— Определенная часть посетителей наших загородных клубов все еще хранит в своих комодах корпоративные студенческие галстуки. Ну зачем пятнать дорогую материю? Сделки любят широкую дорогу, акцент на слово “широкую”, а не “честную”.
— И вы, советник, не хотели иметь с этим ничего общего?
— Пресс тоже не хотел, потому-то и ударился в международное право. Старый Джек Холлидей просто позеленел, когда Пресс стал прибирать к рукам заграничную клиентуру, а затем чуть не лопнул от злости, когда тот подключил к ней наших акул с маркой “Сделано в США”, которые имели желание поохотиться на внешнем рынке. Но в конечном счете старому Джеку не на что было жаловаться — пасынок с его наивными взглядами давал фирме неплохой доход.
— А вы с радостью нацепили на себя морскую форму, — сказал Конверс, видя в глазах Фитцпатрика откровенное удовольствие.
— Каюсь… и был очень счастлив, получив благословение Пресса в юридическом и прочих смыслах.
— Он вам нравился, не правда ли?
— Я любил его, — сказал Коннел, снимая руку с пушечного ствола. — Любил его так же, как я люблю свою сестру. Именно поэтому я здесь. Это тоже входило в наш договор
— Кстати, о вашей сестре, — мягко сказал Джоэл. — Будь на моем месте кто-нибудь другой, он вполне мог бы узнать, что вашу сестру зовут Миген.
— Конечно. Ее имя упоминалось в газетах.
— Значит, это не такая уж строгая проверка.
— Пресс никогда не называл ее полным именем, разве что во время брачной церемонии. Обычно он звал ее просто Мег. Я постарался бы каким-нибудь образом спросить вас об этом, и, если бы вы лгали, я бы сразу это понял. Я изрядно поднаторел в допросах.
— Я верю вам. Так что это за соглашение между вами и… Прессом?
— Пойдемте погуляем, — сказал Фитцпатрик, и они отправились к стене над извивающейся внизу рекой, откуда открывался вид на семь холмов Вестервальда, и Коннел начал свой рассказ: — Пресс пришел ко мне и сказал: он наткнулся на нечто очень серьезное и не может оставаться в стороне. Ему попалась информация о том, что ряд известных — или когда-то известных — лиц создали организацию, способную нанести огромный вред огромному числу людей в самых разных странах. И он собирается остановить их, остановить ее — опираясь на закон, поставить ей заслон, даже если ради этого ему придется выйти за рамки принятых юридических процедур.
Я задал обычные в таких случаях вопросы: входит ли он в эту организацию, можно ли его в чем-то обвинить и прочее в том же духе. Он сказал “Нет”, но заметил, что не уверен в своей безопасности. Конечно, я заявил, что он сошел с ума, что всю информацию он должен передать властям и пусть они разбираются в этом.
— То же посоветовал ему и я, — прервал его Конверс. Фитцпатрик остановился и посмотрел на Джоэла:
— Он сказал, что все это значительно сложнее.
— И он был прав.
— Я просто не могу этому поверить.
— Он мертв. Так что придется поверить.
— Это не ответ.
— Но вы ни о чем не спрашивали, — заметил Конверс. — Продолжим нашу прогулку. Итак, ваш договор.
На лице морского офицера отразилось недоумение, он продолжил:
— Договор этот был довольно прост. Пресс пообещал держать меня в курсе всего, что относится к его главному делу — мы решили называть это “главным делом”. А также если… если… ох уж это проклятое “если”…
— Если — что?
— Если с ним что-нибудь случится, — закончил он хриплым голосом.
Конверс помолчал, пытаясь справиться со своими чувствами.
— Значит, он сказал вам, что отправляется в Женеву ради встречи со мной, человеком, который двадцать с лишним лет назад знал его как Эвери Фоулера.
— Да. Мы говорили с ним об этом, когда я добывал ему через секретные службы сведения о вас. Он сказал, что время и обстоятельства сейчас самые благоприятные. Кстати, он считал вас лучшим в своей области. — Коннел позволил себе улыбку. — Почти равным ему.
— Он преувеличивал, — сказал Джоэл, тоже слегка улыбнувшись. — Я до сих пор не могу раскусить, как ему удалось оттяпать так много при распределении пакета привилегированных акций.
— Что?
— Да нет, ничего. Так что же с Лукасом Анштеттом? Вы можете рассказать мне об этом?
— Здесь два аспекта. Пресс сказал, что при содействии судьи они постараются добиться для вас отпуска в фирме, если вы согласитесь взяться за…
—
— Не знаю. Этого он мне не сказал.
— Черт побери! Продолжайте.
— Анштетт переговорил с патронами вашей фирмы, и они дали добро при условии, если вы согласны. Это первый аспект. Второй объясняется моими личными странностями: я помешан на последних известиях и, как большинство людей моей профессии, слушаю передачи РВС.
— Что это?
— Радио вооруженных сил. Они дают, пожалуй, самую полную программу новостей. Путешествуя, я обычно беру с собой транзисторный приемник с коротковолновым диапазоном.
— Я тоже, — сказал Конверс. — Но слушаю только Би-би-си, потому что не знаю французского, как, впрочем, и всех остальных языков.
— У них неплохая программа, но приходится перескакивать с одной волны на другую. Во всяком случае, сегодня утром по РВС я услышал об этих событиях в их изложении.
— И что же там было?
— Почти никаких подробностей. Примерно в два часа ночи по нью-йоркскому времени в его квартиру на Сентрал-Парк-Саут забрались грабители. Есть следы борьбы. Он был убит выстрелом в голову.
— И все?
— Не совсем. Согласно показаниям экономки, ничего не было похищено, так что ограбление исключается. Вот так.
— Господи! Нужно позвонить Ларри Тальботу. Он может знать подробности. Больше ничего не известно?
— Был еще краткий некролог — ну, какой это замечательный юрист и прочее. Но суть в том, что из квартиры ничего не пропало.
— Это я понял, — отозвался Джоэл. — И все же я позвоню Тальботу. — Они снова зашагали вдоль крепостной стены. — Насчет вчерашней ночи, — снова заговорил Конверс. — Почему вы сказали Даулингу, будто работаете в посольстве? Проще было бы прийти в аэропорт.
— Я был в аэропорту, проторчал там семь часов, ходил от одной стойки к другой, наводил справки о прибывающих пассажирах, стараясь узнать, каким рейсом вы летите.
— Вы знали, что я полечу в Бонн? — удивился Конверс.
— Так считал Биль.
— Биль? — удивленно переспросил Джоэл. — Тот, что на Миконосе?
— Мне сказал о нем Пресс и дал его номер телефона, но предупредил, что пользоваться им можно в самом крайнем случае. — Фитцпатрик помолчал. — А теперь именно такой случай…
— Что вам сказал Биль?
— Что вы улетели в Париж, а затем, как ему кажется, отправитесь в Бонн.
— Что он еще говорил?
