двадцать пять донимал меня вопросами о вас, утверждал, что видели, как мы разговаривали в самолете. И теперь, господин адвокат, скажите мне честно, с вами все в порядке или моя интуиция никуда не годится?
Джоэл твердо встретил изучающий взгляд Даулинга.
— Интуиция у вас отличная, — сказал он как можно спокойнее. — Или этот человек из посольства убедил вас в обратном?
— Трудно сказать. Он вообще чертовски мало говорил. Вроде бы они хотят встретиться с вами и выяснить, для чего вы приехали в Бонн и где намерены остановиться.
— И они знали, что я нахожусь в самолете?
— Да, этот мой гость сказал, что вы летели из Парижа.
— Тогда почему им было не встретить меня у самолета и не выяснить все самим?
На лице Даулинга появилось еще больше морщин, прищуренные глаза превратились в узкие щелочки.
— Да… почему они этого не сделали? — проговорил он, как бы рассуждая сам с собой.
— Он как-нибудь объяснил это?
— Нет. Правда, о Париже он упомянул, когда уже собирался уходить.
— Как это понять?
— Похоже, он считал, что я что-то скрываю — и тут он как в воду глядел, — но не вполне был уверен в этом. Что ни говори, но я и в самом деле неплохой актер, Джо… Джоэл.
— Вы рисковали, — сказал Конверс, отлично сознавая, что имеет дело с человеком, легко идущим на риск.
— Нет, я подстраховался. Я специально задал ему вопрос, не обвиняетесь ли вы в каком-то преступлении или что-нибудь вроде этого. Он сказал, что против вас нет никаких обвинений.
— И все-таки он…
— Кроме того, он мне не понравился. Он из числа таких, знаете ли, надутых чинуш. Повторял и повторял одно и то же, а когда понял, что ничего из меня не вытянешь, объявил: “Нам известно, что он вылетел из Парижа”, будто уличал меня в чем-то. Я ответил, что ничего не знаю.
— Я понимаю, времени у вас в обрез, но не могли бы вы припомнить, о чем еще он вас спрашивал?
— Как я сказал, он хотел знать, о чем мы говорили. Я сказал, что мои мозги — не магнитофон, мы просто болтали о том о сем, о чем я обычно говорю с попутчиками — о сериале, об актерских делах. Но он не угомонился, и тогда я разыграл возмущение.
— Каким образом?
— Сказал ему, что да, мы говорили и еще кое о чем, но это глубоко личное, и нечего ему совать нос не в свои дела. Он очень расстроился, а я еще больше распушил хвост. Мы обменялись несколькими колкостями, но тут он не силен — слишком уж сдержан. Затем, наверное уже в десятый раз, он спросил меня, не говорили ли вы чего-нибудь о Бонне, особенно о том, где собираетесь остановиться. И я в десятый раз сказал ему правду, по крайней мере в вашей интерпретации. Что вы юрист, приехали сюда для встречи с клиентом и что я не имею ни малейшего понятия, где вы, черт побери, находитесь. Я ведь и в самом деле не знал, что вы уже здесь.
— Ну и прекрасно.
— Ой ли? Интуиция хороша для самой первой реакции, советник, но потом начинаешь задумываться. Весьма респектабельный государственный служащий сует вам в нос удостоверение посольства и ведет себя при этом весьма назойливо; конечно, такой тип не самый приятный гость среди ночи, но тем не менее он — все-таки сотрудник госдепартамента. Может быть, черт побери, вы объясните мне, что происходит?
Джоэл медленно повернулся и отошел к изножью кровати, посмотрел на досье, валяющееся на полу. Снова подойдя к актеру, он заговорил очень спокойно, чувствуя, однако, что его голос звучит неубедительно:
— Происходит нечто такое, во что, клянусь жизнью, я не хотел бы вас впутывать. Скажу только, напарничек, что интуиция у вас отличная.
— Не стану скрывать, — сказал актер, и в глазах его неожиданно заблестели лукавые огоньки, — я заподозрил именно это. А потому и выложил этому подонку: если припомню хоть что-нибудь еще, сразу дам знать Уолтеру — не помню, как там его, для меня он просто Уолт.
— Простите, не понимаю.
— Уолтер — это наш посол здесь, в Бонне. Можете себе представить, что, несмотря на всю свою занятость, эта важная дипломатическая шишка давала завтрак в мою честь, в честь паршивого телевизионного актеришки? Но мое великодушное предложение еще больше расстроило этого чинушу. Он явно не ожидал подобного оборота дела. Он сказал — и повторил это трижды, — что не стоит беспокоить посла по этому поводу. Дело, дескать, пустяковое, а у него и без того достаточно хлопот, что посол вообще не знает обо всем этом. И обратите внимание, мистер юрист: он сказал, что госдеп направил вас в качестве “наседки”, рассчитывая, по-видимому, что простодушный актер не способен разобраться в их жаргоне. Вот тут-то я, кажется, и объявил ему, что он порет хреновину.
— Спасибо, — проговорил Конверс, не найдя иных слов, но отлично сознавая, что теперь он знает именно то, что хотел узнать.
— Именно тогда я и убедился, что мой нюх меня не подводит. — Даулинг взглянул на часы, а потом испытующе поглядел на Конверса. — Хотя я и служил когда-то в морской пехоте, но я, напарничек, не из тех, кто размахивает звездно-полосатым флагом при каждом удобном случае. Я чту этот флаг. И ни под каким другим выступать не собираюсь.
— Я тоже.
— В таком случае давайте это проясним. Вы работаете на этот флаг?
— Да, и делаю это единственным доступным мне способом. И это все, что я пока могу вам сказать.
— Вы пытаетесь разузнать что-то здесь, в Бонне? Поэтому и не хотели, чтобы нас видели вместе? Поэтому и держались от меня подальше в Гамбурге… и даже здесь вышли из самолета один?
— Да.
— А этот сукин сын не хотел, чтобы я звонил послу.
— Естественно, не хотел. Он просто не может этого допустить. Однако я тоже прошу вас не звонить ему.
— Вы?… Господи! Неужто вы — один из тех секретных агентов, о которых я читал в книжках? Надо же! Сажусь себе в самолет и тут же натыкаюсь на человека, которого никто не должен видеть.
— Все это не так уж мелодраматично. Я — юрист и, как таковой, занят распутыванием некоторых дел, которые являются не вполне законными. Прошу вас, удовлетворитесь этим объяснением. Я очень ценю то, что вы для меня сделали. Честно говоря, я в этих делах еще в некотором роде новичок.
— Хладнокровный же вы человек, напарничек. Очень хладнокровный. — Даулинг направился к двери, но остановился и снова поглядел на Конверса. — Очень может быть, что я уже выживаю из ума, — сказал он. — В моем возрасте это вполне уместно. Но в вас, молодой человек, я замечаю одну странную особенность: с одной стороны, вам хочется развернуться на полную катушку, а с другой — не трогаться с места. Я подметил это, когда мы говорили о моей жене. Сами-то вы женаты?
— Был.
— Ну, разумеется. Кто же не был? Весьма сожалею.
— А я — нет. Мы оба не сожалеем.
— Конечно, конечно. Еще раз извините. Интуиция меня не подвела. Вы хороший человек. — Даулинг потянулся к дверной ручке.
— Кэл?
— Да?
— Мне нужно это знать. Очень нужно. Кто был тот человек из посольства? Должен же он был как- то назвать себя?
— Он так и сделал, — ответил актер. — Сунул мне под нос свое удостоверение, когда я открыл
