Венедим просто махнул рукой.
– Не узнаете меня, господин сот... тысячник? – сглотнув, спросил вошедший Камена.
– Видел когда-то, а вспомнить не могу, – отозвался тот, всматриваясь напряженно.
– Борис я, Миладин... Да вы меня раненного вытащили. Ну, на Кипени же!..
– Бог ты мой, – сказал Камен, подымаясь. – Надо же так забыть! Но ты заматерел, отрок, как же тебя распознаешь?..
Он обнял Бориса, но осторожно, помятуя о бывшей ране.
– Вот, Венедим. Отрок Борис. Один из... моих бывших...
– Понял, – сказал Венедим. – Садись, воин. Камен, друг мой, кликни хозяйку, надо человеку с дождя нутро прогреть...
– А у меня с собой, – сказал Борис.
Под дождевиком на нем был широкий пояс, а на поясе, на кольцах, висели две большие медные фляжки.
– Конница! – убедительно поднял палец Камен. – Ну, отрок, рассказывай, какими судьбами?.. Или уже не отрок?
– Да сам не знаю... Как прикажут. А судьбами... что? Рану первый раз заштопали – расползлись нитки. Гнилые нитки оказались. Заштопали во второй.
Зарастало медленно. Ну, и отдали меня из лазарета в семью – чтоб, значит, уход, еда... Домой-то отпустить не могли, дом под супротивником оказался. Вот. Потом из той семьи меня в другую отдали... вдове одной. В самою Петронеллу. А вдова-то она какая? Ей двадцать шесть годочков всего. Муж у нее утонул по весне, когда ураган был. В лодочном служил флоте... Мне уж самому двадцать три... будет вот... Короче, вроде как оженились мы. В порту я работать стал.
– Так, – сказал Венедим.
– Дня за четыре до землетрясения это было. Или за пять. Я на полночи сверхурочно остался, груз шел, ну и сказали... кто, мол, хочет подзаработать... А бок возьми да и заболи. Я и потопал домой. Тут мне кто-то наперерез, шустрый такой. И голос слышу... уходите, дескать, скорее. И – упал. Так еще всхрапнул – и упал.
– Кто?
– А я еще не видел. Из-за угла высунулся, смотрю – а там девушка стоит – в штанах, в сапогах, а все равно ясно, что девушка – и мужиков человек десять ее окружают. И в руках у них... я даже не понял, что. Наподобие самострелов, но без луков. А может, я не рассмотрел. И какой-то в плаще, капюшон на голове, к ней подходит, а потом говорит... мы ее взяли. И она с ними пошла. Я тихо-мышкой следом. Входят они в ворота дальнего склада, где меловой камень хранят. Резерв там – на случай, если вдруг на основных складах не хватит. Я выждал, заглядываю туда – пусто. А спрятаться там точно негде... до потолка забито, и только проход посередине. Вот. Я за стражей сбегал, все им показал... да только ничего они не нашли. И паренька этого тоже... или очухался и уполз, или унесли. В общем, не поверили мне. Да и самому как-то это все странно стало казаться – ну, вроде как бы уснул на ходу. У меня, когда рана нарывала, было что-то похожее. Да и вообще... решили, может, что я их со следа сбиваю...
– Били?
– Ну, били – нельзя сказать... Короче, не поверили. А тут про вас услышал.
Еле нашел вот...
– Говоришь, самострелы без луков? – медленно проговорил Венедим.
– Ну... что-то похожее. Может, там спиральная пружина тугая... не всматривался я. Да и не день был, хоть и светлая ночь.
– Видел я такое... однажды... Не думал, что сунутся они сюда. Нету там пружин, воин, огнем они стреляют... Значит, ушли они в меловой склад, говоришь? Все равно что в меловую пещеру... Они это были, Камен. Люди Кузни.
У которых я ее отбил тогда. Выждали, гады...
– Что ты говоришь такое? До Кузни десять дней дороги.
– Значит, они нашли прямой путь. Спасибо, воин, помог, прояснил.
– Так я пойду?..
– Нет. Разве что сам сильно торопишься... к жене...
– К ней-то я что? К ней-то я успею. Балкой ее тогда сразу прибило. И не проснулась, наверное...
Юно Януар брел, стараясь не увязнуть в промешанной грязи, падал и поднимался, даже не пытаясь эту грязь с себя счистить. Конрад, которого силы оставили раньше, иногда просто повисал на нем. Лишь мечи отличали их от прочих, идущих по этой дороге... с мешками, с корзинами, с ручными тележками, редко – с навьюченными ослами. Это было очень тихое шествие, и даже дети не плакали, хотя и умирали часто.
В деревни беженцев не впускали, кое-где – даже не выставляли под придорожные навесы еду или объедки. Слишком много было беженцев, не напасешься на всех. И никто не знал, куда нужно идти и есть ли что впереди.
Часть третья
Глава первая
– Шесть бутылок «Ворсинского»... – Алексей сунул деньги в потное нутро ларька. Ему сноровисто отсчитали сдачу, потом выставили пиво на узенький прилавок. Он составил бутылки в сумку, сумку забросил на плечо, повернулся направо. Хорьки стояли рядом, ждали. Глазки их тускло помаргивали.
Он кивнул им и пошел вглубь сквера.
Странно... в мире сохранялись еще островки спокойствия. Где о несчастьях и происшествиях узнавали из газет – или вообще не узнавали... И этот сквер островок в центре островка.
Выпавший утром снег здесь не растаял, оставался лежать тонким покрывалом. Алексей свернул на боковую аллею, где была врыта в землю массивная деревянная скамья, изрезанная памятными надписями. Рядом высились сваренные из толстых труб перекладина и параллельные брусья.
Вокруг, припорошенные снегом, ждали огня кучи палой листвы.
Алексей сел на спинку скамьи, кивком головы предложил сесть хорькам.
Выдал им по бутылке пива, посмотрел, как они лихо сорвали колпачки зубами, достал их кармана швейцарский нож и аккуратно откупорил свою.
Пиво было отменное. Он даже удивился, что здесь и сейчас такое бывает.
– Значит, к делу, – сказал он. – Я вам рассказываю в общих чертах, после чего вы или соглашаетесь, или нет. Если нет, допиваем пиво и расходимся. Если да, я выкладываю детали. Но после этого уже никаких отказов быть не может.
Согласны?
Он говорил нарочито правильно, хотя легко мог объясняться и на любом из жаргонов. Но интуитивно ощущал, что именно так он произведет самое нужное впечатление.
Ему не нужно было казаться «своим». Он должен оставаться вне заданного круга.
– Ну, – буркнул один из хорьков, невысокий крепыш с приплюснутым носом. Второй, остроглазый, старавшийся казаться глупее, чем есть на самом деле, просто кивнул.
– Я вам даю адрес и ключи. Вы входите, берете, что хотите. Одну вещь приносите мне, остальное
