– Вы очень пунктуальны, – заметила она и пригласила:
– Заходите.
Он прошел мимо нее, пока она закрывала дверь, и сказал:
– У вас тут очень симпатичный район. Девушка мило дернула плечом:
– Я не из тех, кто любит экономить. Как знать, может, я через неделю умру и от моих сбережений не будет никакого проку, а не умру, так их, к примеру, съест инфляция. Хотя, честно признаться, это я так оправдываю свое расточительство. – Она взяла его за руку, подвела к дивану и уселась рядом с ним.
– Что будете пить?
– Скотч, если можно.
– Со льдом?
– Прекрасно, – сказал он.
– Сейчас принесу.
Чейз смотрел, как она поднялась, прошла по комнате и исчезла в коротком коридоре, который, по- видимому, вел в столовую и в кухню. В шортах ноги ее выглядели невероятными – такими длинными, что казалось, они должны сгибаться, как резиновые. Если у него еще и оставались воспоминания о Луизе Элленби, Гленда прогнала их окончательно. О соперничестве между ними не могло быть и речи.
Когда Гленда вышла, он оглядел большую гостиную с ультрасовременной мебелью и декоративным убранством. Диван с плюшевой обивкой и два под стать ему кресла цвета какао. У дальней стены несколько фонариков, которые сейчас не горели. Одна лампа – пятидесятифунтовый кусок мрамора, из которого торчала гибкая изогнутая стальная трубка с серебристым плафоном на конце; его можно было поворачивать в разные стороны. Кофейный столик. Несколько ярких картин. Скульптура, изображающая обнаженных девушку и юношу в объятиях друг друга. Растение в горшке, которое едва не достигало потолка. И все. Сверхсовременная мебель и со вкусом подобранные украшения – это сочетание нравилось ему, и он чувствовал себя как дома.
Гленда вернулась с двумя стаканами скотча и протянула один из них ему. На этот раз она уселась в кресло напротив дивана. Это лучше, подумал он, чем сидеть с ней рядом, потому что так он может любоваться ее прелестными ногами.
– Вам нравится фондю на обед? – спросила она.
– Я никогда не пробовал, – признался Чейз.
– Что ж, я уверена, вам понравится. А если нет, то не получите больше скотча.
Чейз засмеялся и откинулся на спинку дивана – в первый раз с того момента, как пришел сюда, он перестал ощущать неловкость.
С ней было легко разговаривать на самые разные темы, от еды и коктейлей до мебели и дизайна. Она рассказывала, куда лучше всего пойти, чтобы пообедать и послушать музыку, и он с интересом слушал. Чейз слишком долго жил затворником, чтоб знать что-либо о таких вещах, но даже если бы он и вел светскую жизнь, мало что смог бы добавить к ее словам: она знала все хорошие места. У нее, наверное, подумал Чейз, десяток поклонников, которые с радостью готовы заплатить за нее везде, куда бы ей ни захотелось пойти. В этой девушке была изысканная чувственность.
Обед оказался вкуснейшим: печеная картошка, взбитый салат, цуккини и фондю из говядины, которое шипело и потрескивало, создавая аккомпанемент их беседе. На десерт был пирог с мятным кремом и вишневый ликер.
– Перейдем в гостиную? – спросила она.
– А как же посуда?
– Пусть стоит.
– Я помогу, и мы вымоем ее вдвоем быстрее. Она встала и положила свою салфетку На стол:
– В первый раз в жизни обедаю с мужчиной, который предложил вымыть посуду.
– Вообще-то я полагал, что буду вытирать, – отшутился он. Она засмеялась:
– Все равно вы неповторимы.
– Ну так как? Займемся?
– Нет, – сказала она. – Во-первых, я не считаю, что гости должны утруждать себя этим малоприятным делом. Во-вторых, мне и самой неохота. Я предпочитаю еще немного выпить, послушать музыку, посмотреть на фонарики и поговорить.
– Очень хорошо, – сказал Чейз. – Но потом – посуда.
Фонариков было двенадцать, в каждом переливались узоры из красного, синего, желтого, оранжевого, белого и зеленого света. Освещая комнату, они отбрасывали причудливые тени на стены, и потолки, на Чейза и Гленду, сидящих на диване, положив ноги на кофейный столик. По ногам Гленды пробегали голубые вспышки, белые огоньки, красные точки и желтые дрожащие концентрические круги.
– А вы совсем не такой, как я думала, – произнесла она после небольшой паузы в разговоре.
– Что же вы обо мне думали? – спросил он, не вполне ее понимая.
– О, что вы самонадеянный, очень суровый, консервативный и холодный.
– Вы так подумали, когда я приходил к вам в контору?
– Нет, – сказала она. – Я уже тогда удивилась. С самого начала вы вели себя совсем не как герой войны, без чванства – просто, очень вежливо и даже немного застенчиво.
Он не сумел скрыть своего удивления:
– Так вы узнали меня сразу?
– Ваша фотография два раза за эту неделю была на первой полосе. – Она отпила из стакана и поставила его на тумбочку у дивана.
– Но вы ничего не сказали.
– Я уверена, что вас уже до смерти тошнит от поздравлений.
– Да, – подтвердил он. – Тошнит, и даже более того.
– Когда я вернулась из хранилища, – сказала она, – а вас уже не оказалось, то решила, что вы рассердились: видите ли, не обслужили вовремя.
– Вовсе нет, – возразил он. – Просто вспомнил о другой встрече, которая вылетела у меня из головы, а я уже опаздывал. – В первый раз за весь вечер он припомнил, зачем пришел: расспросить ее о людях, которые посетили справочный отдел во вторник, о Судье. Но он не знал, как к этому подступиться. К тому же ему и не хотелось. Как здорово сидеть вот так рядом, пить, разговаривать, слушать музыку и смотреть на огоньки.
– Вы что, правда интересуетесь фамильной историей?
– А что здесь такого? – спросил он.
– Просто мне показалось тогда, что это не в вашем характере, ответила она. – А теперь, когда я узнала вас лучше, тем более.
– Может быть, мой характер сложнее, чем вы думаете, – предположил Чейз.
– Не сомневаюсь.
Они еще немного посмотрели на фонарики и помолчали. Вовсе не обязательно разговаривать, если им настолько легко друг с другом, что молчание не казалось неловким. Она налила каждому еще по стакану напитка, и когда села на место, то оказалась ближе к нему, чем раньше.
Гораздо позже, после того, как они еще поговорили, послушали музыку, помолчали и выпили, она сказала:
– Вы настоящий джентльмен, правда?
– Я?
– Ну да.
– Я бы так не сказал.
– А я бы сказала, судя по тому, как вы назначили мне свидание по телефону, а потом предложили помочь мыть посуду. К тому же, не будь вы джентльменом, уже наверняка начали бы клеиться ко мне.
– А можно? – спросил он.
– Пожалуйста, – ответила она, придвинулась к нему и наклонила голову, предлагая ему свои губы, а потом, возможно, и все остальное.
Он обнял ее и долго целовал. При свете фонариков она была вся синяя, в желтых пятнах с
