- Какая прелесть…
А когда про все узнала, даже прослезилась чуть-чуть.
- Я сразу увидела, что этот Дмитрий Алексеевич очень милый человек, с особой внутренней интеллигентностью. И какой мастер! Истинный художник… Алик, ты передай ему, что я не нахожу слов. И всей душой… ну, ты понимаешь…
- Понимаю, понимаю… Ба-а! Ты ведь готова была на любую плату, верно?
- Что ты имеешь в виду? - Тон бабушки стал посуше.
- Не могла бы ты дать мне из сэкономленных денег хоть ма-а-ленький процент?
- Странно… Разве ты автор этого произведения?
- А кто это произведение отыскал и принес?
- Д-да… Но откуда у тебя столь корыстные проявления? И зачем тебе деньги?
- На водку, наркотики и закупку оружия. Решил начать настоящую мужскую жизнь.
- Сейчас я тебе покажу мужскую жизнь! Говори серьезно!
- Если серьезно, то скоро у Пшеницыной день рождения.
- Не у Пшеницыной, а у Насти.
- Ага. И еще у Стоковой. У Сони. Я обещал, что приду с подарком…
КОНТРОЛЬНАЯ ПО АНИМИЗМУ
Я так умотался в тот вечер, что лег сразу после разговора с бабушкой. Думал, сразу усну. Но опять не спал до полуночи. Луна выкатилась в середину неба и сделалась очень яркой.
Я завернулся в одеяло и сел на подоконник. Многие не любят полнолуния, говорят, что от него исходит какое-то вредное влияние. А мне нравится круглая луна. По-моему, как раз при ее свете происходят всякие чудеса.
Вот и сегодняшний вечер оказался почти сказочный. Эти переулки в сумерках, заросли, журчание воды под мостами, рыскливые кошки, желтые окна… И театр Демида, похожий на кладовую вещей из разных волшебных историй… И даже в тревоге за Николку была приключенческая напряженность. Как в моих некоторых снах, когда я кого-то ищу, догоняю в запутанных улицах таинственного города.
Эти сны обычно обрывались на середине. А нынешняя сказка раскрутилась до конца. И конец оказался счастливый…
Я вспомнил, как вез на раме малыша Николку и как волосы его пахли скошенной травой. И как он спросил:
'А ты знаешь, что этот забор на самом деле поезд?'
Я не удивился Николкиному вопросу. Понял, что Николке известны странности мира так же, как и мне.
Эти странности я называл словом, которое придумал давным давно: 'Многоразность'.
Еще в дошкольные годы я стал понимать, что у одной и той же вещи может быть множество видов и свойств.
Я знал, например, что переднее колесо у велосипеда рыжего мальчишки Вадика - колесо только в здешнем, ближайшем мире. А в соседнем оно - круговертящаяся толпа на рыночной площади. А еще - плоская спиральная галактика в чудовищно отдаленном космосе (отдаленном и в то же время очень близком - рукой можно дотянуться).
Мне было понятно и то, что фильм 'Золушка' - это еще и серебряный шар на новогодней елке, и поросшая желтыми одуванчиками поляна за гаражами, и серебристый купол городского цирка… А тополиная аллея недалеко от гимназии была еще коробкой цветных карандашей в ранце незнакомой девочки и большим, с побитой зеленой эмалью чайником на кухне бабушкиной знакомой тети Риты…
Можно сказать, конечно, что все это чушь и бред. Это, мол, самые разные вещи, нет между ними никакой связи. Но я-то знал, что есть. В каждой вещи скрыто ядро, ее сущность, обросшая множеством свойств. И эти свойства в разных мирах проявляются в совершенно разных, неожиданных формах. А то, что миров множество, что вселенная многослойна, как толстая книга, я тоже ощущал с давних пор. А теперь об этом и ученые говорят…
Я знал, что если попаду в другой мир, могу узнать в афишной тумбе свои старые ботинки, а в летящем над крышами самолете домашнее задание по математике…
Когда рыжий Вадик влепился на велике в гараж и в колесе полетели спицы, рынок на площади прикрыли и перенесли за город. А что там стало с далекой галактикой, не знаю. Надеюсь, что обошлось. В конце концов, колесо-то Вадик починил…
А когда мы нынче вечером катили вдоль забора, где-то мчались на велосипедах (или на конях) мальчишки вдоль стоящего у перрона поезда с квадратами освещенных окон. Может быть, им нужно было успеть заскочить в вагон, чтобы куда-то не опоздать. Чтобы в дальнем мире не оборвалась важная взаимосвязь…
Я понимал, что говорить с другими про т а к о е - себе дороже. Отец скажет, что надо вовремя ложиться спать. Мама, чего доброго, поведет в поликлинику: нет ли у сына какого-нибудь синдрома? Бабушка… даже она лишь покивает и погладит по голове: детские фантазии.
Настя и Вячик - они хорошие люди, но… Настя по доброте душевной просто сделает вид, что поняла. А Вячик, чего доброго, отпустит шуточку. В нем иногда пробивалось этакое ехидство.
А вот Николка… Нет, говорить с ним я не собирался. Он, скорее всего, и сам не понимал, что чувствовал. Но передо мной словно зажглась в темноте светлая точка. Не злая, не горящая, а хорошая такая искорка. Значит, есть л и н и я…
В летнем лагере инструктор Володя как-то завел с несколькими 'поповичами' научную беседу. Это была смесь геометрии с рассуждением о тайнах пространств.
'Возьмем в пространстве точку. Через нее можно провести бесконечное множество линий. Правда ведь? Но как быть, если среди этих линий вам надо найти одну? Ту, в которой скрыта важная для вас истина! Это в миллион раз труднее, чем отыскать иголку в стоге сена… Но вот в пространстве повляется еще одна точка. С теми же свойствами, что и ваша. Понятная вам, просто родная. И через две точки - через вашу и через ту - можно провести лишь одну-единственную линию! Она-то и будет той, что вы ищете. Безошибочной…'
Между мной и Николкой протянулась линия истины. Той, что 'многоразность' существует во вселенной на самом деле.
Мне стало жутковато и… как-то очень просторно. Из окна, с высоты, были видны таинственные переулки. Блестела сквозь деревья Стеклянка. Я посидел еще, подышал поглубже, чтобы успокоиться. Подмигнул луне и перебрался на постель.
…И опять снился мне запутанный город с фонариками. Прямо по улицам бежали бесшумные поезда. Они как бы скользили с одного прозрачного этажа на другой. Сквозь этажи разных пространств прорастало круглое здание с разноцветными окнами. На выпуклой крыше здания сидела деревянная сова. На крыше и в то же время у меня на локте. Это была не только сова, но и вопрос: 'А что, если точек не две, а много? Значит, линия будет не одна?'
Проснулся я вялый. Даже не сам проснулся, бабушка растолкала: 'Сколько можно валяться…'
- Ба-а… Во мне какая-то разжиженность…
- Сходи куда следует, не будет разжиженности.
Ну вот. Культурный человек…
- Я правду говорю. Полная расслабленность организма… Может, у меня спид начинается?
- Весьма возможно. От него хорошо помогает чесночная клизма…
- Ну, ты можешь хоть раз в жизни серьезно поговорить с единственным внуком?!
- Если серьезно, то откуда в твою дурную голову влезла такая мысль? Ты знаешь, к а к заражаются спидом?
- По-всякому! Например, через инструменты в зубном кабинете.
