вчерашний зверь, никакой, кстати, не волк или исчадие ада, а вполне земной, без пола и возраста, приблудный пес. Странно было видеть, что веселый, нарядный ветрище не брезгует гладить, дыбить гадкую, защитной масти шерсть на его загривке. Конечно, не охота за поживой привела сюда вышедшую в тираж собаку, а заведенный у всей, кроме нас, твари земной деликатный порядок забиваться на подыханье в дыру поглуше, чтобы ни болью, ни посмертной падалью своею не омрачать солнечный праздник жизни. Встреча с таким же, как само, отверженным незнакомцем всколыхнула отчаянные надежды в падшем существе. Нищие не нуждаются в особых знаках для взаимного опознанья, а наличных примет, подтвержденных стихийным нюхом издалека, было за глаза достаточно для начального компаньонства.
Заметив движение лежавшего, собака совершила ритуальные виляния хвостом вместо утреннего приветствия. Длинный и продрогший парень перед нею заслуживал ее вечной привязанности. В качестве вступительного взноса дружбы она могла поделиться с ним высшим, на собственной шкуре испытанным секретом счастья, которое состоит главным образом в посильном приспособлении к несчастьям. Хоть малейшего кивка ждала она, чтобы сразу лизнуть ему руку в обозначение собачьей присяги на верность, но сигнала все не было, а памятуя природную их человечью слабость к причинению страдания слабейшим, чем и выражается обычно озлобление на мир, не стала вводить его в соблазн, который повредил бы их дальнейшим отношеньям. Предложение было сделано посредством пристального взгляда, со всею полнотой переживаемого момента: так общаются звери и обреченные люди при совместном выходе в тираж. Однако, приглашая такое же бывшее существо к дружбе и сотрудничеству и сознавая ранг попутчика, собака не рискнула приблизиться на расстояние брошенной палки, бутылки, кирпича. Вместо того, голову положив на протянутые лапы, с такой пристальной человечной мудростью в лице глядела на ангела, что тот заинтересованно приподнялся на локте.
«Это я, я напугала вчера, извини, — одними глазами сказала она, — с ночи здесь, ты спал, тревожить не хотела. У меня к тебе серьезное предложение насчет совместных действий. Если не обманывает меня мой нюх, ты теперь полный бродяга. Значит, тебе нужна собака ходить сзади, непривередливая вроде меня. Заметь, собаки не ропщут. Если согласен, то и будь мне хозяином».
«Куда мне тебя девать, я сам бездомный... — так же мысленно усмехнулся Дымков. — Ступай, милая, своей дорогой».
Она явно предвидела возможные возраженья:
«Не торопись гнать, не выслушав мои доводы. Не навязываюсь, но и не скрою: одной мне будет хуже. В мире нехорошо, и выпал трудный собачий год. Чуть сунешься на окраину, марш на живодерку. Тебе бесхлопотно будет со мною, разве только сказать построже в случае облавы — моя, чтоб отпустили. Не бойся, на твой кусок не позарюсь, когда надо отвернусь, будто не голодная. Со вчерашнего утра, как перекусила кой-чем на свалке, вся моя пища одна вода болотная... а разве заметно?»
В доказательство сказанного она вприпрыжку поскакала по лужайке и строго в пределах дымковской видимости, с урчаньем поершилась на скользнувшую полевую мышь, потом лапами кверху принялась кататься по траве, не сводя испытующих глаз с будущего повелителя, кабы одобрил ее небогатую пантомиму.
«Все равно не получится, не сумею тебе объяснить... — другими соображеньями одолеваемый, рассеянно отвечал Дымков. — Я ведь не постоянный тут жилец. Может обернуться, что тебе нельзя со мною, да и сама не захочешь...»
«Извини... но я к тому веду, что на пару не только обороняться ловчей или в смысле пропитания, но и спать потеплее вдвоем. Неужели не догадываешься — кто всю ночь у тебя в ногах валялся?» — лишь потому, что такой недогадливый, через силу намекнула собака.
Также было у ней на уме предложить в качестве второго личного вклада приглянувшуюся в черте города укромную нору, почти яму по соседству с обогревательной трубой и запасным выходом, хотя вряд ли кому придет в голову заподозрить там чье-то пребывание... Нет, не порешилась приглашать высшее, хоть и отверженное существо в свое бродячее братство, да и Дымкова перестали занимать собачьи излияния. Солнце покидало его угол, и пронзительная, вместе с тенью нахлынувшая сырость напомнила о повторной, в тот же день попозже назначенной встрече с вождем. Правда, до вечера было еще далеко, но и до города не близко, так что, если бы и успел предупредить Дунину семью о роковых последствиях кремлевского свиданья, у тех остались бы считанные минуты на сборы к бегству от возмездия за преступный дымковский саботаж: все не возвращалась утраченная сила и можно было не сомневаться в серьезности эпохальных намерений вождя. Впрочем, мускульным усилием в лопатках, наудачу ангел попробовал было по- вчерашнему, воздухом, перекинуться в Старо-Федосеево — собака с печальным сочувствием наблюдала эти жалкие потуги утопающих. Зато остальное благоприятствовало его героическому походу на спасение невинных. Сама собой подвернувшаяся под ноги тропка вливалась в наезженную, лесную же дорогу, а там сквозь кусты на опушке, легко узнаваемая по телеграфным столбам и движенью автомашин на фоне неба, в каком-нибудь получасе ходьбы завиднелась пригородная магистраль. Сплошь ископанная после картофеля низина оказалась наиболее трудным отрезком маршрута. Взбираясь на шоссейную насыпь, Дымков машинально оглянулся. На приличном расстоянии внизу семенила следом собака, чтобы оказаться у властелина под рукой на случай, если передумает давешний отказ.
Вдвое мощней на открытом приволье воздушный поток, словно под руки подхватывая, понес Дымкова к его благородной цели, и такая была сила обдува, что с каждым шагом легче становилось набухшее влагой пальто. Если бы чуть потише, было бы одно удовольствие пройтись среди пустынных увалов, отороченных багряной кромкой по краям, с остановками иногда — оглядеться, захлебнуться горьковато-пьяной прелестью поздней осени. Час-другой спустя пленкой забвенья подернулись недавние невзгоды, включая двукратное в студеной воде купанье. Возникала надежда, что к концу предстоявшей приблизительно стокилометровой прогулки повыветрится и оскорбительное взору ангелов зрелище плотского греха, послужившее поводом для вчерашней расправы. Однако в самый момент очередного его приключенья было Дымкову не до окрестных красот.
Удивительнее всего, что и не пытался остановить ни одну из поминутно перегонявших его машин, чтобы поскорее прибыть на место. Поддуваемый со спины шел, устремясь взором в небесную синь перед собою, где отчетливо, сквозь перисто-облачную кисею, просматривались порой дразнящие, не для него ли распахнутые выходные проемы в загалактическую даль, отчего и не заметил своевременно еще одной подставленной ему ловушки. В предположении сезонного ремонта шоссе там было частично перекрыто забором — очередное из участившихся в то утро приключение состоялось в узкой, на две трети сократившейся проезжей полосе. В особенности странно, что с подветренной стороны Дымков не услышал приближавшихся велосипедистов. На том отрезке обычно проводились тренировки к областным олимпиадам... Хотя, по трезвом-то размышлении, какие ремонты или соревнованья в преддверии зимы! В пестрых майках и почти вплотную проскочившая стайка гонщиков заставила Дымкова отшатнуться на осклизлую обочину, а задний, чуть правее вымахнув на вираже, одним испугом наезда скинул беднягу под откос. Все произошло так молниеносно, что собака не успела толком облаять чертову дюжину, ускользавшую наподобие цветных мотыльков. С полуоборота посланный обидчиком жертве воздушный поцелуй указывает на злостную преднамеренность проделки. Решительно кому-то понравилось периодически окунать заблудшего ангела в различные земные растворы, в данном случае было предложено чудом оказавшееся там глиняное месиво. И то показательное обстоятельство, что позже на спине ангела, в придачу к прежним поношениям, оказался красный кленовый лист, хотя взяться тому было неоткуда, свидетельствует о дурном вкусе насмешника.
Однако незначительная высота паденья и загущенность среды обеспечили Дымкову благополучную, сравнительно мягкую укладку в подготовленную выемку. Раздавшаяся глиняная жижа, быстро и целиком приняв в себя рухнувшее тело, схлынула потом, а подобие земляного валика под затылком задержало голову на уровне сомкнувшейся поверхности. Последовало негодующее усилие оторваться, даже воспарить — попытка вполне напрасная да и ненужная. Еще сыроватый с вечера драп пальто не мог сразу пропитаться жидкой глинкой, так что лежать в ней было покойно и не очень сыро. Ангелу предоставлялась возможность в сравнительно удовлетворительных условиях созерцать необозримую панораму неба и подобно нам в сходных случаях вопрошать там кого-то — зачем и за что мне все это? Лежа навзничь с крестообразно раскинутыми руками, он смог начерно пока подводить итоги своей оригинально сложившейся командировке. К накопленным за полгода ценнейшим сведениям о характере
