Барашковом переулке, в доме номер девять, но ни разу не разрешила, чтобы Филя ее проводил до калитки. Или даже до этого переулка… Говорит: если хочешь, найди мое местожительство сам, в одиночку…
- Кокетничает,- понял Вася.
- Похоже, что так. А Филя никак этот Барашков переулок найти не может, и никто не знает, где такой… И решил Филя, что она дразнит его. Не принимает, как говорится, всерьез. «Потому что,- говорит,- я коротышка, а она меня выше на полголовы и красавица. Зачем я ей нужен такой?..»
- Зато он талантливый!.. Неужели она такая дура? И никакая не красавица, только волосы красивые…
- То-то и оно… А Филя, в свою очередь, чем плох? Борода что надо и глаза, как у принца. А рост… подумаешь! Я ему говорю: знаменитый художник Борисов-Мусатов был горбун, а любовь его не обошла, потому что была в нем настоящая душа живописца. А француз Тулуз-Лотрек, великий импрессионист! Совсем уродливой был внешности, а женщины тоже по нему страдали… Разве дело в росте?
- А Филипп что?
- Что-что…- вздохнул старик.- Мается, сам видишь. Последние дни вообще бродит где-то с утра до вечера, а то и не ночует. Или ищет этот окаянный переулок, или просто ходит с головой ниже плеч… Нынче сказал, что опять ночевать не придет. «Пойду,- говорит,- к друзьям-приятелям в общежитие, свое горе утешать… А мне снова одному ночь коротать. Раньше-то мне это было в привычку, а теперь как-то скучно одному…
- Акимыч, а давайте я приду к вам ночевать! - осенило Васю.- Мама и папа как раз уезжают на два дня к знакомым в Кобылкино, хотели и меня взять, да я уперся, потому что они говорят: не надо с Колесом. Значит, их сегодня не будет, а тетя Тома отпустит!
Здесь надо отметить одну деталь, о которой не было случая сказать раньше. Дело в том, что Акимыч и тетя Тома были давние знакомые. В прежние годы тетя Тома была медсестрой плавсостава и несколько лет ходила в рейсы на разных речных судах, в том числе и на «Богатыре». Родителям Вася о своих пароходных знакомствах не рассказывал (потому что будут лишь охи, расспросы, запреты и опасения), а тете Томе однажды признался. Она обрадовалась, когда узнала, что Вася подружился с Акимычем.
- Передавай привет старику. Он человек с понятием, положительный.
Уезжая в гости, мама и папа, как обычно, поручили Васю тети-Томиным заботам, и она, конечно, не спорила, когда он попросился ночевать на «Богатыре».
- Я тебе гостинец дам для Акимыча: баночку земляничного варенья, вечером и попьете чайку.
На берегу Вася появился уже в сумерки.
Лето перевалило на вторую половину, вече сделались темнее. После полуночи небо становилось совсем черным и густо высыпали звезды. Но и сейчас уже было похоже на ночь. Из-за облака выкатилась улыбчивая луна, раскатала по во среди камышей серебристо-чешуйчатую дорожку. Этому очень обрадовались лягушки, начали весёлую перекличку. «Теперь будут орать до утра», снисходительно подумал Вася.
Сильно пахло осокой, в воздухе висела болотистая прохлада. Вася подышал на ладони, потер локти и ноги. Окно стариковой каюты уютно светилось. Вася представил, как они с Акимычем в тепле будут пить чай, ложками есть варенье и беседовать о всяких жизненных вопросах. Он снял с Колеса шину. Вообще-то у Акимыча была плоскодонка, он и Филипп на ней добирались до берега и обратно. Однако Вася лодкой никогда не пользовался. На Колесе по тросу - это пять секунд (для того, кто умеет, конечно).
На пароходе Вася стукнул костяшками в дощатую дверь и сразу толкнул ее. И удивился. Он думал, что Акимыч один, а Филипп тоже был здесь. Они со стариком сидели у стола с яркой лампой. На щербатых тарелках блестела селедка и огурчики. А особенно ярко блестела четвертинка. Акимыч крякнул и быстро прикрыл ее газетой.
- А я ночевать пришел,- виновато сказал Вася.- Тетя Тома отпустила. Вот варенье послала…
- Вот и славно,- засуетился старик.- Вот и чудненько… Сейчас я чайку… А мы тут с Филей обсуждаем кой-какие философские вопросы. О смысле жизни, так сказать, и прочие мелочи. Присоединяйся…
- Нет, я не хочу,- вздохнул Вася. Он не стал делать вид, что не заметил четвертинку.- Вы уж обсуждайте без меня, а я погуляю по пароходу. Нынче луна такая… И со Степаном подежурю у колокола. Я давно хотел побывать на ночной вахте. Можно?
- А чего ж, а чего ж…- покладисто откликнулся Акимыч. - Если хочется, можно и на вахте. Только долго-то там не сиди, прозябнешь… Возьми-ка мой бушлат, завернешься в него, и никакая ночная сырость не проймет…
Рыжий от старости бушлат с флотскими пуговицами оказался Васе до пят. От него пахло шерстью, как от жесткого детсадовского одеяла, и крепким табачным зельем.
- Филипп, а если мне спать захочется, можно я у тебя в рубке лягу? Я еще никогда не спал там, где штурвал.
- А чего же! - как и Акимыч, охотно откликнулся Филипп (голубые глазки его при лампе сильно блестели, а борода горела медью).- Ложись, конечно! Не забоишься один?
- Пфы! - сказал Вася так же, как умела Маргарита Панченко.- Да я и не один, а с Колесом.
Он понимал, что от него избавляются вежливо, но с охотой. Но не обиделся. Оно понятно: не хочется Филиппу при мальчишке изливать душу и мешать горькие мужские слезы с жидкостью из четвертинки.
Вася пошел на верхнюю палубу. Степан был уже на вахте. Лежал под колоколом на специально прибитой полке.
- Добрый вечер,- сказал Вася.
- Мр-р…
- А где Крошкин? Степан лениво глянул вверх. Там, в листьях берёзы, слышалось шуршание.
У рубки стояла решетчатая пароходная скамейка. Вася уселся на нее с ногами, закутался в бушлат, надел на Колесо шину, положил его на колени. Лег на обод щекой.
Веселились лягушки. В городе светились огоньки и порой вскрикивали тепловозы. По недалекому руслу, за бывшим островом, протарахтел последний речной трамвай. От нагретого за день парохода несло теплом, оно гладило щеки и забиралось снизу под бушлат.
А луна выбралась на середину неба и сияла вовсю.
«Луна круглая, как ты»,- сказал Вася Колесу.
«Да, у нее очень правильная форма. Круглая форма - самая совершенная. Поэтому все колеса - очень совершенные сооружения…»
Иногда Колесо любило поважничать, и в таких случаях не следовало спорить. Вася приласкал его, как котенка, погладил по шине.
«Ты самое совершенное из колес».
«Не подлизывайся,- хмыкнуло Колесо.- Я говорю серьезно. Круглая форма - самая лучшая из всех, какие придумала природа. Если хочешь знать, на некоторых языках «круглый» и «совершенный, самый лучший» звучит одинаково. Ты слышал названия японских судов?»
«Слышал, конечно! Вчера передавали в новостях: потерпевших бедствие сахалинских рыбаков спас японский танкер «Осака-мару». У них все названия кончаются на 'мару'…»
«А что это такое, знаешь?»
«Я думаю, «мару» - это «морской». Вот имя «Марина» означает, например, «девочка с моря», мне одна девочка говорила, моя одноклассница».
«А вот и нет! «Мару» как раз означает «круглый, совершенный, такой, что лучше не надо…»
«Я не знал… Колесо, знаешь что?»
«ЧТО?»
«А можно, я буду звать тебя 'Мару'?»
«М-м… вообще-то похоже на 'Марусю'. Это девчоночье имя».
«А похоже и на 'Марина'. Это мальчишечье. Но я не буду ни 'Маруся', ни 'Марин', а просто 'Мару'… Можно?»
