человечку. Глаза у него блестели черными огоньками, как блестели бы в казиношном свете кусочки угля на свежем сломе.
Заметив, что Александр смотрит на него, человечек кивнул, будто поздоровался. Александр кивнул в ответ. Человечек показался ему знакомым.
– Не надоело вам играть? – по-русски спросил человечек.
– Нет, – пожал плечами Александр. – С чего вы взяли?
– У вас спокойное лицо, – объяснил тот. – И видно, что вы не стараетесь быть спокойным, а держитесь так, как диктует настроение.
Александр поморщился. Он не любил становиться объектом психологических упражнений.
– Ну-ну, не сердитесь, – поспешно произнес человечек. – Я совсем не собирался за вами наблюдать. Просто мне понравилось ваше лицо. Русское лицо в лучшем его проявлении. Я здесь от таких отвык. Сюда к нам, знаете ли, не лучшие экземпляры соотечественников обычно приезжают.
– Сюда к вам? – переспросил Александр.
– Ну да, – ответил человечек. – Я здесь давно уже обитаю. В Райнгау, знаете такую местность?
– Не знаю.
Несмотря на то что Александр явно не хотел продолжать разговор, человечек не отставал.
– Жаль. Тут рядом – виноградные террасы над Рейном. Рай на земле, да и только. Вы еще долго будете играть? – спросил он.
Играть дальше Александр не собирался. Скрывать это от собеседника он не считал нужным. Что потом, пробираться из казино тайком, чтобы не быть уличенным в обмане?
– Уже ухожу, – ответил он, вставая.
– Тогда, может, прогуляемся на сон грядущий? – оживился человечек. – Парк здесь замечательный.
Когда они вышли из казино, уже совсем стемнело. Но парк Курхауса был освещен так умело, что оценить красоту его разноуровневых ландшафтов можно было и вечером. Особенно красиво выглядело озеро с фонтанами. Казалось, струи светящейся воды звучат еще и музыкой, но на самом деле она доносилась от белой ракушки-эстрады.
Они сели на лавочку возле живописных парковых развалин в древнеримском духе.
– Все как при Вильгельме-батюшке, – сказал черноглазый человечек; до сих пор он молча шел рядом с Александром. – Кайзер в этот славный городок много денег вбухал. И с умом, заметьте. Ну да немцы все с умом делают. Пока держатся в пределах разумного. Вы меня в самом деле извините, – повторил он. – Вообще-то я воспитанный. Просто соскучился по живым лицам. Здесь-то… – Он махнул рукой и, спохватившись, представился: – Семен Евсеевич Кауперман. Может, приходилось слышать.
Александр впервые взглянул на собеседника с интересом. Теперь он наконец понял, почему его лицо сразу показалось таким знакомым. Десять лет назад не было дня, когда оно не мелькало бы на всех телеканалах поочередно и одновременно. Влиятельным человеком был тогда Семен Евсеевич Кауперман! Серый кардинал Кремля – это было самое известное его прозвище. Откуда он взялся, как приобрел невиданное влияние, никто толком не знал. Его биография существовала в основном в виде слухов, а его появление в сфере больших денег и большой власти произошло как-то одномоментно. И так же одномоментно, без видимых причин, он исчез из этой сферы несколько лет назад. Тогда стали даже говорить, что его то ли тихо ликвидировали за переизбыток сведений о сильных мира сего, то ли сам он тайно уехал от греха подальше на Гаити. Выходит, это были всего лишь слухи.
– Да уж конечно, приходилось о вас слышать, Семен Евсеевич, – сказал Александр. И представился тоже: – Александр Игнатьевич Ломоносов.
– Ух ты! Потомок?
– Возможно. Только вряд ли прямой. Скорее всего, предки были дальними родственниками или просто земляками.
– Я и отметил сразу, что внешность у вас выдающаяся. Откуда, думаю, такой взялся? Оказывается, Русский Север. – Он снизу вверх окинул Александра восхищенным и немного завистливым взглядом. – Могучие люди! Богатыри, не мы. Что вас, если не секрет, привело в Висбаден, Александр Игнатьевич? В целебных ваннах расслабляетесь? Или в казино проигрываетесь?
– Я похож на Достоевского? – усмехнулся Александр.
– Между прочим, в висбаденском казино Достоевский однажды был в большом выигрыше. Здесь даже премия учреждена для того, кто сорвет больший куш, чем он. За все годы ее только раз и выдали, какому-то арабскому шейху, что ли. А тот ее будто бы сразу и проиграл. Впрочем, и Достоевский своим выигрышем распорядился точно таким же образом. Нет, на одержимого игрока вы не похожи, – хмыкнул Семен Евсеевич. И пояснил: – У вас совсем другой азарт.
Опять прозвучало по отношению к нему это слово! Сговорились все сегодня, что ли?
– Да бросьте вы, – поморщился Александр. – Будто, кроме азарта, и нет ничего другого на свете.
– А что еще есть на свете? – Кауперман коротко и невесело хохотнул. – Ну, Александр Игнатьевич, скажите, если знаете!
– Да вы и сами знаете.
Александр понимал, что зря завелся, как мальчишка. Но очень уж задело его сегодня это слово.
– Например? – не отставал Семен Евсеевич.
– У каждого свой интерес. У вас, я думаю, деньги в самой большой степени. Возможно, еще какие-нибудь удовольствия, которых я знать не могу, потому что вас не знаю. Но наверняка все они тоже связаны с деньгами.
– Деньги, деньги… – задумчиво проговорил Кауперман. – Лет десять назад я сказал бы: да, вы правы, деньги главный жизненный стимул. И, поверьте, нисколько не устыдился бы цинизма такого утверждения. А теперь…
– А теперь устыдитесь?
– На цинизм мне и теперь наплевать. Но насчет денег… Знаете, – вдруг вспомнил он, – что про евреев говорят?
– Про евреев много чего говорят.
– Нет, вот именно в связи с деньгами. Что есть якобы такая разновидность денег: на вечное богатство. И что якобы евреи умеют такие деньги распознавать.
– И что? – спросил Александр.
Что и говорить, Семен Евсеевич умел заинтересовывать! Александр стал догадываться, как он овладел умами сильных мира сего. В конце концов, они тоже люди и тоже склонны загораться интересами того, кто умеет зажигать.
– И это правда! – торжественно объявил Кауперман. – Во всяком случае, я сделал свое благосостояние именно на таком таланте: распознавать те деньги, которые принесут вечное богатство. И вот я давно ведь уже не прилагаю никаких особенных усилий, чтобы его приумножить. А оно само себя приумножает. Вечно! – с потусторонним подвыванием добавил он и наконец рассмеялся. Но в то же мгновенье стал серьезным. Печаль блеснула в его угольных глазах. – Так что деньги у меня есть. А вот азарта к ним больше нет.
– Тогда, значит, власть, – сказал Александр. – Я не слишком внимательно следил за вашей жизнью на родине, но, думаю, вас не пустили во власть. А вы в нее, наверное, очень рвались.
– Бросьте, Александр Игнатьевич. – Кауперман скривился так, будто разжевал лягушку. Лицо у него вообще было очень выразительное и подвижное. – Знаете, мой дедушка, а он был мудрый человек, как большинство еврейских дедушек, так вот, как только я начал делать первые успехи в школе, он мне сказал: «Смотри, Сёма, только не занимай руководящих постов». – «Почему?» – удивился глупый я. «Потому что в этой стране еврей ничем руководить не должен. Они сами разберутся, как им жить. Не лезь, куда тебя не просят». Так что эту истину я усвоил, можно сказать, с младых ногтей. И во власть никогда не рвался, вы ошибаетесь. Азарт, только азарт! Это единственное, чего мне хотелось. И как только я понял, что азарт в моей московской жизни кончился, я тут же уехал. Без малейшего сожаления, заметьте. А уж у вас там чего только не понаписали!
– Почему же он вдруг кончился, азарт? – спросил Александр.
– Хороший вопрос! Если найдете кого-нибудь, кто знает на него ответ, сразу мне скажите. Я того человека озолочу. Черт его знает, – уже без ерничества, серьезно сказал Семен Евсеевич. – Социологи вот вывели, что с количественным накоплением деньги теряют качественный смысл. Получив миллион, человек впадает в эйфорию. Миллиард воспринимается уже спокойнее. А десять миллиардов оставляют равнодушным.
Видимо, он был прав. Александр вспомнил, как не то что в эйфорию, а просто в бешеный восторг привели его миллионы, которые он получил, пока сидел в Матросской Тишине. Тогда как раз случился дефолт, и все, кто работал на экспорт, как он, разбогатели мгновенно, от одного лишь изменения курса доллара. Он вспомнил, как радовался, что купит теперь новый мотор для «Мурмана», да что там мотор – корабли новые купит, и пустит их в плаванье по семи морям, и отдаст долг братьям Ниязбековым, и подарит Юльке за ее мужество огроменную квартиру или что там она хочет – дом на Рублевке! – а с детьми поедет наконец в Диснейленд, найдет время, они ведь давно просят, и главное, выйдет, выйдет из этой похабной тюряги точно, перешибет плетью обух, которым пытаются расплющить его по земле, как насекомое, а вот фиг им!..
Александр улыбнулся. Какой дурак он был тогда, как пьян был своей молодостью!
– Молодость сама себе азарт, – заметив его улыбку, с сатанинской проницательностью подтвердил Кауперман. – А потом в организме происходят определенные химические процессы – и все, молодость больше не вывозит. Некоторое время еще подогреваешь свой азарт различными новенькими штучками. Большими деньгами, например. А потом и это кончается. И что тогда? Ну, можно переменить сферу деятельности. Но как делать карьеру, в принципе уже понятно. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Дети выросли, вы их интересуете только как бездонный кошелек. Они, глупые, еще не понимают, что рискуют утонуть в этом кошельке бесследно. Жена к этому времени становится привычна, как кроличья шапка, которую дают домашнему кобельку, чтоб не бегал к течным сучкам. Завести новую жену, молодую? – Александр вздрогнул. Кауперман усмехнулся. – Тоже возможно. Возможно также, что она окажется не ловкой стервой, а вполне себе милой девчонкой. Уверяю вас, как только вы ее, молодую и милую, получите, через неделю она вам надоест. И что тогда? Пойдете новую искать? С тем же результатом.
– Ну, и зачем вы мне все это говорите? – помолчав, спросил Александр.
– Затем, что вы хотите это услышать. Потому что вы мужественный человек, Александр Игнатьевич. Это сразу видно.
– Не понимаю связи.
– Связь самая прямая. Мужественный человек хочет узнать о себе правду. И кто-то должен ему ее высказать.
– Что ж, вы свой долг выполнили, – сказал Александр, вставая. – И о себе не соврали. Хотя и слукавили. Вряд ли вам все это так уж безразлично – и деньги, и особенно власть. А за правду спасибо. Счастливо оставаться, Семен Евсеевич.
– Визитку мою не возьмете? – окликнул его Кауперман. – Мало ли, пригодится.
– Нет, спасибо, – сказал Александр.
