– Послушай, Бен, – возмутилась она, – я сейчас рассержусь.
Он заставил себя помолчать немного и ответил размеренным тоном:
– Хорошо. Если тебя устроит, я приеду в восемь. Но только прошу, до того времени не открывать дверь незнакомым людям, как бы долго они ни звонили.
– Что случилось? – спросила она.
– Не могу сказать по телефону, – ответил Чейз. – Сделаешь так, как я говорю?
– Хорошо, – согласилась Гленда. – Жду тебя в восемь.
Чейз слонялся по комнате, пока не почувствовал, что так время не скоротаешь. Он подошел к буфету и взялся за свою бутылку виски. Он прикладывался к ней уже несколько дней кряду, но, когда стал наливать, понял, что ее содержимого хватит еще надолго, потому что и сегодня ему совершенно не хотелось затуманивать свои мозги, ведь в любой момент можно столкнуться с Судьей. Он заткнул бутылку пробкой, снова поставил ее в буфет, закрыл дверцу, чтобы не соблазняться, вымыл стакан, вытер и убрал его.
Да, многое изменилось за последнее время – и его воздержание от выпивки лишнее тому подтверждение. Он принял душ, стараясь как можно дольше тянуть время, несколько раз намыливался и споласкивался. Потом побрился, позанимался гимнастикой. Взглянул на часы: было несколько минут шестого. Чуть меньше трех часов оставалось до того момента, когда он сможет объяснить ситуацию Гленде и предложить ей свою защиту. Три часа это не очень долго. Вот только за эти часы она может оказаться мертвой.
Глава 10
Гленда была в короткой зеленой юбке и блузке темно-табачного цвета, с широким воротником и рукавами-фонариками; каждую длинную манжету украшали восемь пуговок. Свои золотые волосы она стянула в два конских хвостика за ушами и благодаря этой прическе, как ни странно, казалась одновременно и очень юной, и искушенной, хотя, подумал Чейз, мать, пришедшая в гости, наверняка заметила только невинность этого нарочито детского штриха.
Закрыв дверь, они долго целовались, как будто их разлука длилась много дней, а не несколько часов. Обнимая Гленду и чувствуя ее язык у себя во рту, Чейз удивлялся, как далеко могут зайти отношения между мужчиной и женщиной за такое короткое время. Это, конечно, была не любовь с первого взгляда, но нечто очень похожее. Сначала он отстраненно, издали оценил ее женские достоинства, потом ощутил к ней половое влечение, хотя и оставшееся неудовлетворенным, потом дружеские чувства и, наконец, своеобразную любовь. Они не женаты, и он не может физически овладеть ею, но его захлестнул шквал чувств: любовь, желание, нежность, стремление главенствовать над ней – все то, что, по-видимому, испытывает любой молодожен. Они почувствовали такое родство потому, подумал он, что в чем-то дополняли друг друга, однако ему не хотелось углубляться в дебри психологии. Хотелось просто радоваться, послав куда подальше свой комплекс вины.
– Хочешь выпить, – спросила она, высвобождаясь из его объятий, – Нет, – ответил он. – Нужно серьезно поговорить. Иди сюда.
Когда они уселись рядом на диване, как в начале вчерашнего вечера, он сказал:
– К тебе не пытались войти незнакомые люди?
– Нет, – удивленно ответила она.
– А кто-нибудь звонил по телефону?
– Только ты.
– Хорошо, – сказал он. Но это значило, что Судья не отменил, а только отложил исполнение своих планов.
Она взяла его руку в свои ладони и спросила:
– Бен, в чем дело, что случилось?
– Понимаешь, никто мне не верит, – посетовал он. – Из-за Ковела полицейские не хотят меня даже слушать.
– Я буду слушать, – сказала она.
– Ты и должна слушать, – ответил он, – потому что все это касается и тебя.
Гленда долго ждала, когда Чейз продолжит, но он молчал, и тогда она сказала:
– Пойду принесу нам что-нибудь выпить.
– Нет, – возразил он, удерживая ее. – Если я начну пить, чтобы оттянуть все это, то потеряю самообладание и вообще ничего не расскажу.
В следующие двадцать минут он ни разу не взглянул на нее, хотя рассказал ей все – даже об операции 'Жюль Верн' и о туннеле. И о бамбуковой решетке. И о женщинах. Рассказал обо всем, вплоть до последней угрозы Судьи.
– Теперь мне уж точно необходимо выпить, – сказала Гленда.
Чейз не стал останавливать ее. Когда она вернулась с двумя стаканами, он взял один и сказал:
– Ну так что, это меняет дело? По-моему, да.
– Что ты имеешь в виду?
– Нас.
– А почему что-то должно измениться? – спросила она с неподдельным недоумением.
– Но ты же теперь знаешь, кто я такой, что я сделал, как участвовал в убийстве этих женщин.
– Это был не ты, – сказала она.
– Я стрелял наравне со всеми.
– Послушай меня. – Ее нежный голос зазвучал с необычной серьезностью и твердостью, как будто крошечный, но решительный молоток заколачивал слова так, чтобы никаких сомнений не оставалось. – Когда ты воевал во Вьетнаме, было два Бенжамина Чейза. Один Бен всерьез воспринимал приказы и четко исполнял их, потому что его воспитали на непреложной истине: всякий авторитет всегда прав и неподчинение – признак бесхребетности или недисциплинированности. Этот первый Бен к тому испытывал панический страх, который еще больше усилил его уважение к авторитетам, потому что этот страх внушал ему: в одиночку ты умрешь. Но был и другой Бен, умеющий отличить добро от зла, отличить инстинктивно, несмотря на стремление общества перепутать его нравственные суждения. Это тот Бен, которого я знаю, второй Бен. Он больше года пытался уничтожить остатки первого Бена того, кто слепо подчинялся Захарии, – и прошел все круги ада, чтобы очиститься. Первый Бен умер. Его убила война, и это одно из немногих полезных убийств, совершенных на этой глупой войне.
И теперь совершенно нет причин, чтобы второй Бен, мой Бен, стыдился себя и желал быть наказанным. А еще меньше причин у меня обвинять моего Бена в чем-либо, что совершил умерший Бен. – Она умолкла, покраснела, явно удивляясь внезапному приступу красноречия, и опустила глаза на свои круглые колени. – Это, конечно, упрощение, но я так думаю. Ты понимаешь меня?
– Да, – сказал он. Обнял ее и стал целовать. Когда его руки соскользнули с ее груди и стали гладить полные бедра, он понял, что дело идет к новому разочарованию, и, отодвинувшись, сказал, снова переключаясь на Судью:
– Тебе не кажется, что я упустил нечто важное, возможно, какой-нибудь крошечный след?
– Вообще-то нет, – задумчиво произнесла она. – Я узнала его по твоему описанию, но не знаю, как его зовут и вообще ничего о нем. – Она отпила из своего стакана и вдруг резко отставила его. – А ты не спрашивал у Луизы Элленби, не приставал ли кто к погибшему парню – может быть, за много недель до убийства? Если Судья действительно выслеживал их, производя свое 'расследование', они могли заметить его или встретиться с ним.
Чейз сказал:
– Подозреваю, что они ни разу не заметили чего-либо подобного. К тому же наверняка следователь спрашивал Луизу об этом.
– Он же не знает того, что знаешь ты, в частности, об этих 'расследованиях'.
– Пожалуй, ты права, – согласился он. – Я позвоню Луизе. Если она дома, можно поехать к ней
