Демид говорит, что хочет, чтобы принца Женьку играл Алька…
- Этого мне еще не хватало!
Вячик изогнул в улыбке губы.
- А принцессой будешь, конечно, ты?
- А может, ты знаешь другую девочку?.. Ну, если хочешь, играй принцессу сам.
Вальдштейн фыркнул так, что с губ полетели брызги.
- А мне-то за что такое наказание? - спросил я страдальчески. - Не буду я принцем. И никем…
- Будешь, никуда не денешься, - позлорадствовал Вячик. - Демид умеет убеждать.
Но я решил, что не поддамся никаким убеждениям. И слегка успокоился. И повернул разговор на другое:
- Надо еще про ремонт думать. Почти полсцены обгорело…
- А когда отремонтируем, тут же кто-нибудь подожжет снова, - вставил Арбуз. Он здраво смотрел на вещи.
Тогда меня осенило!
- Знаете что?! Давайте предложим Демиду устроить театр здесь! Не такой уж большой ремонт нужен! В главной комнате сделаем зрительный зал. И для мастерских есть помещение, и для костюмерной…
- И даже для буфета, - сказал Арбуз.
- Я же серьезно!
- Кто сюда будет ходить? - хмыкнул Вячик. - В такую даль.
- Кто захочет, пойдет!
- Ну, и поджигатели найдут сюда путь, - хмуро сообщил Арбуз. - Дело не хитрое.
- Нет, они не пойдут. - Я сказал это уверенно. Чувствовал: Дорога злых людей сюда не пустит. Она за пределами Озма. Но как объяснить это ребятам?
Динь-Дим потискал в кулаке гномика и проговорил с непривычной хмуростью:
- Нельзя, чтобы сюда ходило много людей. Тайны не будет, и все затопчут.
Да, он был прав. Я про это не подумал…
- Ну… давайте тогда, чтобы здесь проводить репетиции. Будет как бы тайный театр. А спектакли - в городе, в разных школах и клубах… Демиду-то и всем, кто в театре, сюда можно приходить, они же не чужие…
Арунас оторвал щеку от грифа виолончели и покачал головой:
- Не-а, не получится… То есть здесь-то все получится, а там все будет по-другому. В сто раз хуже…
- Почему? - сперва не понял я.
- Разные же места… здесь и там. Здесь-то все получается. Даже у меня…
Мы мигали от непонимания.
- Не верите? - насупленно сказал Арунас. - Вот, смотрите тогда… Раньше я никогда не умел играть, а тут…
Арунас слез с табурета, осторожно положил виолончель. Сходил в угол, где пылились мандолины и домры. Вытащил из-под них длинный смычок.
- Я его нашел, когда ходил тут один… - Арунас опять сел в обнимку с виолончелью. И опять получилось, будто виолончель и он - одно коричневое существо. Арунас провел смычком по струнам, прошелся по ним пальцами левой руки…
Сперва были отдельные непонятные звуки. Потом они соединились. Скрип и жужжание исчезли, и словно человеческий голос проступил в струнном гудении. И голос этот… Господи, да это же песня про аистенка!
Я не знаю, хорошо ли играл Арунас. С точки зрения музыкальной техники, наверно, неумело. Но мелодия была чистая, родная такая.
Я поймал себя на том, что губами повторяю слова песни. И произнес их все до последнего - только тогда Арунас опустил смычок.
Мы с минуту молчали. Потом Ивка неуверенно произнес:
- Не может быть, чтобы ты не учился раньше…
- Не учился. Только здесь попробовал. Но это и получается потому, что з д е с ь. А больше я нигде не сумею…
Он сумел. Но это случилось позже. В те дни, когда была закончена пьеса и Демид старательно мучил нас на репетициях.
Больше всех мучился я. Конечно же, Демид уговорил меня стать принцем Женькой. Когда я убеждал его, что во мне ни капли актерского дарования, он отвечал:
- Ерунда! Все дети талантливы от рождения. Надо только не бояться раскрыть в себе этот дар.
И я сдался. Потому что в глубине души мне и самому хотелось сыграть эту роль. В самой-самой глубине. Потому что принцесса Настя (то есть, как и я, Женька) во время репетиций становилась другой, немного сказочной. И я вспоминал, как смотрел на нее в первые дни знакомства, прошлой осенью.
Наверно, у меня кое-что получалось. В минуты вдохновения. Но такием минуты случались не всегда. И я видел, что порой Демид морщится и вздыхает. Он никогда не ругался, не кричал, если что- нибудь не ладилось. Только делался грустный.
- Жень… то есть Алик. Ты как-то вдруг посреди действия резко выходишь из образа. Словно вспоминаешь, что ты не принц, а семиклассник Иволгин и скоро пора в школу…
- Ну, так оно и есть…
- Нельзя так. Оставайся в сказке до конца.
Ага, нельзя! А что делать, если вдруг в неподходящий момент вспоминается всякое…
Что давно от мамы и отца не было ни звонков, ни писем. Что Галина Антоновна опять не расстается с меховой шапкой, гладит ее, как кошку (Ивка сказал). Что недавно разбился самолет с семилетней американской девочкой (такой же, как Соня). Она, кроха, решила перелететь океан, установить рекорд (вместе с отцом, конечно), и они грохнулись в начале полета. Озм… Что диктор с экрана вчера опять называл цифры - сколько человек погибло в 'горящих точках'. 'А сейчас рекламная пауза… начинка из поджаренных орешков и то-олстый слой шоколада… и столько коровьего молока, что мы сейчас замычим… му-у-у…'
- Алик…
- Ага… Демид! Ты видел, как на прошлой репетиции смотрел на меня Арунас? Он, бедный, вместе со мной мучился. И с тобой… Он будто все знает, но боится сказать. Попробуй, пусть принцем будет он!
- Арунас?
- Ну и что же, что он поменьше меня? Не так уж и меньше. А разве обязательно, чтобы принц был одного роста с принцессой?
- Дело не в росте!
- Вот именно! Дело… в душе, да? Вот он душой-то все и чувствует! Недаром же это он придумал конец сказки!
- Придумать - это одно. А вот выразить себя…
- Он выразит! Он может…
И я рассказал Демиду про виолончель.
А дальше случилось неожиданное. На следующий день виолончель появилась в театре. Конечно, не та, что в старом доме, но очень похожая. Демид попросил ее у знакомого музыканта.
Арунасу Демид сказал очень ласково, но и очень настойчиво:
- Давай попробуем, Нэлик. Не бойся… Представь, что ты в том самом доме…
И… Арунас представил.
Может, он играл не так хорошо, как т а м, но все-таки… все-таки эта песня опять взяла нас за живое. Всех, кто слушал.
Демид помолчал, повздыхал. Погладил плоскую лысину.
- Друг мой Арунас. Давай попробуем ту встречу с девочкой в парке. Будто ты мальчик Женька.
