Веселый не видел, чтобы кто-то кидал гранату, но в следующее мгновение под ногами духа сверкнула вспышка и ухнул взрыв… Веселый, словно загипнотизированный, не мог отвести глаз, и в следующее мгновение он увидел, как рядом с обуглившимся до черепа лицом Кузьмина упала нижняя часть туловища боевика, из которой вывалились кишки…
…Навстречу Рыдлевке спустился Тунгус — он тяжело дышал, но доложил даже почти спокойно:
— Това…рищ… Ста….рший лейтенант… Завьялов… погиб… Мы достать его… уже не успели… Он там… остался… Раненый… нас прикрывал… Кузьмин видел, как его… духи резать начали… Наверное, уже мертвого… Там с вершины — еще духи прут — несколько десятков. Я в прицел видел… Когда в тумане дырки были…
Старший лейтенант Панкевич спокойно оценил обстановку и принял, наверное, единственно правильное решение: уходить не вниз, где прорываться к своим пришлось бы сквозь орду уже спустившихся духов, а влево вверх, в том же направлении, куда отступал взвод погибшего Завьялова…
Рыдлевка собрал всех уцелевших из своего взвода и из взвода разведки и увел наверх, туда, где сквозь туман на небольшой площади проступали контуры каких-то развалин. Они уже почти дошли, когда старшего лейтенанта «поцеловала» пуля — сорвала кусок кожи с правой половины лба…
Между тем боевики перли и перли с вершины — и это уже был не полегший почти полностью в боях со взводами Завьялова и Панкевича авангард, а подошедшие основные силы хаттабовцев…
Вышедший на НП Хамзата командир отряда «Джамар» Идрис спокойно выслушал доклад и принял решение атаковать в лоб позиции сильно ослабленной роты. Однако первую их атаку сорвал удачно нанесенный дальнобойной артиллерией удар… Хамзат недолго пробыл «командиром без войска» — в результате артналета погиб полевой командир араб Абу-Кутейба, и Идрис, недолго думая, назначил командиром его сотни Хамзата… В эту же сотню влились и ошметки авангардного отряда — человек восемь. Выживший Асланбек, нашедший Хамзата лишь ко второй половине дня, привел с собой Алика — живого и даже не раненного, но чудовищно грязного и с совсем сумасшедшими глазами. Хамзат коснулся ладонью сердца и поклонился угрюмому Асланбеку:
— Спасибо, брат. Кровью клянусь — я этого не забуду.
Асланбек лишь молча кивнул в ответ — ему не хотелось рассказывать, как он намаялся с этим странным родственником командира, который так ни разу и не выстрелил в сторону собак-федералов…
…Отбив первую фронтальную атаку духов, майор Самохвалов связался с базой и доложил:
— …На меня идут до сотни, может, больше… Это уже не разведка… Они прорываться здесь хотят…
А что база могла ответить Самохвалову? Туман никак не расходился, и авиация работать не могла. Резервов, которые можно было бы срочно за несколько часов подтянуть, — не имелось… Что в таких случаях отвечать командиру обреченной роты?
— …Надо держаться, майор. На тебя почти вся артиллерия работает. На тебя и еще на третий батальон. Метео обещает просвет… Как только… «Вованов» еле вытянули… Держись…
Артиллерия действительно работала, но эффективность ее воздействия снизилась, потому что боевики постепенно приноравливались к логике артналетов.
Самохвалов вызвал по рации Панкевича и спросил с надеждой:
— Левон, артели спрашивают, как снаряды ложатся?
Искаженный хрипом и треском голос Рыдлевки ответил:
— Ничего, но… Они часто по верхушкам деревьев и гребням скал… Взрываются. Нужно еще. По улитке — все, кроме «семерки». В «семерке» — мы…
— Понял тебя, Лева, понял… Сколько с тобой «карандашей»?
— Семнадцать… Мы поднялись выше… Здесь что-то типа развалин… Они окружили, но взять не могут. Я держу их под семьдесят… может, больше… Вижу плохо… На гранатный бросок не подпускаю… Они когда на вас с вершины идут, мы, когда туман расходится, можем им в правый фланг бить. Поэтому они и лезут на нас… Позиция хорошая…
— Понял тебя, держись, Лева! Примус звонил, ребята вот-вот подойдут…
Где-то через полчаса радиостанция вновь захрипела голосом Панкевича — возбужденным и радостным:
— Командир, надо мной вертолет! Я слышу!.. Вертолет… даже два… «Крокодилы»… с прожекторами…
Самохвалов, поняв, что слышит бред раненого или контуженого Панкевича, закусил до крови губу:
— Держись, Левка, надо! Держись!..
…Где-то еще через полчаса стрельба на рубеже роты неожиданно затихла. Самохвалов не успел еще ничего понять, когда к нему подбежал Числов и разъяснил:
— Командир, там духи — пленного привели… вроде Останина из завьяловского взвода… Типа — парламентеры. Их гранатометчики прикрывают.
Самохвалов растер ладонью ноющую шею:
— Останин… Мне же докладывали, что он — убит… Ладно… Сережа, сходи, поговори с ними. Останина забери, время потяни… Время на нас работает.
— Понял, товарищ майор, — кивнул Числов и, перепрыгнув окопчик, зашагал к небольшой ложбинке между двумя пологими скатами.
Ему навстречу выдвинулся боевик без оружия, в ладно подогнанной форме с командирской портупеей. В левой руке дух держал каменные четки и нервно перебирал их пальцами. Метрах в двадцати за ним угадывались контуры еще нескольких человек.
Числов, подходя, прищурился — что-то знакомое почудилось ему в фигуре боевика. Приглядевшись, он увидел, что муджахед так же внимательно-узнавающе его разглядывает. Сергей покачал головой и хмыкнул, остановившись и засунув большие пальцы за ремень.
— Здравствуй, гоблин, — сказал Хамзат, встряхивая четки левой рукой. Правую он протягивать офицеру, конечно, не стал.
— Привет, Хамзат, — кивнул Числов. — Давно не виделись. Надо же — и впрямь встретились.
— Да, — усмехнулся Хамзат. — Только теперь — ни музыки, — ни женщин. Ни даже кофе.
— И «дяди» нет, — попробовал подколоть боевика капитан, но тот мгновенно парировал:
— «Тети» тоже…
— А это даже хорошо, — дернул уголком рта, изображая улыбку, Числов. — Зато нам никто поговорить не помешает… Так? О чем говорить будем, Хамзат?
— О жизни, гоблин. Или о смерти — это как разговор пойдет. Я что тебе хочу предложить… ка-ма- ндыр. Ты — хороший солдат, смелый. Чеченцы уважают смелость. Зачем убивать? Дай нам пройти. Нас больше полутора тысяч. Мы все равно пройдем — по вашим трупам. Вас — была рота. Теперь — меньше. Мы убьем всех. Но я не хочу лишней крови. Все устали… Поэтому возьми деньги. Мы даем 10 тысяч долларов. Понял? Встретились, постреляли и… ЧЭЧЭНЫ РАСТВАРЫЛИСЬ…
Числов даже головой потряс — такого он не ожидал.
— Ты это… серьезно?
— Серьезно, — кивнул Хамзат. — Не понимаешь? Меня понять просто… Как там у вас, в русской колыбельной: злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал… Вот я — злой чечен… Злой чечен дает тебе деньги, чтобы ты убирался с дороги… к чертовой матери, как у вас говорят… Вы, русские… Вы четыреста лет убивали чеченцев. Вы выслали мой народ в пустыню… Вы… Но я тебе все прощаю. Вот тебе деньги, вот тебе пленный — дай мне пройти по МОЕЙ земле… Возьми. Вы же, русские, — жадные. Вам всего мало — потому что у вас ничего нет. Все пропили. И воевать у вас некому — одни пацаны. Зачем ты их хочешь убить? Бери деньги и уходи.
— Нет, — покачал головой Числов. — Нет, Хамзат, не возьму.
— Почему? — спросил Хамзат, доставая сигарету и закуривая. Сергею он предлагать сигареты не стал.
— А потому, — сказал Числов, доставая из кармана бушлата пачку своих ростовских-ядреных, — потому что они ворованные. У моего народа. Твоим дядей. Который живет в России и которому там хорошо — лучше, чем мне, во всяком случае.
