— по чуть-чуть! Ты на машине? Да я тебе такси возьму!»).
Кажется, Миша не склонен форсировать события, и это ей нравилось. Кто бы знал, как нравилось!
— Ты прямо с работы? Или — до сих пор на работа? — Миша кивнул на рукопись, лежавшую на столе.
Женя не удержалась и пожаловалась:
— Да вот, выполняем новый заказ. Довольно дурацкий. Нужно отобрать рассказы для конкурса.
— Ты же говорила, что работаешь в рекламе? — удивился Миша.
— Я тоже так считала, — вздохнула Женя. — Но боссу взбрело в голову судить «Идеальный рассказ», это конкурс для начинающих писателей. Вот мы и разбираем рукописи… Бракуем явную бредятину.
— Можно взглянуть? — заинтересовался Миша.
— Да пожалуйста. — Она протянула ему «Сферы шерстяных персиков».
Бобров открыл рассказ с середины. Вчитался. Его брови (ухожены, будто он их причесывает и подщипывает!) поползли вверх. Он с выражением зачитал:
— И шерстяной персик взорвался в моей голове. И я почувствовал, как шерстинки, невесомые, мягкие, обволакивающие, заполняют все мое тело, и странная легкость охватывает мои члены, и я понял, что еще немного его сладкого, томного сока, — и я стану бесплотным, воспарю над реальным, воспарю над банальной и беспросветной жизнью…
Бобров отложил рукопись, спросил удивленно:
— Это что — новый стиль? Никогда такой бредятины не читал. Забавно…
Сама Женя считала, что ничего забавного в «Шерстяных персиках» нет. Обычное графоманство. Грамотное, но до предела претенциозное — и потому не имеющее отношения ни к реальной жизни, ни к литературе. Но решила в дискуссию не вступать. Лучше отшутиться:
— После второй бутылки и не такое напишешь!
— Да, тут бутылкой не обойдешься, — хмыкнул Миша. — Автор потребляет чего покрепче…
— Абсент? — блеснула осведомленностью Женя.
— Да нет, скорей промедол. Или, как минимум, — травку, — возразил Миша.
Она кивнула:
— Может быть… Но браковать рассказ я не буду. Пусть настоящие писатели разбираются. Ты ведь сказал — «забавно»!
— О, ты прислушалась к моему мнению! — обрадовался Миша.
— Почему нет? — улыбнулась она. — К тому же ты еще явный брак не видел — сплошной мат, всякие «бац-бац», «хрясь», «буме», «стволом по кумполу», «табуреткой по горбатнику»… Или «зеленый плавный вкус свежей крови»…
— Да ты уже специалист… — протянул Миша. — Но знаешь: хватит литературы, давай ужинать. Ты будешь есть палочками или вилкой?
Женя послушно сбросила «Шерстяные персики» в сумку и вдохнула интригующий запах только что принесенных суши.
— А ты научишь меня есть палочками?
…Ужин тек легко, плавно, вкусно. Жене очень понравилось, что Миша держится просто, но дистанцию тщательно соблюдает, на фамильярность не скатывается.
Она ненавидела все эти нетерпеливые объяснения: «Твои глаза прожигают мне душу» и «Я бы так хотел быть с тобой!».
Никаких «одноразовых мужчин». Только длительные, спокойные отношения: чтобы узнать человека… И проверить, и — поверить ему…
Тем более что ей никто не сможет дать совет: ни мамы рядом, ни отца, ни настоящей — с детства! — подруги… Но все о себе приходится решать — самой…
Бобров держался идеально. Смотрел на нее заинтересованно, почти влюбленно, но всем своим видом показывал: все будет так, как она захочет. И — когда захочет.
И еще Миша умел слушать. Когда он задавал вопрос и Женя принималась отвечать, она чувствовала: ему действительно интересна она — не только как девушка (довольно-таки, скажем скромно, симпатичная), но и как человек — со своей жизнью и со своим внутренним миром.
Было здорово, что можно кому-нибудь рассказать про себя! В «Глобусе» ты вообще не личность — штатная единица. Родных у нее нет… Подружки? Да им лишь бы самим поболтать, похвастаться… Мужики обычно тоже обожают рассказывать — о себе, любимых, о собственной работе (от каждого зависит, как минимум, экономическое благополучие столицы) или о машинах (если послушать, у любого тачка разгоняется до ста километров в час за шесть-семь секунд).
Но Бобров, кажется, не такой. Он смеялся, когда Женя рассказывала ему о съемках рекламы кошачьего корма. Искренне порадовался за нее, когда она похвасталась своей «Серебряной стрелой». Согласился, что Жулебино — райончик хороший, но слишком уж удаленный.
Женя решила, наконец, и сама порасспрашивать Мишу:
— Слу-ушай, а я тебя даже не спросила, где ты работаешь…
— Непростительное легкомыслие, — усмехнулся он.
— Это секрет? — кокетливо улыбнулась она.
— Никакого секрета… Просто гордиться особо нечем. Я работаю перегонщиком.
— Гонщиком? — Женя не расслышала, переспросила.
Он погрустнел:
— Перегонщиком. Гоняю машины — из Германии, Франции, Люксембурга.
М-да, работка не слишком престижная. Но, кажется, — интересная. Разные страны, новые машины, хорошие дороги — надавил на газ, свистит ветер, магнитола настроена на местное радио, какое-нибудь «айн, Цвай, полицай — драй, фир, бригадир»… Свобода. Скорость. И — никаких «хилых боссов», которые заставляют являться на работу к девяти…
Женя, кажется, захмелела — от вкусной еды и стаканчика пива. Миша сказал:
— Нам придется долго-долго пить кофе…
Женю слегка напрягла эта фраза, она поспешно ответила:
— Да нет, я сейчас поеду. Мне сегодня еще кучу рассказов нужно просмотреть.
Он развел руками:
— Как скажешь, конечно. Но нужно минимум час, чтобы пиво выветрилось. Может, все-таки кофе?
Женя взглянула на часы — еще только девять. Ей ужасно не хотелось возвращаться в свое Жулебино. Сидеть на продавленном диване, обложившись уже успевшими надоесть рассказами.
Женя прислушалась к своим ощущениям и встревожилась. Впервые за несколько лет ей не хотелось расставаться с мужчиной.
— Хорошо, давай еще по кофе, — согласилась она и решила, что потом уж точно поедет домой.
Но одна чашка кофе превратилась в три, и домой она вернулась только в одиннадцать вечера. Миша отмел все возражения и отправился ее провожать. Ехал сзади на своей «Тойоте-Королле». Рулил он спокойно: не пижонил, не обгонял, воздушных поцелуев из окошка не посылал.
Во дворе Бобров помог ей припарковаться — «давай еще назад, полметра есть, минимум!». Проводил до подъезда. Женя занервничала — кажется, сейчас он попросит еще кофе.
У нее дома.
Но Миша только поцеловал ей руку, сказал, что позвонит завтра и, не оглядываясь, пошел к машине.
А Женя еще до трех утра читала проклятые рассказы. И возмущалась бесконечными «волнами страсти, охватившими ее от наманикюренных пальчиков до самых сосков» и «взглядом бездонных синих глаз, пронизывающим всю плоть». Или бредом вроде: «…отчаянно тонкая струнная игла наполнила душу воскрешающим к жизни напитком».
В начале четвертого Женя упала в постель совершенно без сил и поняла, что, несмотря на усталость, из-за трех выпитых «эспрессо» заснуть не получится. Но… Но очередной бессонной ночи она
