– Когда надо будет возобновлять контракт?
– Не знаю. Просто не знаю.
– Я думаю, его это сильно беспокоит. Ему полагается пособие, когда он выйдет в отставку?
– Это просто трехгодичный контракт. Никакого пособия. Ничего дополнительно. Он, конечно, может продолжать работать после шестидесяти, если будет нам нужен. Такое преимущество есть у тех, кто работает по контракту.
– Когда в последний раз возобновлялся его контракт?
– Лучше спросите у Кэрол. По-моему, два года назад. Может, раньше.
Холдейн опять заговорил:
– Вы сказали, что надо кого-то забросить.
– Я сегодня опять встречаюсь с Министром.
– Вы уже направили Эйвери. Вы не должны были делать этого, вы знаете.
– Кому-то поехать надо. Или вы хотели, чтобы я обратился в Цирк?
– Эйвери очень нагло себя вел, – заметил Холдейн.
Дождь сбегал по водосточным трубам, расплывался серыми разводами на грязных стеклах. Леклерку, видимо, хотелось, чтобы говорил Холдейн, но Холдейну сказать было нечего.
– Я пока не знаю, что Министр думает по поводу смерти Тэйлора. Он меня сегодня спросит, и я скажу свое мнение. Конечно, мы все бродим в потемках. – В его голос вернулась сила. – Но он может поручить мне, что очень вероятно, Эйдриан, он может поручить мне забросить агента.
– Так что же?
– Предположим, я попросил вас сформировать оперативный отдел, провести соответствующие исследования, подготовить документы и снаряжение; предположим, я попросил, вас подыскать агента, подготовить и бросить на операцию. Сделали бы вы это?
– И чтобы Цирк ничего не знал?
– Подробностей. Время от времени нам, возможно, придется пользоваться их помощью. Это не означает, однако, что мы должны им все рассказывать. Это вопрос безопасности: только необходимая информация.
– Значит, без Цирка?
– Почему бы и нет?
Холдейн покачал головой:
– Потому что это не наша работа. У нас просто-напросто нет снаряжения. Передайте дело Цирку, поможете им с военной точки зрения. Пусть возьмется за это кто-нибудь с опытом, вроде Смайли или Леамаса…
– Леамас умер.
– Хорошо, тогда Смайли.
– Смайли едва дышит.
Холдейн покраснел:
– Тогда Гийом или кто-нибудь еще. Какой-нибудь профессионал. У них теперь большой штат. Пойдите х Контролю, пусть займется он.
– Нет, – твердо сказал Леклерк и поставил стакан на стол. – Нет, Эйдриан. Вы прослужили в Департаменте столько же, сколько и я, вы знаете наш устав. Используйте все возможности, говорится там, все возможности для добычи, анализа и проверки данных разведки в тех районах, где условия не позволяют действовать обычными военными средствами. – Произнося каждое слово, он взмахивали опускал свой маленький кулачок. – Какое иное, по-вашему, основание дало мне право на разведывательный полет?
– Хорошо, – смягчился Холдейн. – У нас есть устав. Но жизнь меняется. Теперь совсем другие игры. В то время мы были в зовите – надувные лодки в безлунную ночь, захват вражеского самолета, беспроволочный радиопередатчик и всякое такое. Мы с вами знаем; мы все делали вместе. Но времена изменились. И война другая теперь; и ведут ее по-другому. И в Министерстве это отлично знают. – Он прибавил:
– И не слишком доверяйте Цирку, от них благотворительности не ждите.
Они с удивлением посмотрели друг на друга. В эту минуту их мысли сошлись. Леклерк сказал почти шепотом:
– У нас в разных странах прежде были сети агентов, все Началось с них. Помните, как Цирк их у нас сожрал одну за другой? А Министр говорил: «На польском направлении нам грозит дублирование, Леклерк. Я решил, что Контроль будет присматривать за Польшей». Когда это было? В июле сорок восьмого. Это продолжалось год за годом. Почему, вы думаете, они покровительствуют вашему исследовательскому отделу? Не за прекрасные ваши досье; мы просто делаем то, что они хотят, вот в чем дело. Спутники! Неоперативный Департамент! От нас хотят избавиться! Знаете, как теперь нас называют в Уайтхолле? Белоснежка и семь гномов.
Они надолго умолкли.
Холдейн сказал:
– Я изучаю информацию, я не участвую в операциях.
– Вы участвовали в операциях, Эйдриан.
– Как все.
– Вам известна цель. Вы знаете всю подоплеку. Вы единственный можете этим заняться. Возьмите кого хотите – Эйвери, Вудфорда, любого.
– Мы от людей как-то отвыкли. То есть как с ними обращаться. – Холдейн на секунду сник, что было для него необычно. – Я изучаю информацию. Работаю с досье.
– Нам нечего было поручить вам за все это время. За сколько? За двадцать лет.
– Вам известно, что такое ракетная установка? – спросил Холдейн. – Вам известно, сколько она создает шума? Нужны стартовые платформы, пламеотбойные щиты, кабельные трассы, здания управления; нужны бункеры для хранения боеголовок, трейлеры с горючим, и окислителями. Для начала прибывает все это. Ракеты не ползают по ночам; их транспортировка, напоминает передвижную ярмарку; мы бы уже получили новые данные; или Цирк. А что касается смерти Тэйлора…
– Послушайте, Эйдриан, неужели вы думаете, что разведка состоит из неопровержимых филососфских истин? Разве каждый священник должен доказывать, что Христос родился в Рождество? – Он приблизил свое маленькое личико к Холдейну, пытаясь вытянуть из него что-то. – Невозможно все вычислить, Эйдриан. Мы не профессора, мы служащие. Нам приходится иметь дело с личными вещами, такими, какие они есть. Нам приходится дело с людьми, с событиями!
– Очень хорошо, возьмем события: если он переплывал реку, как ему удалось уберечь пленку? Как он фотографировал в действительности? Почему нет следов смещения камеры? Он перед этим пил, снимал он стоя на цыпочках; экспозиции были большие, как вы знаете, по его словам – продолжительные. – Казалось, Холдейн боялся – не Леклерка, не операции, а самого себя. – Почему Гортону он отдал бесплатно то, за что с других хотел получить деньги? Почему он вообще рисковал жизнью, когда делал снимки? Я послал Гортону список дополнительных вопросов. Он говорит, что все еще пытается разыскать того человека. – Его взгляд переместился на модель самолета и досье на письменном столе Леклерка. – Вы думаете о Пенемюнде, верно? – продолжал он. – Вам хочется, чтобы все было, как в Пенемюнде.
– Вы не сказали мне. что будете делать, если я получу то самое распоряжение.
– Ни за что не получите. Ни за что. – Он говорил с особенной категоричностью, почти с торжеством. – Мы умерли, разве вы не понимаете? Вы и сами так сказали. От нас хотят избавиться, они не хотят, чтобы мы воевали. – Он встал. – В общем, это не имеет значения. Академический вопрос, в конце концов. Можете ли вы в самом деле себе представить, чтобы Контроль нам помогал?
– Они согласились дать нам курьера.
– Да. По-моему, это чрезвычайно странно.
Холдейн остановился перед фотографией у двери.
– Это ведь Малаби? Я помню, он погиб. Почему вы выбрали это имя?
– Не знаю. Просто пришло в голову. Память может сыграть с тобой самую чудную штуку.
– Напрасно вы посылаете Эйвери. Это работа не для него.
