-ге-ге-гей! — охотно заорал Петропавел.
— Спаси-ибо, — уныло протянул Эхо. — И что прикажешь с этим делать?.. Вот тебе наглядный пример автоматического речепроизводства: в подобных ситуациях люди всегда кричат «ау» или «эге-ге-ге- гей!» чисто механически, не отдавая себе в этом отчета. Язык владеет человеком… — Эхо вздохнуло.
— Человек владеет языком! — с гордостью за человека сказал Петропавел.
Эхо хмыкнуло.
— На твоем месте я не делало бы таких заявлений: право на них имеют очень немногие. Большинство же просто исполняет волю языка, подчинено его диктатуре — и бездумно пользуется тем, что подбрасывает язык. Мало кто способен на преобразования.
— Подумаешь, преобразования! — расхорохорился Петропавел. — К чему они? Достаточно просто знать точное значение слова.
— У слова нет точного значения: ведь язык — это тоже лишь Эхо Мира. — Эхо помолчало и предложило: — Ну что, сыграем напоследок?
— Опять играть… Во что?
— Ты выкрикиваешь что-нибудь в темноту, а я подхватываю.
Теперь Петропавел подумал, прежде чем кричать, и выкрикнул довольно удачно:
— Белиберда!
— Бурли, бурда! — донеслось в ответ. — Так говорят, когда варят какую-нибудь похлебку: это заклинание, чтобы она быстрее варилась: «Бурли, бурда, бурли, бурда, бурли, бурда!»
— Понятно, — сказал Петропавел. — Еще выкрикивать?
— Выкрикивай все время!
Тут Петропавел усмехнулся и выдал:
— Асимметричный дуализм языкового знака!
— А Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! — незамедлительно откликнулось Эхо.
— Ничего не понятно, — придрался Петропавел. — Кто такая Сима? И кого она разит?
— Ты просто не знаешь контекста. А вне контекста слова воспринимать бесполезно: они утрачивают смысл… Значит, идет бой!.. — воодушевилось Эхо.
— Где идет бой? — не успел включиться Петропавел.
— В контексте!.. В контексте может происходить все, что хочешь. Мне угодно, чтобы в контексте шел бой. И Сима — предположим, есть такая героиня, известная врагам своей отвагой и беспощадностью, и зовут ее Сима — так вот, Сима скачет на коне в первых рядах бойцов. И вдруг она обнаруживает, что в винтовке кончились патроны. Сима в отчаянии. А бой продолжается. Неожиданно Сима замечает, как прямо под ноги ее коню бросается враг. Тут бы и застрелить его отважной Симе, но вот беда: нет патронов! И тогда сторонний наблюдатель, — например, ты! — видит, как враг прицеливается, чтобы убить безоружную Симу, а Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! — Эхо умолкло, тяжело дыша.
— Какая-то глупая история получилась, — оценил рассказ Петропавел.
— Каков материал — такова и история, — обиделось Эхо. — Интересно, на что ты рассчитывал, когда выкрикивал эту чушь?
— Не чушь! — Петропавел высоко ценил дружбу. — Так Белое Безмозглое всегда говорит. А все что касается этой невероятной легенды про Симу…
Эхо засопело, — видимо, Сима все-таки была дорога ему как тема — и закапризничало:
— Нет. С Симой так было!
— Бред. Сивой Кобылы! — неожиданно для себя отыгрался Петропавел и удивился: это его собственное маленькое ассоциативное поле откликнулось в нем. И тотчас же замкнулись все цепочки, для которых раньше не хватало звеньев — полузабытых, перемешанных, переиначенных, то есть в конце концов переработанных, образов, пришедших из книг, пословиц и поговорок, устойчивых выражений, ставших частью его фантазии, его памяти, его речевого опыта, его юмора и его ошибок…
И тогда он рассмеялся навстречу Эху, а Эхо рассмеялось навстречу ему, потому что оба они поняли друг друга: фантазия свободна, она — золотая бабочка, живущая один день, один миг: взмах крыльев — и прощай! Она уже другая, уже изменилась, превратилась в маленький цветок, который раскрылся на мгновение — и нет его, пропал, осыпался, а лепестки роем белых облачков плывут по небу: одно — бабочка, другое — цветок, третье — лента, четвертое, пятое, шестое…
И начался рассвет, и выкатился оранжевый бубен солнца, и мир заплясал под веселую музыку маскарада — зыбкий, неуловимый, чудесный!
А ровно в шесть к южной границе АССОЦИАТИВНОГО ПОЛЯ на всех парах примчался прекрасный розовый Паросенок и перекликнулся с Паровозом у северной границы и Пароходом у западной. Он был новеньким, этот Паросенок! И Петропавел вскочил на него, а с Петропавла, в свою очередь, соскочил кто-то маленький и лохматый, очертя голову ринувшись назад по АССОЦИАТИВНОМУ ПОЛЮ: это был небольшой медведь, который наступил Петропавлу на ухо еще в детстве и только теперь слез. А Паросенок загудел и со страшной скоростью понесся вперед — у Петропавла даже дух перехватило: он никак не ожидал, что может показать такой класс езды на Паросенке!
Глава 12. Мания двуличия
Паросенок развил немыслимую скорость: Петропавел даже удивился, когда увидел, что — взмыленный и задыхающийся — их все-таки догнал Гном Небесный: он молча сунул ему в руку какую-то бумажку и сразу же безнадежно отстал. «Следить за тобой прекращаю, — было написано там, — невозможно угнаться. Гном…»
Паросенок доставил Петропавла на площадь какого-то города, в котором, казалось, никто не жил. Петропавел огляделся и наугад отправился по одной из улиц. Чем дальше он шел по этой улице, тем отчетливее слышал гул, по-видимому, толпы. Неожиданно улица сделала поворот — и Петропавел увидел еще одну, очень широкую, улицу: она была запружена людьми, которые никуда не двигались. Мало того, что они заполнили мостовую, они еще высовывались изо всех окон и свисали со всех балконов.
— Что случилось? — спросил Петропавел у кого попало, и этот кто попало возбужденно забормотал:
— Дело в том, что кого-то водят по улицам: наверное, это напоказ, что в нашем НАСЕЛЕННОМ ПУНКТИКЕ — редкость.
— Слона! — подсказал Петропавел. — По улицам слона водили…
— Если бы слона! — не дослушал кто попало. — Вы только посмотрите на него, попробуйте протолкнуться!
Петропавел попробовал и протолкнулся, — правда, не без труда. На маленьком Пятачке свободного пространства какие-то ребята действительно водили по кругу существо, производившее очень двойственное впечатление. В общем-то, на первый взгляд, просматривалось отдаленное сходство со слоном, но, присмотревшись, вы уже не увидели бы этого сходства и сказали бы, что существо, скорее, напоминает домашнее животное, из мелких. Оно не то было, не то не было покрыто шерстью, не то имело, не то не имело хобот и казалось не то агрессивным, не то совершенно миролюбивым. В сознании Петропавла мелькнула не вполне отчетливая ассоциация с Гуллипутом, но он не смог удержать ее и стал просто смотреть, как существо это маленькими кругами водили.
— Чего это вы его тут водите? — спросил Петропавел.
— А они в диковинку у нас! — раздался подготовленный ответ.
