Джоэл хотел было что-то возразить, но сдержался — мысли его приняли иное направление.
— А почему ты не обратился к кому-нибудь, кто смог бы их остановить? Или хотя бы его?
— К кому?
— Неужели тебе нужно это объяснять? Наберется сколько угодно людей в правительстве — избранных или назначенных — и не менее дюжины различных департаментов. Взять хотя бы Верховный суд.
— В Вашингтоне надо мной просто посмеялись бы, — сказал Холлидей. — Помимо того, что у нас, кроме имен и предположений, нет никаких доказательств, не забывай, что на мне ярлык хиппи. Они тут же вспомнят о нем и пошлют меня подальше.
— И тем не менее Делавейн доверял тебе защиту своих интересов.
— Это только усложнит правовые аспекты. Стоит ли мне объяснять тебе это?
— Да, да, отношения адвоката и клиента, — заметил Конверс. — Ты автоматически попадаешь в невыгодное положение, еще не успев сделать и шага. Если только у тебя нет бесспорных доказательств того, что готовится новое преступление и что, продолжая молчать, ты становишься его пособником.
— Таких доказательств у меня нет, — вставил калифорниец.
— Значит, тебя будут сторониться как прокаженного, — продолжал Джоэл. — Особенно честолюбивые юристы из Верховного суда, они ни за что не поставят под удар свою будущую карьеру, путь к которой им открывает государственная служба. Ты прав, у делавейнов в нашем мире немало сторонников.
— Вот именно, — согласился Холлидей. — Когда я начал задавать вопросы и попытался приблизиться к Делавейну, он и разговаривать со мной не стал. Просто я получил письмецо, в котором было сказано, что могу отправляться на все четыре стороны… Дескать, если бы он знал, кто я такой, то ни за что не воспользовался бы моими услугами. “Накурившись марихуаны, вы оскорбляли и осыпали проклятиями все самое святое, в то время как отважные молодые люди совершали подвиги во имя отчизны”.
Конверс тихо присвистнул.
— А еще твердишь, что не попал в западню! Ты оказывал юридическую помощь ему и его структуре, которую он использовал для своих целей, хотя и в рамках закона, но, как только запахло жареным, ты оказался самым последним человеком, из тех, кто может поднять шум. Он тут же начал размахивать одним из своих старых знамен и объявил тебя зловредным недоумком.
Холлидей кивнул:
— В письмице было кое-что еще, но ничего такого, что могло бы навредить мне, если я не буду касаться его дел. Просто очень грубое письмо.
— Представляю. — Конверс вытащил пачку сигарет и про тянул Холлидею. Тот покачал головой. — В каком деле ты консультировал его?
— Я помог ему создать корпорацию — небольшую консультативную фирму в Пало-Альто, специализирующуюся на им порте и экспорте: что можно вывозить, чего нельзя, каковы квоты и как на законных основаниях пробиться к тем людям в Вашингтоне, которые благожелательно отнесутся к затеваемому тобой делу. По существу, это была попытка лоббирования, спекуляция на названии, если кто- нибудь заинтересуете?
— Но ведь ты, кажется, говорил, что фирма их нигде не зарегистрирована, — заметил Конверс, прикуривая.
— Дело не в этой фирме. Здесь мы только зря потеряли бы время.
— Но именно там ты и добыл свою информацию, не так ли? Это твои списки, улики…
— Чистая случайность, которая больше не повторится. С юридической стороны там комар носа не подточит.
— И все-таки это — крыша, — настаивал на своем Джоэл. — По-другому и не может быть, если все или хотя бы что-нибудь из сказанного тобой правда.
— Конечно правда, но и ты прав: это — крыша. Ничто не фиксируется на бумаге. Делавейн и его окружение используют фирму, чтобы свободно разъезжать по всему свету. И, только попав в нужное место, они занимаются там своими делами.
— Все эти генералы и фельдмаршалы? — уточнил Конверс.
— Мы думаем, это что-то вроде миссионерской работы. Ведется очень тихо и весьма настойчиво.
— Как называется фирма Делавейна?
— “Пало-Альто интернэшнл”.
Джоэл решительно раздавил в пепельнице окурок сигареты.
— А кто это “мы”, Эвери? Если они могут выложить такую кучу денег, значит, им ничего не стоит выйти на кого угодно в Вашингтоне.
— А, все-таки заинтересовался?
— Но не настолько, чтобы работать на того, кого я не знаю или… чьих действий не одобряю. Нет, меня не интересует твое предложение.
— Но ты одобряешь то, что я кратко обрисовал тебе?
— Если то, что ты сказал, правда — а я не вижу, зачем бы тебе врать, — то конечно же я на вашей стороне. И ты прекрасно знал, что это так. Но ты не ответил на мой вопрос.
— А предположим, — торопливо продолжал Холлидей, — я вручу тебе официальное поручительство, в котором будет сказано, что сумма пятьсот тысяч долларов, переведенная тебе с анонимного счета на острове Миконос, была предоставлена мне моим клиентом, за репутацию и честность которого я ручаюсь. Что его…
— Минуточку, Пресс, — резко перебил его Конверс.
— Пожалуйста, не перебивай меня, прошу тебя! — Глаза Холлидея засветились безумным блеском. — Другого пути нет, по крайней мере сейчас. Я ставлю на карту имя, а значит, и свою профессиональную репутацию. Ты же берешь на себя выполнение работы конфиденциального характера, полностью соответствующей твоей профессии, по поручению лица, известного мне своими выдающимися гражданскими качествами, которое, однако, настаивает на собственной анонимности. Я целиком и полностью ручаюсь и за человека, и за порученную тебе работу, при этом я готов подтвердить под присягой не только законность поставленных перед тобой задач, но и то, что результаты их выполнения принесут огромную пользу обществу даже в случае частичного успеха. Ты ничем не рискуешь, ты получаешь пятьсот тысяч долларов и — для тебя это так же важно, а может быть, даже важнее — шанс остановить маньяка, вернее, маньяков и сорвать их безумные планы. В лучшем случае деятельность их приведет к повсеместным беспорядкам, политическим кризисам и принесет страдания всем и каждому. В худшем же они могут изменить ход истории так, что истории вообще не станет.
Конверс сидел напряженно выпрямившись, не сводя глаз с говорившего.
— Вот это речь! Долго репетировал?
— Нет, сукин ты сын! Мне незачем было репетировать. Так же как тебе тот маленький взрыв в Сан-Диего двенадцать лет назад: “Таких, как он, нельзя допускать к власти, неужели вы не понимаете? Он — враг, наш враг!” Это ведь твои собственные слова, не так ли?
— Ты отлично вызубрил урок, адвокат, — сказал Джоэл, тщательно скрывая злость. — Но почему это, коллега, ваш клиент так упорно настаивает на своей анонимности? Почему он не употребит свои деньги на соответствующие пожертвования и не переговорит с директором ЦРУ, Национальным советом безопасности или с Белым домом, до которых он может легко добраться? Полмиллиона долларов и в наши дни — это тебе не кот наплакал.
— Потому что официально он не может ни во что вмешиваться. — Холлидей нахмурился и тяжело вздохнул. — Я знаю, звучит это довольно глупо, но именно так обстоят дела. Он и в самом деле выдающийся человек, и я обратился к нему, потому что был страшно встревожен. Откровенно говоря, я надеялся, что он снимет телефонную трубку и сделает то, о чем ты говорил. Свяжется с Белым домом, к примеру, но он пожелал идти этим путем.
— И предложил тебе обратиться ко мне?
— Ты уж извини, но он не знает о тебе. Он сказал мне очень странную вещь. Попросил меня найти
