- Ну вот, началось, - уныло сказал Минька. Потому что пилотом был, конечно же, Рыкко Аккабалдо.
Мы остановились, а он шел к нам, постепенно увеличиваясь в размерах.
- Вот теперь-то он точно сожрет нас с потрохами, - грустно сообщил Доня Маккейчик. - Коптилка, ты можешь придумать пушку?
Коптилка сказал равнодушно:
- Не-а…
Рыкко приблизился. Глянул углями сквозь черное сено. Кулачищем вытер под носом-дыней.
- Послушайте, господин Аккабалдо, - убедительным тоном начал Доня Маккейчик. - Вы, конечно, носитель Мирового Зла и все прочее. Но, может быть, хоть капля совести у вас имеется? Что вы связались с детьми младшего и среднего школьного возраста? Смотрите, среди нас есть совсем маленькие.
- Ага… - прогудел Рыкко. - Особенно вон тот коричневый, который на меня собак натравил… Да ладно. Я же нынче не ссориться пришел, а так… попрощаться.
Мы открыли рты. Изумленно и недоверчиво.
- Ну да… - вздохнул он. - Уходите, значит? Жаль, по правде говоря. Когда рядом были, оно как-то веселее. Бывало, ссорились, конечно, зато интересно. А теперь что…
- Мы иногда сами были виноваты, - сказал Кирилка.
- Теперь чего считать, кто сколько виноват. Дело, можно сказать, прошлое. Я вот что… подарок вам сделать хочу.
- Бойтесь данайцев, дары приносящих, - сказал Голован, охламонистый снаружи, но образованный внутри.
- Да нет же, я по правде! Без этой, значит, всякой… без диверсии. Потому что корабль-то ваш я все-таки зря потопил. Сгоряча вышло… Ну и за это берите мой.
- Да нам теперь вроде и ни к чему, - смущенно отозвался Голован.
- Это сейчас ни к чему, а после кто знает, как оно обернется…
- Но зачем нам черный корабль! - тонко возмутилась Аленка. - В нем одно только зло!
- Э, милая моя! В кораблях не бывает зла. Зло - в тех, кто плывет на этом корабле. Или не зло, а наоборот. От того зависит, кто что везет. Можно и динамит, и новогодние подарки…
- А где он, ваш корабль-то? - недоверчиво сказал Минька.
- Да вот он, вот! Давайте руки… - И Рыкко толстыми, как черные огурцы, пальцами начал укладывать нам в ладони бумажки. Будто черные метки!
Это были кораблики, вырезанные из вымазанной сажею бумаги. Силуэтики. Невесомые…
- Издеваешься, да? - сумрачно сказал Коптилка и хотел скомкать бумажку.
- Да вы не сомневайтесь! - Рыкко прижал лапы к покрытой волосами груди. - Это он и есть, мой корабль. Только сейчас в таком виде, для удобства. А захотите полететь - приклейте к стенке и дыхните на него. И он превратится в тот самый. Вот… клянусь всем существом-веществом-естеством!
И мы почти поверили. Только Локки не поверил.
- Но он же был один! А здесь целых ц-девять!
- Это для удобства. Чтобы у каждого был на всякий случай. А захотите лететь вместе - склейте их, еще прочнее будут… Оно ведь как в природе-то! Один и множество - это часто одно и то же. Называется «диалектика». Вот он знает… - Рыкко глянул на Голована.
Голован смотрел исподлобья.
- А как же ты сам-то будешь без корабля? На этой тарахтелке с крыльями до астероидов скоро не доберешься.
- Доберусь, если надо, у меня опыт… А с другой стороны, что мне там делать одному-то? Устроюсь, может, в другом месте… Ну, не поминайте лихом! - Он помахал черной пятерней над заросшей макушкой, повернулся и тяжело побежал к дельтаплану. И все уменьшался в размерах.
Дельтаплан затрещал. Взмыл и пропал.
Мы поразглядывали кораблики.
- Не такие уж они черные, - сказал Минька.
И правда, корабельные фигурки были, скорее, темно-синие. На них что-то поблескивало - будто прилипли сахарные крупинки. А обратная сторона - вообще желтая, как простая оберточная бумага.
Мы спрятали кораблики в карманы рюкзаков. Опять надели на плечи брезентовые лямки. И с этого момента началась настоящая Дорога.
Семь пар железных башмаков
1
Если смотреть по протяженности времени, то главное место в этой истории должна занимать именно Дорога. Столько она тянулась! И столько на ней случилось!
И по стольким разным краям прошли мы по ней…
Иногда она пролегала по бесконечному арочному мосту, повисшему в пустоте, среди созвездий. И тогда на нас опять дышал космос. Дышал настоящим холодом, не то что на астероидах. Иногда она вела нас по каньонам - такая глубина была там, что небо казалось узкой щелью. Порой мы шли по краю воронок, где пространство завихрялось и уходило в черную глубину… Но бывало и так, что Дорога превращалась в обычный проселок среди лугов и перелесков. С ромашками в колеях. И тогда было замечательно: бабочки, всякие пичуги в листве, а в небольшом отдалении - деревни с колокольнями и мельницами…
А случалось, что мы шли по широченным каменным плитам. По сторонам от дороги стояли белые и желтые развалины с колоннами и разбитыми статуями. Навстречу нам попадались устало бредущие воины в древнеримских доспехах. В одиночку и группами. На нас они не обращали внимания. Кажется, даже не видели.
Впрочем, встречали мы (и нагоняли) и всяких других людей. Крестьян с мешками и сеном на телегах, смуглых мудрецов с белыми бородами, в тюрбанах и халатах; конных рыцарей, чьи латы брякали, как большие бидоны брякают крышками; бродячих музыкантов со скрипками и помятыми трубами; мужчин и женщин из неизвестных нам племен - в странных нарядах и головных уборах; солдат из непонятно каких армий; художников с мольбертами и растрепанными волосами… И много еще кого повидали мы на Дороге. Мы не удивлялись. Здоровались - нам иногда отвечали.
Детей было мало. Чаще всего - малыши у женщин со строгими лицами. Женщины эти всегда шли прямо, как по натянутой нити, смотрели только перед собой. Им все уступали путь.
А еще были замурзанные пацанята и девчонки в цыганских таборах. Они с шумом и любопытством обступали нас.
Цыгане нас кормили и разрешали ночевать под навесами. Это было здорово! Потому что чаще всего приходилось проводить ночи под открытым небом. Иногда мы разжигали костер. А бывало, что умаемся, свалимся у обочины, прижмемся друг к другу и сразу засыпаем.
Изредка нас обгоняли странного вида машины. Они были похожи на причудливые паровозы с большущими медными шестернями по бокам и трехэтажными надстройками. Ехали они, конечно, не по рельсам, а просто так. Кто там внутри, мы не разглядели ни разу.
И лишь однажды мы видели обыкновенный автомобиль. Это был «КамАЗ», груженный доверху березовыми дровами. И номер его - «ТЗМ 52-52». Кирилка обрадовался и сказал, что это хорошая примета…
Хлеба нам хватило дней на двадцать. Отломишь горбушку, а потом смотришь - буханка опять почти целая. Но в конце концов «эта лафа кончилась», как выразился Коптилка. Мы стали просить еду в
