недоказанностью. Он же чистоплюй, как ты… Если боишься глядеть, отвернись, а мы этих цыпляток - на шашлычок… - И говорит одному из своих: - Ну-ка, сними с них штаны, чтобы поточнее…
Нитка, я не сразу… Я им сказал с самой последней убедительностью:
«Ребята, не надо. Вы же все-таки хоть немножко еще люди. Вас же… матери тоже молоком кормили когда-то… Ребята…·
А Птичка мне:
«Что, Студент, хочешь опять балалайкой по танку?·
А трое других смеются:
«Может, хочешь с ними, Студентик? Никто не увидит, внизу глубоко…·
Один шагнул к мальчишкам, я - палец на спуск. «Назад·, - говорю. Тут Птичка все понял. Глянул на меня и понял. Ему бы уйти и увести других. А он стал нагибаться за снятым автоматом. Я еще раз говорю: «Не надо, Птичка…· Он поднял, навел… Не успел…
- Ты их… наповал?
- Бэ-один всегда наповал, раненных почти не бывает. Там пули- перевертыши…
- А потом?…
- Потом смотрю - они лежат. Кто как… И ничего не чувствую. Лишь мысль: вот ведь странное дело - только что были живые и нате вам… Наверно, дело в том, что я и сам в тот миг как бы умер. Отрезал себя от жизни. Осталось сделать немного.
Я развязал ребят и сказал:
«Идите·.
Старший говорит мне:
«Идем с нами, ты будешь наш брат·.
Но я не хотел с ними. Зачем? Я вообще ничего не хотел. Только старался не смотреть на тех, кто лежал. Но все же капелька любопытства оставалась во мне, я спросил старшего:
«Правда, что ты кинул гранату?·
А тот: «Это не я, это он кинул, - и кивает на маленького. - Он не сумел, она не взорвалась. У меня-то взорвалась бы…·
«Вам так нравится воевать?·
А старший опять про маленького:
«Его мать придавило в доме, от бомбы. Она там сгорела живьем…·
Я снова сказал:
«Идите·.
И тут маленький мне:
«Если вы не пойдете с нами, вас убьют·.
А чего меня было убивать? Я и так…
«Уходите, ребята…·
И они ушли. Скользнули между скал, как змейки.
А я… Мне надо было, конечно, сразу пулю в себя, но… Нет, я не боялся. Просто казалось, что не все еще сделал. Не все сказал.
Я вернулся на базу, положил автомат перед Орхидеевым.
- Майор, я только что расстрелял состав секрета на Бейсболке.
Он… как-то сразу поверил. Так мне показалось. Наверно, такое было у меня лицо. Но не дрогнул, приказал спокойным голосом:
«Доложи в деталях·.
«Докладываю. Они поймали двух пацанов и хотели устроить самосуд. С проволокой. Я просил: не надо. Они смеялись… Они обязательно убили бы их…·
Орхидеев молчал, молчал. По-моему, очень долго. Начался обстрел из минометов, но мины рвались далеко за поселком. Кажется, в той стороне, где Бейсболка. Майор встал.
«Поехали. Я хочу посмотреть, что там…· - И подвинул мне автомат. И я взял, и мы поехали на его «козлёнке·. Вдвоем. Пока позволяла дорога. А дальше - пешком. Он шел впереди, а я за ним. С автоматом. И он ни разу не оглянулся. Потом мы увидели за кустами и скалами дым и почуяли запах, такой, как после взрыва. Подошли к повороту и видим: «бейсбольного· козырька нет. Обрушен минами. Ничего нет. Пустота…
Орхидеев обернулся, но посмотрел не на меня, а мимо. И говорит:
«Надо докладывать то, что есть, а не молоть всякую чушь, Темрюк. Если ты увидел, что секрет погиб от взрыва, нельзя давать волю нервам. У всех мозги сдвинуты, но надо держать себя в руках… Ты /.- o+ меня, Студент? Иди выпей водки и опомнись. А я буду писать рапорт начальству…·
Мы пошли, и я выпил бутылку и сразу уснул. Потом меня рвало, но уже казалось, что и правда ничего не было. Так я прожил еще сутки. Через день майора Орхидеева убил горский снайпер. А еще через два дня рядом со мной рванул фугас-ловушка. Тех, кто шел впереди - в клочья, а я очнулся в госпитале.
И там, когда поправлялся, я, Нитка, снова вспоминал все, что было. Иногда спокойно, а иногда с мучением. Но всякий раз я знал: если бы такое началось снова, я бы опять нажал на спуск…
- Бедненький ты мой… - сказала Нитка, словно малышу, который запнулся и ободрал коленку. И погладила его плечо. А потом вдруг дернулась:
- Т1м! А причем тут призрак? Какой?
- Птичка…
3.
Они встретились на рынке, между овощных рядов. Лицом к лицу.
- Ха, птичка! Привет, Студент!
Всё тот же. Шея толще головы, пегий ежик волос, желтые глаза. Рот врастяжку… Только на широченных косых плечах не камуфляж, а черная майка с дурацкой надписью: «Я - хороший!·
Артем удивился, что ничего не чувствует. Лишь стукает в голове спокойная такая, отрешенная мысль: «Выжил все-таки… Ну, что ж… Значит, судьба…·
- Не ждал, Студентик?
- Нет, почему же… - Артем пригладил волосы, поправил очки. - Ты ведь не первый день таскаешься за мной.
- Заметил, значит!
- Заметил. Хотя сперва думал, что показалось. Не верилось, что уцелел…
- А вот уцелел! Рассказать, как?
- Не надо, Птичка. Неинтересно… Впрочем, догадываюсь. Я плохой стрелок… А потом ты - ужом в сторону, взрыв, плен… Героическое возвращение. Поиски врага…
Они пошли рядом. Этакие добрые знакомые, случайно встретившиеся после разлуки. Улыбались.
- Ты прав, Студент. Умеешь мыслить. Интеллигенция все-таки… Но ты не просто враг. Ты теперь смысл моей жизни. Я буду искоренять тебя не как личность, а как явление. Этой самой жизни…
- Да ты философ, Птичка, - усмехнулся Артем.
- Ага, - сказал он с удовольствием.
- Но глупый. Искоренишь меня, и смысла не останется.
- А я буду делать это долго.
- Как? Заведешь судебный процесс? Ничего не докажешь…
- Я не буду заводить! Я сам! Я буду убивать тебя медленно… и с удовольствием.
- Можно узнать, каким способом?
- Страхом, Студентик! Ты теперь всегда и всюду будешь ходить с оглядкой, не зная, где и как
