– Скажите, Алексей Данилович, – полковник впервые прямо посмотрел ему в глаза, – то, что происходит – это... подтверждает, что... всяческое волшебство, нечистая сила, что там еще... существуют? Что все это на самом деле?..
– И да, и нет. Можно, наверное, сказать так... все наши расхожие представления о потустороннем – это своего рода фольклор. Упрощение, тенденциозное истолкование, иногда – осмеяние. Чтобы не было страшно. А если вы спрашиваете о том, существует ли само потустороннее – так вы уже имели возможность убедиться...
– Да... – и полковник опустил глаза. – Пожалуй, что так...
– Вы быстро привыкните, – сказал Алексей. – В конце концов, неверие было нам всем внушено. А внушение не выдерживает удара о твердые факты.
Ага, – он указал на дверь, – вот и... В замке провернулся ключ.
Бог, войдя, содрал с себя плащ, но даже не повесил его, а уронил в угол.
Потом двинулся в комнату. Он шел, будто весил килограммов триста. Алексей вскочил, подсунул под него стул. Бог рухнул на стул боком, повис на спинке.
– Дошел, – сказал он. – Рюмку коньяка и чего-нибудь горячего.
– Хлебни вот, – Алексей подал ему баклажку.
– Что это?.. – Бог понюхал. – А-а... Это здорово.
Он запрокинул голову и сделал два глотка. Обтер горлышко и вернул баклажку Алексею. Только после этого он заметил посторонних.
– Здравствуйте, Виктория, – с трудом улыбнулся он ей. – Как все неудачно обернулось... наверное, пропала та ваша квартирка...
– Почему? – с испугом спросила Вика.
– Что-то там рядом зреет... неприятное что-то. Нарыв. Вам если вещи какие забрать из дому надо – так бегите сейчас, вечером уже может поздно стать. И както надо там с людьми распорядиться... половина- то ушла-уехала, но многие еще остались...
– Адрес? – полковник посмотрел на Вику.
Та назвала. Алексей принес бутылку коньяка и рюмки, налил Богу, потом, не спрашивая, налил полковнику и Вике. Потом себе.
– Наркомовские, – сказал он. – Перед боем. Чтоб дрожь унять.
Полковник кивнул, молча опрокинул и пошел звонить. Бог выцедил свою рюмку медленно, выдохнул поверх голов, будто выдувал пламя, и чуть просветлел лицом.
– Так вот!.. – сказал он. – Нашел ведь.
– Не может быть, – сказал Алексей.
Бог сунул руку за пазуху и вынул словно бы книгу, завернутую в газету.
Но Алексей уже знал, что это не книга.
На стол лег Белый Лев.
– Вика, – Алексей оторвал глаза от камня и пристально посмотрел на нее. У меня будет что-то вроде просьбы. Если вдруг... не оставьте Мартына. Хорошо?
– Вот еще, – сказал из-за спины Мартын.
Он попытался сказать это нагло и независимо, но голос его сорвался.
– Пить... – отчетливо прошептала Аски. Наверное, она услышала, как журчит в желобе вода. – Пи- ить... Это было первое ее слово за много дней.
– Сейчас... – Отрада приподнялась, взяла половинку разбитого горшка, зачерпнула воду. Поднесла Аски ко рту. Та выпила с жадностью. И наконец открыла глаза.
– Где... мы?.. – это были не совсем слова, скорее – два выдоха, каким-то таинственным способом вынесшие на себе мысль.
– Не знаю, – сказала Отрада. – Где-то под землей.
–...землей...
– Я больше не могу, – вдруг сказала Отрада неожиданно для себя. – Я больше не могу! Я никуда не пойду! Я подохну тут, но я больше никуда не... – и замолчала. Что-то было не так. Она попыталась понять, что именно.
Слова не распространялись. Они исчезали тут же, где родились. Не было эха...
– Я так устала... – закончила она убито.
– У меня все болит, – пожаловалась Аски голосом маленькой девочки. – У меня бок болит. У меня ноги болят. У меня горлышко болит... И тут она увидела Белого Льва.
– Ух... ты... Голос ее замер, сошел почти на нет.
– Ты нашла его... – совсем на грани слышимого – шелест.
– Кого?
– Ты все еще ничего не поняла... Пойдем же!
– Куда?
– К нему... К нему! К нему!!!
Ликующий вопль, ударяющий в вату.
И Отрада – не зная, зачем, – встала. Отряхнулась. И пошла, пошла – почти падая на каждом шаге...
Авенезер, повешенный на сухом дереве, был все еще жив. Заостренный сучок медленно проникал между позвонками, вызывая боль, которую невозможно было умерить даже с помощью всех чародейских умений. Да и какое может быть чародейство, если связаны руки?..
Кажется, к утру что-то затрещало в основании шеи. Тело дернулось непроизвольно и вдруг обмякло. Связки устали сопротивляться входящему клину, лопнули – и деревянное острие врезалось в спинной мозг.
Теперь до смерти оставались считанные часы...
Глава десятая
Венедим не смог бы потом сказать, сколько времени провел у этого полупрозрачного камня с косой, от угла с середине и чуть дальше середины, молочно-белой прожилкой. Он даже не совсем помнил, что делал – и уж совсем не помнил, почему он это делал. Откуда брались черные знаки, которые он пальцем чертил по теплой поверхности камня... Он то лежал, обнимая этот камень, то сидел, откинувшись на него плечами и затылком. Странный огонек, живущий отдельно от всего, тихо и сосредоточенно плясал в воздухе.
В каком-то смысле – Венедим провел здесь, у этого камня, вместе с этим камнем – всю свою жизнь.
Потом он шел обратно по штольне, и огонек летел впереди и низко-низко.
Желтые глаза жадно горели навстречу, но Венедим лишь посмеялся про себя над их непритязательным коварством.
И лишь когда он стал отвязывать веревку, обнаружилась неприятная неожиданность... левая рука почти не сжималась. Во всяком случае, силы в ней не было никакой. Бескровный порез на запястье оказался чересчур глубоким, и если пальцы левой руки собрать в кулак здоровой правой рукой, то из стенки разреза высовывались концы перерезанных сухожилий. Боли не было. Было что-то другое – куда хуже боли.
Венедим почувствовал, что весь покрывается холодным потом. С одной рукой ему не выбраться
