Берк почему-то замолчал, сжал ее бедра сильными руками и поднял к губам. Его язык, шершавый и теплый, свел все ощущения в одну точку, полную сладостно-острой боли. Она сознавала, что умрет, если он остановится. Но Берк не замедлил и не изменил ритма. И тогда Ариель закричала, не в силах сдержаться, впиваясь ногтями в его плечи. Берк упивался каждым звуком, каждым содроганием ее тела. И когда, наконец, Ариель затихла, врезался в нее, глубоко, до конца, и она снова вскрикнула, но на этот раз Берк принял ее крик своим ртом.
— О небо, — выдохнула она.
— Совершенно с тобой согласен. Берк прижал ее к себе чуточку крепче и поморщился от боли в плече:
— Черт, дай я немного подвину тебя. Ну вот, теперь лучше.
— Ты не должен тратить столько сил… на.. эти вещи.
— Но иначе ты была бы очень разочарована, не так ли? — хмыкнул Берк. — Признайся!
Но Ариель только поцеловала едва затянувшийся шрам и, положив голову ему на грудь, нерешительно пробормотала:
— Не знаю, Берк. Иногда кажется, что я живу во сне. Я сильная, уверенная в себе, самонадеянная личность, которой кажется, что она может все. А потом…
Берк почувствовал, как она качает головой, но, ничего не ответив, просто выжидал, нежно гладя золотисто-медные волосы.
— И тогда я боюсь, ужасно боюсь и сознаю, что страх — единственная реальность, а я — всего- навсего самозванка, трусиха, слабая и безвольная.
— Но дальше, надеюсь, ты думаешь обо мне.
— О вас, милорд? Хорошо, потом я думаю о тебе.
— И о чем же именно ты думаешь, когда думаешь обо мне?
— Ну…это гораздо труднее, — неспешно выговорила она. — Не знаю, становишься ли ты частью моего сна. Впрочем, вполне вероятно. Наяву любой мужчина ни за что не позволил бы мне, всего-навсего женщине, такую неограниченную свободу, не поощрил независимость мысли и действий. Нет, вы, милорд, — тоже часть моего сна. Ты подарил мне идеальные грезы. И я благодарна за это.
— А когда мое семя прорастет в твоем чреве? — хрипло прошептал он. — Тоже скажешь, что наше дитя — часть твоего сна?
Ариель чуть приподнялась, касаясь грудями его груди.
— Не знаю, — протянула она, нежно целуя его в губы. — Ребенок — это ты и я вместе. И звучит очень реально, не так ли?
— Особенно, когда малыш проснется и начнет орать, требуя еды. Немедленно прекрати тереться об меня подобным образом, Ариель, иначе я взорвусь и рассыплюсь на части и…
— Прекрасно.
— Что?!
— Рассыпайтесь, милорд. Не хочу лишать вас столь интересного переживания, да, впрочем, и себя.
Он вонзился в нее, и несколько минут они просто лежали лицом к лицу, а потом, чем глубже он входил с каждым рынком, тем ближе они становились, сливаясь в единое целое, пока ее дыхание, теплое и сладостное, не стало его дыханием, а его плоть, жаркая и упругая, не стала се плотью.
Когда она застонала, сжав его плечи с такой силой, что Берк был твердо уверен — едва зажившая рана будет потом чертовски ныть, — он излил в нее свое семя, стиснув зубы, откинув голову, блестя скользкой от пота кожей, и услыхал, как Ариель сказала тихо, так тихо, что на какой-то момент он не поверил ушам:
— Я люблю тебя, Берк.
— Это все из-за чертового подлого гуся, — думал Джорди, вытирая ладони о штаны и цветисто ругаясь. Мисс Ариель велела купить дюжину этих проклятых созданий, шесть гусынь и шесть гусаков, поскольку не желала быть несправедливой к женскому полу и не терпела гаремов ни в каком виде, и теперь, всего лишь после дня пребывания в Рейвнсуорт Эбби, гусак, явно возомнивший о себе, отбил двух гусынь, потихоньку погнал их перед собой, и вся троица мирно улизнула из загона.
Джорди услыхал громкий гогот, повернулся и выругал, уже куда более гнусно, другого гусака, уже собиравшегося перелететь ограду куда более картинно, чем его брат или кузен.
— Назад, проклятый ты паразит! — завопил Джорди. — Дьявол тебя возьми, немедленно заткни свой дурацкий клюв!
Ариель разразилась звонким смехом, Джорди взглянул в ее сторону с видом, от которого могло, кажется, скиснуть парное молоко, но Ариель только хохотала все громче.
— Это вовсе не смешно, — сообщил Джорди, скрестив руки на груди.
— Знаю, — кивнула Ариель, пытаясь отдышаться. — По крайней мере ты здесь в безопасности, Джорди. А вот его милость обшаривает вместе с поисковой партией каждый куст, пытаясь обнаружить Ганнибала и его дам.
— Ганнибала?
— Ну что ж, много лет назад великий полководец обратил в бегство врагов слонами. В наше время все так измельчало, и теперь речь может идти всего лишь о птицах. А что? Тебе не нравится имя?
— Кажется мне, мисс Ариель, что вы в жизни не решитесь приказать свернуть шею какому-нибудь проклятому гусаку, чтобы подать его на ужин. Раз уж вы имена им даете…
— То же самое утверждает граф. Боюсь, вы оба правы. А теперь моя очередь участвовать в розысках. Оседлай мне Миндл, Джорди. Клянусь, она так разжирела за последнее время, что вместо галопа потрусит по аллее, как древняя кляча.
— Вполне возможно. С тех пор как его милость слегли, она ничего не делает, кроме как объедает всех остальных.
Ариель улыбнулась в спину Джорди. Сегодня она великолепно себя чувствовала. День выдался теплым, и утренний дождик лишь сбрызнул траву, отчего она запахла еще сильнее и слаще. Ариель надеялась только, что Берк не слишком переутомится. Он, громко смеясь, отправился вместе со слугами на поиски проклятого, подлого Ганнибала. Но все-таки, хотя прошло всего две недели с тех пор, как Доркас ударила его ножом, он, казалось, совсем поправился, а его подвиги в постели превосходили все мыслимое и немыслимое.
Ариель озорно улыбнулась Джорди и позволила ему подсадить себя в седло.
— Я не задержусь. Скажи его милости, если вернется раньше меня, что я присоединилась к охоте. Правда, никаких свернутых шей. Думаю, что на рождественский ужин у нас, скорее всего, будет жареная лососина.
— Наверное, мне стоит поехать с вами, мисс Ариель. Вы ведь знаете, что велел его лордство. Ариель мгновение поколебалась, но твердо сказала:
— Знаю, но не могу же я оставаться узницей всю жизнь. Кроме того, зачем я теперь нужна Эвану или Этьену? Оставайся, Джорди, со мной все будет в порядке.
Она пустила Миндл в галоп и направилась к дальнему пастбищу. Джорди улыбнулся вслед хозяйке, но, услышав, что гогот возобновился с новой силой, повернулся, громко проклиная все на свете.
Ариель с наслаждением ощущала, как ветер бьет в лицо, треплет волосы, рвет с головы шляпу, Она попыталась заложить за уши непокорные пряди. Миссис Пепперолл категорично объявила ей. что сама будет исполнять обязанности ее личной горничной, пока они вместе не решат, какая из девушек достойна столь почетной должности. Но экономка не так искусно, как Доркас, умела укладывать волосы. Еще одна шпилька свалилась на землю.
Бедная Доркас. Как ни пытался ободрить жену Берк, Ариель была убеждена, что старуха мертва, иначе куда она успела скрыться? Безумная несчастная женщина не могла попросту исчезнуть с лица земли. Люди обычно запоминают тех, кто не в себе, и слухи распространяются быстро. До Эбби давно бы уже дошли известия о Доркас, появись она в окрестностях.
Ариель натянула поводья и позвала Ганнибала. Правда, вряд ли гусь или гусыня могут откликнуться, если даже дать каждому кличку.
