майора… Самохвалов рассуждал-то здраво: ползти еще эти семьсот метров пришлось бы долго — там угол подъема был уже не пять-шесть градусов, а все одиннадцать-двенадцать. Туда добрались бы только — дай бог, в сумерках. И хрен его маму знает, на кого там в этих сумерках можно было бы нарваться… (На самом деле боевики придут на вершину только утром — но Самохвалов этого не знал. И не мог знать. Он мог только угадать — но на этот раз он не угадал…)
Вот чем руководствовался майор Самохвалов, когда, глядя задумчиво в карту, сказал остановившемуся рядом Панкевичу:
— Ну, что, Левонтий… Если пройдем кустарник — дальше укрыться будет негде… Только на саму высоту лезть… А туда мы уже не успеваем. Стало быть — здесь и встанем…
Панкевич заглянул в карту, потом оглядел местность и высказал свое мнение:
— Топосъемка — шестьдесят бородатого года… Смотрите — по карте впереди сплошной кустарник… Ага, и еще ложбинка… Вот здесь, ближе к речке… Как она: Шаро-Аргун… Может, там встанем? Оттуда и до вершины — метров пятьсот…
— Нет, — покачал головой ротный. — Высота не подросла. А кустарник — зайцы сгрызли… Когда от топографов прятались…
Самохвалов еще раз огляделся и решил окончательно:
— Нет, станем здесь. Какой-никакой, а рубеж… Тем более — смотри: вот здесь вроде бы старые минные поля. Они худо-бедно нам дополнительно жопу прикроют… А завтра дальше двинемся, посмотрим. Все, окапываемся. Числова ко мне!
Практически без отдыха, с марша, роте пришлось окапываться и обустриваться. Взвод старшего лейтенанта Панкевича получил задачу оборудовать КП роты. Капитан Числов вместе с артнаводчиком Никитой Сухановым занялись обустройством минометных позиций. Взвод старшего лейтенанта Саранцева с несколькими приданными отделениями вовсю занялся тыловыми позициями — и это была вторая роковая ошибка Самохвалова, почему-то решившего, что если откуда-то и полезут, так в первую очередь — с тыла… Возможно, конечно, что на решение майора повлияло то обстоятельство, что тыл и так уже был усилен старыми минными полями и именно там все можно было быстрее всего «полностью довести до ума». В тот день интуиция дважды подвела опытного майора. Наверное, его ангел-хранитель просто заснул от усталости…
…А «передок» обустраивал неполный взвод старшего лейтенанта Орлова. Десантники достали кирки и топоры и долбили, долбили, долбили, как проклятые, твердый грунт.
Окопы намечались медленно — под грязью был сплошной гравий…
Ротный медик прапорщик Марченко между тем пользовал всех, натерших ноги или подвернувших их на марше. Лечил в основном зеленкой и матюгами.
Костерки кое-где разложили, но совсем маленькие — так, лишь руки погреть. Огонь побольше развело только хозотделение — они быстро развернули ПХД[30] и начали греть гречневую кашу с тушенкой, ну и чай, куда же без него российскому солдату…
…Первую смену покормить горячим удалось уже лишь в глубоких сумерках. Несмотря на промозглую погоду, на холод никто не жаловался. Пока.
…Вообще говоря, Самохвалов предвидел холодную ночь, и потому в роте было с собой литров пять спирта — «чистяка», «прозрачной», «неразведенной», как его называли. Конечно, ротный не мог давать прямых указаний, чтобы взводные выдавали солдатам «грамм по пятьдесят». Армия есть армия — поэтому майор применял «эзопов язык». Звучало это так:
— Смотри, чтобы твои не замерзли! Понял? Но если поймаю кого с запахом… Понял?
— Так точно, понял, товарищ майор!
Они обустраивались почти всю ночь — и все равно глубина окопов лишь кое-где достигала полутора метров. Некое подобие блиндажа соорудили только для боеприпасов. Бойцам дали поспать часа по три — на ящиках и ветках у костра, по очереди. Офицеры, практически все, не спали совсем. Чуть покемарил лишь лейтенант Дима Завьялов, которого с утра собирались отправить в разведку к вершине…
Ночь прошла спокойно. Для большинства это была последняя ночь в жизни. Но они, конечно, этого не знали. Человеку не дано предугадать свою судьбу…
Когда забрезжил рассвет 29 февраля, Самохвалов с Числовым сидели у костерка и ждали, пока связист разогреет им тушенку. Числов рукой прикрыл зевок:
— Сегодня лишний день зимы… Високосный год… А завтра — весна.
— Угу, — отозвался Самохвалов. — Точно, лишний день. Левонтий говорил, в его взводе у бойца день рождения…. У Родионенко, что ли. Вот угораздило парня — день рождения раз в четыре года…
— Бывает, — улыбнулся Числов. — Наверное, он его обычно первого марта отмечает. Хороший день.
— Чем? — не понял Самохвалов.
— Первый день весны, — пожал плечами Числов. — Для России — это все-таки особый день. У нас ведь самое главное — это зиму перезимовать и до весны дожить…
— Да? — хмыкнул Самохвалов. — Никогда не задумывался… Может, ты и прав… Ладно, нам до этой весны еще целые сутки. Их и вправду — прожить надо. Где Завьялов?
Через несколько минут к ним подошел зевающий во весь рот лейтенант Завьялов. Самохвалов насупился:
— Ты еще потянись… Твои поели?
— Доедают, товарищ майор.
— Вот и хорошо. Пусть доедают и… В следующий раз надо будет не консервы, а пайки брать — легче и быстрее греются. Ладно, Митя. Разведку проведем по полной — с вершины доложишь, тогда и мы пойдем. Задача ясна?
— Так точно, товарищ майор, — кивнул Завьялов. — Только…
— Чего еще?
— Товарищ майор, у меня младший сержант Елагин идти не может — он сильно ногу натер.
Самохвалов скривился, как будто у него зубы свело. Числов отвернулся, пряча улыбку. Майор подозрительно покосился на капитана и гавкнул на Завьялова:
— Я-п-понский городовой! Лучше б ты сам себе чего-нибудь натер — я б еще и скипидаром намазал… Я же говорил — запаси бабских прокладок длинных…
— Зачем? — ошарашенно потряс головой Завьялов.
— Затем, — передразнил его Самохвалов. — Лучше стельки не придумаешь… Так, ладно… Панкевич! Панкевич!!!
От соседнего костра оторвался и подбежал Рыдлевка:
— Я, товарищ майор.
Самохвалов устало потер пальцами чуть воспаленные после бессонной ночи глаза:
— Так, Панкевич, дашь Завьялову сержанта.
Старший лейтенант переступил с ноги на ногу:
— Товарищ майор, но у меня же…
— Дай! — оборвал его ротный. — Это — приказ! Этого, снайпера, дай. Николаева.
Панкевич побежал к своему костерку:
— Сержант Николаев!
—Я.
— Вперед. Пойдешь с лейтенантом Завьяловым.
— Есть, — спокойно ответил Тунгус и начал быстро собираться. Маугли, аппетитно лопавший кашу с тушенкой, локтем толкнул жевавшего рядом Веселого:
— Везет Тунгусу… Разведка — это круто. А мы — сначала вверх, потом — окапываться, потом — вниз. Дристня.
Веселый, у которого был день рождения, меланхолично пожал плечами:
— Тунгус под дембель медаль зарабатывает… Нормально. Ему — по-честному…
Маугли усмехнулся:
— Знаешь, у кого медаль под дембель без вопросов будет? У Конюха. Я тебе говорю. Пскопские — они такие. Хозяйственные. Вот ни у кого не будет, а у него — будет.
