человека на каторгу…
Гуська ткнулся носом в побитые на Горке колени. Все тыквогонские школьники, даже в первых классах, знали, что сваливать свою вину на другого - гугнига. И если из-за тебя сильно пострадал невиноватый - будешь ты бзяка с отпадом до конца жизни. А здесь… здесь вообще получится бзяка всемирного масштаба.
- Авка… давай признаемся, что это мы вдвоем. Я ведь тебе помогал…
- Спасибо, Гусенок, - всхлипнул Авка. - Ты вот что… Если там, на каторге, разрешают свидания, ты меня навещай иногда, ладно? И… если материки соединятся, разыщи Звенку. Пусть она меня тоже хоть разок навестит…
- Авка, маленьких ведь не отправляют на каторгу! Ну… может, еще раз пошлют к баронессе, вот и все!
Авка всхлипнул опять. Наивный ребенок Гуська…
- Маленьких за м а л е н ь к и е провинности не отправляют на каторгу. А если т а к а я…
- А какая такая? Ничего же плохого не случилось! Нету никакого преступления!.
- Ну да! А сдвигать с места всю землю без разрешения императора - разве не преступление? - Это Авка будто не сам сказал, а услышал безжалостного прокурора в темно-лиловой мантии и с золотым тыквогонским гербом на груди. Как на картинке в учебнике 'Основные законы Тыквогонии'.
Гуська раздумчиво постукался о коленки лбом.
- Авка… а давай признаемся… императору!
- Кому-у?!
- Прямо его величеству! Все же говорят, что оно… то есть он, самый умный, самый добрый, самый справедливый. А если он такой, то он же во всем разберется! И поймет, что ты… что мы не виноваты!
- Разбирается не император, а судьи, - скорбно вздохнул Авка.
- Но если они скажут, что мы виноваты…
- Не мы, а я…
- …Если скажут, что виноваты, император, может быть, помилует! За честное признавание! - Гуська хотел сказать, конечно, 'чистосердечное признание'.
Да, он и правда наивный Гусенок… Но… может быть, не совсем наивный? По крайней мере, было в его словах что-то… какая-то капелька надежды.
- Ох ты, Гуська… Ну кто меня пустит к императору?
- А знаешь что? Надень мои барабанщиковые штаны! Скажешь, что из барабанной команды, и пройдешь во дворец!
- Да кроме штанов-то еще мундир нужен! И барабан! И вообще… Думаешь, любого барабанщика пустят к его величеству? Данька Белоцвет говорил, что надо кучу всяких паролей знать, чтобы попасть в императорские покои…
- А давай поговорим с Данькой! Может, он знает эти пароли!
- Если и знает, разве скажет? Он же не имеет права!
- Ну, может, что-то посоветует!
Гуська был прав. Не сидеть же просто так! Когда ищешь выход из беды, на душе все-таки легче! Авка пружинисто вскочил.
- Пошли!… Ой, подожди минуту! Может, Мукка-Вукка тоже что-то посоветует!
Черепаху опять выволокли из-под кровати. Но она ничего советовать не стала. Правая голова ее вообще спала, болталась на шее, и глаза были под пленками. А левая вяло пробормотала, что каждый, кто заваривает кашу всепланетного масштаба, должен расхлебывать сам.
- Я тебя предупреждала…
Авка с досады тряхнул двухголовое создание так, что из-под панциря вылетел и больно стукнул по ноге колючий орден. Авка сунул его в карман. Задвинул Мукку-Вукку ногой под кровать.
- Гуська, идем искать Даньку!
- Лишь бы он был не на дежурстве!
Микрочих
К счастью, Данька оказался дома. Вернее, на своем заросшем лопухами дворе.
Посреди двора стоял обширный, но покосившийся дом с облупленными колоннами - фамильное поместье. Когда-то Данькина семья жила, не зная бедности, но три года назад его отец, капитан конной гвардии Григус Белоцвет, простудился на маневрах и умер. Теперь жили на отцовскую пенсию и Данькино придворное жалование. Было оно 'еле поели да ложку облизали', потому что считалось - служить при дворце и без того большая честь. Но все же без этих денег было бы совсем худо. Данькина мама и так едва сводила концы с концами: ведь были у Даньки еще два брата и две сестренки, все меньше его.
Сейчас эта мелкая родня обступила Даньку, который что-то мастерил, сидя на корточках. Здесь же сопели от интереса трое соседских пацанят самого младшего школьного возраста. Данька любил возиться с таким маломерным народом.
- Даня! - окликнул Авка с пяти шагов. Тот встал, глянул из-за нечесаных голов малышни, обрадовался.
- Подождите, я сейчас! - И скомандовал ребятишкам: - Р-разойдись!
Они разбежались. Данька оседлал доску с привязанной под нею тыквой-чихалкой, ухватился за прибитую поперечину, ударил тыкву голой пяткой. Под доской засвистело, и она… Да, представьте себе! - она подняла Даньку над лопухами на половину его роста. И он поплыл верхом на этой доске по кругу!
Выписав петлю, Данька приземлился перед Авкой и Гуськой. Тыква под доской пошипела, сплющилась и затихла.
- Ну, как? - с веселой гордостью спросил Данька.
Не надо забывать, что Авка и Гуська были из племени тыквогонских мальчишек. А это, как известно, люди жизнерадостные и способные в один миг загораться неожиданным интересом. Могут забыть (по крайней мере, на время) о самых больших неприятностях, если увидят что-то любопытное. А уж если сверхлюбопытное…
- Дань, что это!? - в два голоса сказали Авка и Гуська. После чего одинаково оставили открытыми рты.
Данька был откровенный человек и добрый приятель. Тут же рассказал о своем открытии, которое случилось вчера.
Это было такое открытие, что Даньку даже не взволновали новости про поплывшую куда-то землю. Пусть плывет, если охота, у Даньки дело поинтереснее!
Но сначала для тех, кто не бывал в Тыквогонии, надо рассказать про тыквы-чихалки.
Это самый бесполезный для хозяйства сорт. Не годится ни для еды, ни для выработки энергии. Потому что внутри чихалки не мякоть, а едкая, как желтый перец, пыль. Если такая тыква лопается, чиханье стоит во всей округе! Но лопаются чихалки редко - у них очень прочная упругая оболочка.
Несмотря на их бесполезность, чихалки все же иногда выращивали. Ради забавы. Потому что снаружи они были красивые, в пестрых узорах. Из маленьких тыквочек можно было делать новогодние украшения. Большие надевали на колья изгородей.
А еще крупные тыквы-чихалки можно было гонять ногами, будто кожаные мячи. Но для этого следовало обезвредить опасную начинку. А то как треснет от удара башмаком - сразу не игра, а больничная палата!
Обезвреживали чихалкину внутренность маслом из сливочных тыкв. Сверлили дырку, наливали в нее масло через воронку. Оно пропитывало ядовитую пыль, та высыхала и спекалась в твердые безвредные горошины. Они весело гремели внутри оболочки. При желании можно было даже вытрясти их через отверстие, но обычно для этого не хватало терпения, так и гоняли трескучие разноцветные мячи…
Вчера, вернувшись с дворцовой службы, Данька решил изготовить для малышни такой мяч. Отыскал
