выставку, как… ну, не знаю даже. Как зверь.
— Это неправда! — возмутилась Нелли Ивановна.
— Это правда! — со звоном сказал Серёжа. — Если не верите, спросите Наташу Лесникову. Они с Грачёвым в одной квартире живут. Отец его все время бьет!.. А потом все удивляются, почему он такой псих…
— Серёжа, Серёжа, — предупреждающим тоном сказала Татьяна Михайловна.
Нелли Ивановна слегка растерянно произнесла:
— Я этому не верю, Анатолий Афанасьевич. У Грачёва такой деликатный папа. Я, наоборот, хотела его в родительский комитет…
Чувствуя, как летят все тормоза, Серёжа наклонился на стуле и, глядя прямо в рассерженные очи Нелли Ивановны, отчетливо сказал:
— Этот деликатный папа недавно так отделал Стаську, что он в синяках от шеи до пяток. А вы пишете: сорвал выступление.
— Вы это знали, Нелли Ивановна? — спросил директор.
— Я ничего не знала! Я повторяю, что не верю ни одному слову этого… этого…
— Серёжи Каховского, — сухо подсказала Татьяна Михайловна.
— Можно проверить, — сказал Серёжа. — Синяки не краска, за день не отмоются.
— А зачем ты убрал другие дневники? — спросил директор.
Он опять надел очки. Лицо у него было непонятное. То ли ему было все равно, то ли он сердился, но скрывал это. И если сердился, то на кого?
Серёжа не ответил на вопрос. Он сам точно объяснить не мог, зачем целиком опустошил «двоечную» витрину.
— Зачем же? — повторил директор.
— Как — то нехорошо было бы, — неуверенно сказал Серёжа. — У одного убрали, а у других стоят. А я ведь не знал, вдруг им тоже попадет…
— Вот как?.. — сказал директор. — А почему ты решил, что имеешь право вмешиваться в дела учительницы, изменять ее решение?
Серёжа даже удивился:
— Я и не думал, что имею право. Просто выхода не было.
— Не было? А разве ты не мог поговорить с Нелли Ивановной? Не мог объяснить ей?
— Нелли Ивановны в школе не было. Да и вообще…
— Что «да и вообще»?
Серёжа решительно сказал:
— Я думаю, она не стала бы меня слушать.
— Не «она», а Нелли Ивановна, — строго поправила Татьяна Михайловна.
Серёжа промолчал.
— Ладно, допустим, — сказал Анатолий Афанасьевич. — А про других учителей ты тоже так думаешь? Почему ты не посоветовался с Татьяной Михайловной? Мог бы и ко мне прийти. Ты решил, что и мы не будем тебя слушать?
— Нет… — растерянно откликнулся Серёжа.
— Так почему же? — с нажимом спросил Анатолий Афанасьевич.
— Я не догадался.
Директор откинулся на спинку стула и ладонями прихлопнул по столу.
— Вот видишь! Не догадался. И что же получается теперь? Ты хотел выглядеть борцом за справедливость, а стал нарушителем дисциплины. Причем грубым нарушителем.
Если он думал, что от этих слов Серёжа раскается и сникнет, то зря. Серёжа вскинул голову и посмотрел прямо в директорские очки.
— Я никак не хотел выглядеть! Я вообще про это не думал. Я думал про Грачёва и больше ни про что… Ну можно, я сейчас спрошу?
— Ну давай, — сказал директор, и Серёже показалось, что за очками мелькнули веселые искры.
Серёжа хотел точно подобрать слова, но получилось сбивчиво:
— Вот если вы идете по улице… А там бьют вот такого, вроде Грачёва… Ну, маленького. Вы же все равно полезете заступаться, правда? Вы же не будете думать, как тут выглядишь? А вчера ведь так же было. Ну, почти так же…
Директор опять взял карандаш.
— Логично, — сказал он вполголоса.
Потом спросил у Серёжи:
— А чего ты добился своим поступком? Убрал дневники, ладно. Однако ты же не мог помешать Нелли Ивановне рассказать на родительском собрании о плохом поведении этих ребят. Нелли Ивановна, очевидно, так и поступила. — Он повернулся к ней: — Я прав?
Нелли Ивановна раздраженно ответила:
— Ничего я не стала говорить и собрание скомкала. Объявила итоги четверти, вот и все… Я просто не знала, что подумать! Четырех дневников нет, все переставлено, переделано… В конце концов, откуда я знала: может быть, это вы или Елизавета Максимовна распорядились.
Она вдруг поняла, что сказала лишнее, и почти испуганно взглянула н Серёжу. И тут же рассердилась. И на себя за свой испуг, и опять на Серёжу.
— Ну что ж! Возможно выставка дневников — это была не лучшая выдумка. Но если все хулиганы из шестых классов будут лезть в учительские дела, как работать?
— Нелли Ивановна, — мягко сказала Татьяна Михайловна, — может быть, поступок Серёжи не следует называть хулиганством? Возможно, это горячность, ошибка, своеволие, но… Я учу его третий год и никогда не сказала бы, что Каховский хулиган.
— Нет, хулиган! — резко возразила Нелли Ивановна. — Если уж пошла об этом речь, я скажу. Бывают такие тихенькие до поры до времени, особенно в школе. А за стенами школы что они творят! Вы знаете, что выкинул Каховский летом? Со мной в институте учится Гортензия Павловна Кушкина, она старшая вожатая в девятнадцатой школе, а летом была вожатой в лагере «Смена». Она мне рассказала, как этот Каховский при всех, на линейке оскорбил начальника лагеря, а потом самовольно отправился домой. А когда за ним послали физрука, этот… «нехулиган» натравил на него собаку!
Серёжа вцепился в сиденье стула. Он посчитал про себя до семи. Но полностью сдержаться не смог.
— Все очень похоже на правду, — сказал он тихо, но язвительно. — Все почти так и было. Только чуть — чуть не так.
— Нет, так! — Нелли Ивановна даже притопнула. — И я не понимаю, почему из лагеря не сообщили в школу.
— А я понимаю, — сказал Серёжа. — Стыдно было. Им пришлось бы объяснить, почему я ушел.
— А почему? Ну — ка, скажи!
— Не будем отвлекаться, — перебил их директор. — Насчет лагеря мне известно, это другой вопрос. А сейчас вот что. Я думаю, Каховский извинится перед Нелли Ивановной за свой поступок и отправится в класс. Он и так уже пропустил пол — урока.
— Я не извинюсь, — негромко, но решительно сказал Серёжа.
— Каховский! — воскликнула Татьяна Михайловна.
— Почему? — сухо спросил Анатолий Афанасьевич.
— Потому что извиняться надо, если виноват. А если просто так, то зачем?
Директор поправил очки и спросил не сердито, а скорее с любопытством:
— Ты что же, считаешь, что ничуть не виноват?
— Может быть, виноват, — сказал Серёжа. — В том, что не догадался к вам пойти, чтобы сказать о дневниках… Но сейчас я извиняться не буду. Я не люблю, когда меня обзывают хулиганом и рассказывают про меня всякое… чего не было.
— Ты не любишь правду! — торжествующе заключила Нелли Ивановна. — Недаром ты и твои дружки в вашем клубе выгнали Сенцова. — Она повернулась к директору: — Это прекрасный ученик в
