отталкивает, Миконос притягивает…
Джоэл позвонил в банк прямо из аэропорта, не имея ни малейшего представления о часах его работы, зная только имя банкира, с которым ему предстояло иметь дело. Костас Ласка-рис весьма сдержанно приветствовал его по телефону, предупредив, что для совершения операции потребуется не только паспорт, который будет проверен на спектрографе, но и оригинал письма Э. Престона Холлидея с его собственноручной подписью, которая также будет должным образом сопоставлена с тем ее образцом, который оставил в банке покойный мистер Э. Престон Холлидей.
— Мы слышали, что он был убит в Женеве. Это очень неприятно.
— Я непременно передам его жене и детям, как вас тронула эта трагедия.
Конверс расплатился с такси и поднялся по небольшой белой лестнице ко входу, неся чемодан и атташе-кейс, радуясь хотя бы тому, что охранник распахнул перед ним двери. Он был в форме, приводившей на память давно забытые изображения безумного султана, поровшего кнутом женщин, которые не могли возбудить его.
Костас Ласкарис оказался совсем не таким, каким представлял его себе Джоэл после довольно короткого бессвязного телефонного разговора. Это был лысеющий человек лет шестидесяти, с приятным лицом и теплыми черными глазами. По-английски он говорил довольно бегло, но чувствовалось, что изъясняться на нем ему трудновато. Первые же слова, которые он произнес, поднимаясь со своего места и приглашая Конверса сесть, также опровергали первоначальное впечатление.
— Прошу извинить меня за то, что мои слова относительно мистера Холлидея могли показаться вам бестактными и грубыми. Все случившееся действительно очень неприятно, но я просто не знаю, как это выразить по-английски. А кроме того, сэр, трудно скорбеть о человеке, которого ты никогда не знал.
— Я погорячился. Забудьте об этом, пожалуйста.
— Вы очень любезны, но, боюсь, я не имею права забывать о распоряжениях… сделанных мистером Холлидеем и его компаньоном, пребывающем здесь, на Миконосе. Пожалуйста, мне нужен ваш паспорт и письмо.
— А кто он? — спросил Джоэл, доставая из кармана паспорт, в который было вложено и письмо. — Я имею в виду его компаньона.
— Вы юрист, сэр, и конечно же понимаете, что сообщить данную информацию я смогу вам, только когда будут устранены все… барьеры. Я думаю, что это правильно.
— Совершенно справедливо. Я спросил на всякий случай. — Джоэл протянул банкиру паспорт с письмом.
Ласкарис снял телефонную трубку, нажал кнопку и произнес несколько слов по-гречески, по- видимому вызывая кого-то. Несколько секунд спустя отворилась дверь, и загорелая, ослепительной красоты брюнетка грациозной походкой подошла к столу. Она выжидающе уставилась на Конверса, который тут же понял, что банкир внимательно следит за ним. Сделай Конверс какой-нибудь знак, брось на Ласкариса еще один взгляд — и знакомство состоялось, заключено молчаливое соглашение, и кусок, возможно, существенной информации окажется в банкирском архиве. Этого знака Джоэл не подал — не нужно ему такое начало. Если человек одним кивком может стать богаче на полмиллиона долларов, ему не следует искать еще и дополнительных поблажек. Это свидетельствует не о надежности его положения, а о чем-то другом.
Следующие десять минут ушли на ни к чему не обязывающую болтовню о самолетных рейсах, таможнях и общем упадке транспорта. За это время паспорт и письмо прошли, по-видимому, соответствующую проверку и вернулись в кабинет управляющего. На этот раз доставила их не ослепительная брюнетка, а юный белокурый Адонис, танцующей походкой подошедший к столу. И опять Ласкарис посмотрел на него: он был готов предложить все, что пожелает его богатый клиент.
Конверс с улыбкой поглядел в теплые глаза Ласкариса и, не выдержав, расхохотался. Грек ответил ему улыбкой, пожал плечами и отпустил мальчишку.
— Я всего лишь управляющий местным отделением банка, сэр, — сказал он, когда дверь закрылась, — и никак не определяю общей политики банка. Мы ведь, в конце концов, на Миконосе.
— Через который проходит много денег, — подхватил Джоэл. — А на кого, по-вашему, я должен был клюнуть?
— Ни на кого, — ответил Ласкарис, покачав головой. — Вы поступили правильно. Иначе вы сделали бы глупость, а я совсем не считаю вас глупцом. Я выполняю обязанности управляющего банком здесь, на набережной, и неплохо разбираюсь в людях.
— Поэтому вы и были выбраны посредником в данном деле?
— Нет, не потому. Я друг живущего здесь, на острове, компаньона мистера Холлидея. Кстати, фамилия его Биль, доктор Эдвард Биль… Как видите, у вас все оказалось в полном порядке.
— Доктор? — переспросил Конверс, принимая паспорт и письмо. — Он что, врач?
— Нет, он не медик. Он — профессор истории из Соединенных Штатов, в отставке, — пояснил Ласкарис. — У него хорошая пенсия, и несколько месяцев назад он перебрался сюда с Родоса. Интереснейший человек и с весьма глубокими познаниями. Я веду его денежные дела — в этой области его познания не глубоки, но и тут он зачастую высказывает весьма интересные соображения. — Банкир улыбнулся и снова пожал плечами.
— Надеюсь, — проговорил Джоэл, — нам предстоит переговорить с ним о многом.
— Это уж не мое дело, сэр. А теперь, может, займемся вашими деньгами? Как и где вы хотели бы получить их?
— Большую часть я возьму наличными. В Женеве я приобрел для их хранения особый сенсорный пояс — действие батареек рассчитано на целый год. Если его попытаются с меня снять сирена завоет так, что у грабителя полопаются барабанные перепонки. Деньги предпочел бы получить в долларах, за исключением, разумеется, нескольких тысяч.
— Пояса эти весьма эффективны, сэр, если только вас не оглушат и если рядом окажутся люди, которые услышат этот сигнал. Не надежнее ли взять обычные тревел-чеки?
— Наверняка надежнее, но я полагаю, что мне не стоит лишний раз ставить свою подпись.
— Как вам будет угодно. Какие купюры вам дать? — спросил Ласкарис, пододвигая к себе блокнот и карандаш. — И куда прикажете перевести остаток?
— А можно разместить деньги так, — осторожно спросил Конверс, — чтобы я мог получать их, не называя своего имени?
— Конечно можно, сэр. Честно говоря, это достаточно широко практикуется у нас, на Миконосе, как, впрочем, на Крите, на Родосе, в Афинах, Стамбуле, да и в большинстве стран Европы. Мы будем пересылать условия выдачи вклада вместе с написанными вами собственноручно словами — чья-нибудь фамилия, набор цифр… Я знал человека, который пользовался словами колыбельной песенки. В этом случае вам, естественно, придется пользоваться услугами вполне определенных банков.
— Естественно. Назовите мне несколько таких банков.
— Где?
— В Лондоне, Париже, Бонне, возможно, в Тель-Авиве, — сказал Джоэл, припоминая сказанное Холлидеем.
— С Бонном трудновато, они жуткие формалисты. Стоит опустить одну запятую, и они тут же бросаются к своим так называемым властям… Тель-Авив значительно проще, денежные операции у них проворачивают быстро и просто, как заседания в кнессете. Лондон и Париж работают неплохо, но стараются при этом содрать с вас семь шкур. Они уверены, что вы не станете подымать шум из-за налоговых отчислений, и пользуются этим. Истинные грабители!
— Вы прекрасно разбираетесь в этих делах, не так ли?
— У меня имеется опыт, сэр. Итак, каковы будут ваши распоряжения?
— Сто тысяч я возьму прямо сейчас — купюрами не крупнее пятисот долларов. Остальную сумму вы разошлете по разным счетам и объясните мне порядок их получения.
— Это несложно, сэр. Итак, начнем писать имена или номера… а может, слова колыбельной?
— Лучше цифры, — ответил Конверс. — Я — юрист. А имена и колыбельные песенки — предметы, о которых мне в данный момент меньше всего хотелось бы думать.
— Как вам угодно, — ответил грек, придвигая блокнот. — А вот — номер телефона доктора Биля.
