— Он подчеркнул, что ему нужно поговорить с тобой без свидетелей.
Но Даулинг уже не слышал его, он бежал по склону к небольшому прицепу — его место отдыха в свободные минуты, — готовясь к самому худшему.
Однако предметом разговора оказалась не Фрида Даулинг, а американский адвокат Джоэл Конверс. Каскадер вылез из трейлера, оставив Калеба и полицейского вдвоем. Человек, явившийся к нему, был в штатском, прекрасно говорил по-английски, его манеры были немного официальны, но вполне вежливы.
— К сожалению, герр Даулинг, у нас нет сведений о фрау Даулинг, — сказал немец в ответ на взволнованные расспросы Калеба. — Она что, больна?
— У нее бывали приступы в последнее время, но ничего страшного. Она в Копенгагене.
— Так мы и полагали. Вы часто туда летаете?
— Всякий раз, когда удается вырвать денек.
— А почему она не хочет присоединиться к вам?
— Ее девичья фамилия Мюльштейн, раньше она жила в Германии, но когда-то ее перестали считать человеком. И воспоминания об этом, как бы это выразиться, слишком глубоко запали ей в память. Теперь, когда они навещают ее, ничего хорошего из этого не получается.
— Понимаю, — сказал полицейский офицер, не отводя глаз от Калеба. — Еще не одно поколение немцев будет расплачиваться за это.
— Надеюсь, что так, — сказал актер.
— В те годы меня еще не было на свете, герр Даулинг. И поверьте мне, я очень рад, что ей удалось выжить.
Даулинг и сам не знал, почему он вдруг понизил голос, а может, эти слова и вообще вырвались у него непроизвольно:
— Ей помогли немцы.
— Надеюсь, — спокойно отозвался немец. — Однако я пришел к вам по поводу человека, который был вашим соседом в самолете во время рейса из Копенгагена в Гамбург, а потом — из Гамбурга в Бонн. Это Джоэл Конверс, американский адвокат.
— А что с ним? Кстати, не могу ли я глянуть на ваше удостоверение?
— Безусловно. — Полицейский офицер достал из кармана удостоверение личности в прозрачном пластике и подал его актеру, который тщательно нацеплял очки. — С этим все в порядке.
— “Sender Dezernat” — что это? — спросил Даулинг, с трудом прочитав мелкий шрифт.
— Это можно перевести так: “Специальный отдел” или “Управление”. Мы являемся одним из подразделений федеральной полиции. Нам поручаются расследования дел в тех случаях, когда у полиции не хватает полномочий или нет возможности заняться ими.
— Это абсолютно ни о чем не говорит, и вы это отлично знаете, — сказал актер. — В кино мы часто произносим подобные реплики, и они звучат довольно убедительно только потому, что в сценарии указано, как на них следует реагировать, но мы не на съемках. Скажите-ка мне более понятно.
— Очень хорошо. Вам говорит что-нибудь слово Интерпол? В парижском госпитале в результате черепных ранений умер человек, раны эти были нанесены ему американским гражданином Джоэлом Конверсом. Считалось, что состояние пострадавшего начало улучшаться, но улучшение оказалось временным — сегодня утром его обнаружили мертвым. Смерть последовала в результате неспровоцированного нападения, совершенного герром Конверсом. Нам известно, что он прилетел рейсом Кельн — Бонн. Согласно показаниям стюардессы, вы сидели рядом с ним в течение трех с половиной часов полета. Нам необходимо установить, где он находится в данный момент. Мы надеемся, вы сможете нам помочь.
Даулинг снял очки, наклонил голову и попытался проглотить подкативший к горлу ком.
— Вы считаете, что мне это известно?
— Мы ничего не утверждаем. Однако должен вас предупредить, что сокрытие информации о беглом преступнике является уголовно наказуемым деянием и влечет за собой весьма суровое наказание, особенно когда речь идет об убийце.
Актер вертел в руках очки, испытывая смешанные чувства. Он подошел к койке у стены и, сев на нее, посмотрел на полицейского.
— Мне почему-то не хочется доверять вам. Почему бы это? — спросил он.
— Потому что вы думаете о вашей жене и с предубеждением относитесь к немцам, — ответил офицер, — Я стою на страже закона и порядка, герр Даулинг. Порядок — это то, что люди определяют для себя сами, и я в том числе. Согласно полученному нами донесению, этот Конверс может оказаться опасным человеком, особенно учитывая его психическое состояние.
— Что-то я не заметил за ним ничего такого. Более того, я подумал, что у этого парня чертовски светлая голова. Он высказал немало здравых мыслей.
— Тех, что вам хотелось бы услышать?
— Не всегда.
— Но в основном… так это обычно и бывает.
— Что вы хотите сказать?
— Люди с психическими отклонениями зачастую говорят весьма убедительно: они как бы настраиваются на образ мыслей собеседника и подыгрывают ему. Это и есть суть заболевания, особенности психики такого человека, основа его убедительности.
Даулинг бросил очки на постель и откровенно вздохнул, снова почувствовав боль в желудке.
— Сумасшедший? — переспросил он без особого убеждения. — В это я не верю.
— В таком случае дайте возможность и нам убедиться в обратном. Вам известно, где он сейчас?
Актер, прищурившись, посмотрел на немца.
— Оставьте мне вашу визитную карточку или номер телефона, по которому я мог бы найти вас. Не исключено, что он попытается связаться со мной.
— Кто отвечал за это? — Человек в красном бархатном пиджаке сидел почти в полной темноте, только бронзовая лампа бросала яркий круг света на полированную поверхность большого стола. Огромный кабинет был погружен во мрак. И все-таки отраженного света хватало, чтобы разглядеть очертания огромной карты, висящей на стене на его спиной. Странная это была карта. Привычные очертания стран в ее центральной части как бы сливались в единое географическое целое, и это Целое составляло значительную ее часть. В него входила почти вся Европа, большая часть Средиземного моря и отдельные территории Африки. Широкая полоса Атлантического океана на этой карте служила чем-то вроде моста между этими пространствами, ибо Канада и Соединенные Штаты Америки тоже входили в этот странный конгломерат.
Человек смотрел прямо перед собой, его морщинистая кожа, массивная квадратная челюсть, крючковатый нос и тонкие прямые губы будто сошли с какого-то старинного пергамента, изрядно тронутые сединой темно-русые волосы обрамляли строго вылепленную голову, твердо сидящую на мощном торсе. Он снова заговорил, и чувствовалось, что голос его тяготеет к верхним регистрам, в нем слышались уверенные командирские ноты. Легко было представить, как этот голос срывается на крик, визгливый крик хищника над замерзшим озером. Однако сейчас тон его — концентрация срочности и деловитости — был спокоен.
— Кто отвечал за это? — повторил он. — Лондон, вы меня слышите?
— Слышу, — отозвался его собеседник из Великобритании. — Да, да, конечно же слышу. Прикидываю, что и как, чтобы быть справедливым.
— Весьма этому рад, но тут необходимо принять решение. Ответственность, видимо, придется разделить, но мы должны считаться и с последствиями. — Человек приостановился, а когда продолжил, то голос его звучал уже по-иному, совсем не так спокойно, как раньше. Теперь это был крик хищника на ледяном просторе ночного озера. — Как Интерпол оказался впутанным в это дело?
Несколько обескураженный англичанин отвечал быстро, отрывочными, наползающими друг на друга фразами:
— Адъютант Бертольдье был обнаружен мертвым в четыре часа утра по парижскому времени.
