метрополитена — лучшая в мире, перевозит за сутки почти миллион пассажиров, больше, чем лондонская подземка и нью-йоркская, вместе взятые. В отличие от тоскливых станций Запада, почти каждая из московских являет собой истинное произведение искусства и поражает красотой архитектурных ансамблей. Сооруженные с целью показать, насколько крепка мощь ныне не существующего Советского Союза, московские станции метро богато украшены мрамором, рельефной резьбой, скульптурами, громадными люстрами.
Брандт остановился, рассмотрел коричневато-зеленые барельефы на стенах — эпизоды боевых операций и медальоны с изображением славных военачальников, в том числе и маршала Кутузова, сражавшегося с Наполеоном при Аустерлице и в Бородино. На высоком изогнутом потолке красовались мозаичные картины: улыбающиеся лица рабочих и крестьян, безгранично довольных своей советской жизнью.
Блондин криво улыбнулся. Станцию «Новокузнецкая» построили в 1943 году, в разгар ожесточенных боев против нацистов. Весь ее облик говорил об уверенности в победе над Гитлером. Прекрасное место выбрал для встречи со знакомым из Восточной Германии, которого явно недолюбливал, Алексей Иванов. По-видимому, кроме всем известной шпионской утонченности, глава Тринадцатого управления был не лишен и грубоватого чувства юмора.
Мгновение спустя Брандт заметил седовласого российского разведчика, мирно сидящего на мраморной лавке, и подошел к нему.
— Герр Брандт, — негромко произнес Иванов.
— Я принес вариант ГИДРЫ, который вы заказывали, — сообщил Брандт.
— Покажите.
Блондин открыл портфель, не снимая кожаной перчатки, извлек термос размером с банку колы, поднял крышку и достал наполненный прозрачной жидкостью пузырек.
Иванов взял его и поднял к свету.
— Яд замедленного действия, а с виду настолько невинный. Потрясающе, — пробормотал он. — А как мне убедиться, что в склянке не обычная вода из-под крана?
— При всем желании — никак. Придется поверить мне на слово.
Глава Тринадцатого управления усмехнулся.
— Верю я далеко не каждому, герр Брандт. Особенно когда речь идет о деле, в которое приходится вкладывать более миллиона евро государственных денег.
Ухмыльнулся и бывший офицер «Штази».
— Прекрасно вас понимаю, но помочь ничем не могу. Мы с Ренке выполнили ваше пожелание. Назначив при нынешних обстоятельствах весьма разумную цену. Доверять нам или нет — дело ваше.
Иванов проворчал:
— Ладно, я заплачу оставшуюся часть, сегодня же распоряжусь, чтобы деньги перечислили в Швейцарию. — Он еще раз поднял бутылочку к свету, рассмотрел ее и с прищуром взглянул на Брандта. — А что, если наши ученые проведут анализ и раскроют ваши технологические секреты? Тогда вы с Ренке нам больше не понадобитесь.
— Попробуйте. — Блондин пожал широкими плечами. — Ренке утверждает, что такая попытка обречена на провал. Все, что ваши ученые обнаружат, так это несколько фрагментов ни для чего не пригодного генетического материала в море умирающих бактерий.
Руководитель Тринадцатого управления медленно кивнул.
— Жаль. — Он вернул пузырек на место и убрал термос в карман пальто.
Брандт молчал.
— И еще, герр Брандт, — вдруг добавил Иванов. — Теперь, когда мы переходим к последней фазе военной подготовки, особенно важно, чтобы секрет ГИДРЫ не стал достоянием посторонних. Американцы не должны о ней знать.
— Кирьянов и Петренко убиты, — уверенно произнес Брандт, не подавая вида, что мысль об исчезнувшем подполковнике Джонатане Смите ему самому никак не дает покоя. — Больше ГИДРЕ ничто не грозит, — солгал он.
— Прекрасно. — Иванов улыбнулся, но в его темно-карих глазах не мелькнуло и тени веселья. — Вы ведь понимаете, сколь огромная на вас лежит ответственность?
На лбу Брандта проступили мельчайшие капельки пота.
— Конечно, — ответил он.
— Тогда доброго вам вечера, дружище. — Глава Тринадцатого управления поднялся со скамьи. — До поры до времени беседовать нам больше не о чем.
Глава 15
Фиона Девин в длинном пальто с меховой оторочкой вышла на станции метро «Боровицкая», повернула на юг и осторожно зашагала по обледенелому асфальту, выделяясь среди толпы пешеходов, спешащих в рассветный час на работу, удивительной грациозностью поступи. Было утро, но темнота еще не совсем рассеялась. Недалеко от метро возвышалось над улицей сооружение дворцово-усадебного типа с массивным каменным фундаментом. Белый фасад постройки украшала колоннада, объединяющая второй и третий этаж, и витиеватая резьба крышу увенчивал легкий бельведер.
Фиона улыбнулась. Константин Малкович обитал в одном из красивейших московских зданий, на видном месте. Миллиардер был известен своей расточительностью и стремлением к величию. Дом Пашкова построили в конце восемнадцатого века по заказу богатейшего дворянина Петра Пашкова, человека, задавшегося целью стать владельцем самой красивой в Москве усадьбы, расположенной на холме, обращенной главным фасадом в сторону самого Кремля.
После Октябрьской революции 1917 года в здании разместили Государственную библиотеку — около сорока миллионов бесценных книг, газет, журналов и фотографий.
Приняв решение превратить Москву в один из центров мировой бизнес-империи, Малкович пожертвовал более двадцати миллионов долларов на восстановление российских архивов. И в благодарность получил разрешение устроить несколько личных офисов на верхнем этаже Пашкова дома.
В храме Христа Спасителя, когда-то уничтоженном Сталиным и недавно заново отстроенном, звонили колокола. Было начало десятого. Встретиться с Малковичем Фиона договорилась в девять пятнадцать.
Прибавляя шагу, она вспорхнула по широким каменным ступеням к парадному входу. Дежурный со скучающим видом отыскал ее имя в регистрационном журнале и указал на главную лестницу. Наверху два неулыбчивых охранника тщательно изучили ее удостоверение, фотоаппарат и диктофон и попросили пройти через так называемую «рамку» — металлоискатель, — проверяя, не принесла ли она с собой оружия.
Дальше Фиону сопровождали две хорошенькие девушки. Провели по коридору и через огромный и шумный внешний офис, где, сидя за многочисленными компьютерами, подчиненные Малковича вводили в базы данные и общались по телефону с фондовыми биржами по всей Европе. Одна из девушек взяла у Фионы пальто и исчезла. Вторая проводила в офис поменьше — восхитительно декорированный личный кабинет Константина Малковича.
Из трех больших окон открывался великолепный вид на стены, башни и золотые купола Кремля. В других стенах, в углублениях, освещенные специальными лампами с потолка, красовались многовековые оригиналы русских православных икон. Пол устилал толстый персидский ковер. Малкович сидел за письменным столом — творением восемнадцатого столетия — спиной к окнам. О нынешних временах в кабинете напоминали лишь плоский компьютерный экран и ультрасовременные телефонные
