Хороший калибр, где-то между десятью и одиннадцатью очевидно, сорок первый. Гильзы латунные, порох промокнуть не должен. Самовзвод есть, но лучше не рисковать и воспользоваться ручным... Из «Марголина» он вынул простую обойму и вставил другую – с патронами, над которыми поколдовал прошлой ночью. Эти мягкие пульки теперь были разрывными...
Он дождался, когда бандиты, беспокойно мнущиеся под ледяными струями, окажутся чуть в стороне от Сани, встал и выстрелил с двух рук. Оба упали, как кегли. В два прыжка Алексей преодолел расстояние до третьего – тот уже привставал, поворачивался и что-то вытаскивал из-за пазухи – и ударом ноги в челюсть заставил его на некоторое время расслабиться.
– Алеша... – Санечка обхватила его за плечи, уткнулась лицом в мокрое и грязное. – Господи... я ведь подумала... я же видела сама...
– Все хорошо. – Он обнял ее и вдруг погладил по голове. – Все хорошо, ты не думай...
– Я уже хотела их – бомбой...
– Да. Я представляю.
– Что ты представляешь...
– Постой. Погоди. Еще не все. Садись пока в машину, не мокни зря. Да и... не смотри лучше. Хорошо? Она с трудом оторвалась от него.
– Да. Может быть, тебе... помочь? Как-нибудь?
– Нет-нет. Просто сиди. И ничего не бойся. Меня все-таки очень трудно убить. А пока я жив – тебя убить еще труднее.
Саня послушно села впереди. Тело было невесомым. Она откинулась назад и закрыла глаза.
Пятнышко тускло, но светилось.
Оба, в кого он стрелял, были мертвы несомненно. И тому и другому пули попали в шею, перебив позвоночник, порвав спинной мозг. Но Алексей на всякий случай дострелил обоих, послав по пуле над переносицей. Здесь, конечно, могло и не быть умельцев использовать мертвецов. Но они могли и быть.
Теперь же, с уничтоженным третьим глазом, мертвецы имели ценность разве что для воронов...
Простреленное колесо очкарик успел снять и откатить в сторонку, но до запаски не добрался. Алексей обшарил его, извлек из карманов нож, опасную бритву, из-за пояса – наган. Потом, ухватив мягкого очкарика за ремень и за воротник, в два приема засунул его под машину так, что наружу торчали плечи и голова, и стал опускать домкрат. Когда ось тяжело легла очкарику на грудь, он очнулся.
– Ты, гад! Ну-ка, пусти! – и попробовал машину отпихнуть, потом – ударил кулаком. Боль в разбитых костяшках его отрезвила. – В... о-ох... убе... а-а!.. Убери это...
– Плохо, да? – сочувственно спросил Алексей.
– Ты?! – Изумлению очкарика не было предела.
– Собственной персоной, – кивнул Алексей. – Теперь скажи быстро: «Простите, дяденька, я больше не буду».
– Да... ой!.. не надо, не надо! Простите, дяденька, я... я больше не бу... не бу-уду... Он вдруг захныкал.
– Не верю, – сказал Алексей.
– Я не бу-уду больше!.. – теперь он ревел громко. Алексей ждал этого момента – но все равно чуть не упустил его. Чужая воля, проникшая в очкарика, оставила его. Будто чья-то чрезвычайно длинная рука отпустила горло этого негодяя и теперь сокращалась, ускользая куда-то – как сокращается и ускользает лопнувшая резиновая нить... Но Алексей в отчаянном броске ухватился за эту руку – за мизинец, за самый кончик ногтя – и теперь несся сквозь неполный мрак над странной красной землею. Рука ускользнула в пещеру или туннель, он следовал за нею – как привязанный. Перевернутые картины, похожие на фрески ада, мелькали вокруг. Глаз не успевал различить детали. Потом был ночной лес, сплошь заросший осклизлыми светящимися папоротниками. Огромные стоохватные дубы брезгливо поднимали сучья... Потом был брошенный городок, через который будто прокатился исполинский чугунный шар: заполненная водой прямая глубокая вдавленность, по сторонам дома, растертые в пыль, чуть дальше просто развалины, а еще дальше вполне целью домики, маленький белоснежный храм, базарная площадь с длинными каменными прилавками... Движение стало медленнее, плавнее. Надвинулись горы: невысокие, каменистые, с бедной растительностью в ложбинках. Крепость, почти неотличимая от скал. На стенах стражники в красных плащах и с длинными копьями. За стенами...
Алексей отцепился от притащившей его сюда руки и на мгновение повис неподвижно. Он знал о том, что подобные вещи возможны, но никогда не слышал, чтобы кто-то решился сделать это. Но вот – кто- то решился...
Его понесло назад, в первый момент еще медленно, но потом все стремительнее и стремительнее, до полной потери чувства движения, и уже нельзя было видеть под собой то жуткое в своей обыденности скопление серых от грязи голых людей, в полой тишине разыгрывающих какую-то многодневную злую мистерию... видеть было нельзя, но перед глазами все это теперь останется надолго. Быть может, навсегда. И – никому не рассказать, потому что рассказать о таком невозможно...
Потом он понял, что сидит на корточках перед извивающимся очкариком, придавленным к земле осью автомобиля и уже хрипящим. Пена была на его губах, дождь не успевал смывать ее, – и по тому, что Алексей пену эту увидел, было ясно, что обрушившаяся на землю неурочная тьма уходит. Но все равно начинается вечер...
Алексей качнул рычаг домкрата. Автомобиль чуть приподнялся – но перед этим слегка осел, еще больше придавив очкарика, и тот заорал в полную силу – дав понять Алексею, что он чуть было не совершил серьезную ошибку.
Может быть, самую серьезную...
– А теперь, парень, несколько правдивых ответов. Готов?
– О-у-а...
– Что-что? У нас пропал голос?
– Спрашивай...
– Так уже лучше. Кто ты и как сюда попал?
– Я из... Озерска... Звать Вовкой... Хоминым... Сюда... не знаю... по башке дали, и вот...
– А эти?
– Эти... уже здесь... прицепились... вытащи меня, дышать...
– Дышать темно. Ты меня еще не убедил. Почему ты бросился от меня убегать? Там, в пивнушке?
– Тебя же послал этот... мент...
– Черт... Неужели так просто?
– Просто... почему?
– Не твое дело. Значит, вы ограбили кассу...
– Это не я... это они, Япон и Мулька. Я... только за рулем... даже не выходил...
– Ну-ну. Расскажешь это прокурору.
– Какому... прокурору?.. Тут нет... прокуроров...
– Прокуратору. Я оговорился.
– Все равно... слушай, я же вижу – ты не местный... Земляк, да? Неужели ты земляка... сдашь?..
– Еще не решил. Зачем ты мне нужен?
– Я тут... ходы и выходы...
– Я тоже. И что?
– Деньги... в машине...
– Разумеется.
И тут очкарик тоскливо завыл. Алексей с минуту послушал его, потом сказал:
– Так вот, земляк. Я тебя вытащу. Во всех смыслах. За это ты мне поможешь. Надо будет убить одного человека в Озерске. У тебя есть на примете ребята, которые могут это сделать?
– Да... Да! Но... Озерск? Откуда Озерск?
