Желтый джип неуклонно уменьшал разрыв, догоняя старенькую «девятку».
Догнать, только догнать! Остановить их. Алла не успела обдумать, что скажет, когда «девятка» остановится. Но она придумает. Обязательно придумает. Только бы остановить их. Взглянуть в глаза Ивану, который так легко нарушил их договор. Предал их сотрудничество.
Она вжала педаль в пол. Стрелка на спидометре дернулась и пошла еще правее. Сто тридцать… Сто сорок пять… «Девятке» ничего не светит. «Рэйнджлер» все ближе и ближе к ней. Поравняться, прижать к обочине…
Алла уже различала, что в «девятке» сидят трое. За рулем – женщина. Рядом – Иван. И – сзади еще кто-то. Прижался лицом к стеклу. Кто это может быть? Ведь Марина Сергеевна говорила, что их только двое…
Однако Алле никак не удавалось настигнуть «девятку». На ее спидометре – уже сто шестьдесят, она все ближе и ближе к ним, но пока еще не догнала. Хорошо идут, ничего не скажешь. Значит, заметили погоню и решили от нее отрываться. Алла недобро усмехнулась: пусть попробуют.
Иван резко бросил:
– Роман! Подбери ноги, прими группировку, понял?
Ромик послушно выполнил приказание.
Иван пристегнул Ленин ремень безопасности. Пристегнулся сам. Он сосредоточенно смотрел на дорогу. Где-то здесь должен быть крутой поворот направо… Совсем рядом. Он запомнил его тогда, когда они ехали в Киржач с Аллой. Иван еще удивился, заметив извилистый, почти как на юге, кусок дороги. Он сказал Лене:
– Держи скорость. Ничего не бойся. Когда я скажу, затормозишь и резко повернешь налево. На разворот. Повтори.
Она послушно повторила:
– Притормозить и налево… Не занесет? Молодец Лена, не теряется! Он спокойно ответил:
– Занесет. Попробуем удержаться.
Джип неуклонно сокращал разрыв, хотя стрелка на Ленином спидометре давно остановилась на ста пятидесяти. Сейчас будет поворот, еще километр, вот он, родимый…
– Приготовься… Начинай тормозить… Плавней…
– Джип в нас влетит! – крикнула Лена. Роман закусил губу.
– Не влетит! Тормози!..
В два голоса завизжали покрышки – «Рэйнджлер» тоже отчаянно тормозил. Спидометр в «девятке» показывал девяносто пять. Дорога абсолютно пуста. Только две машины схлестнулись в отчаянном поединке.
– Приготовились! Разворачивай!
Лена послушно вывернула руль влево. Машину занесло, они проскочили в каком-нибудь сантиметре от внушительного кювета – но удержались на дороге. А джип, не ожидавший такого маневра, пролетел прямо, не вписавшись в крутой правый поворот – Иван все рассчитал точно! – и съехал в канаву. Зарылся в ней носом – задние колеса остались на весу и жалобно вращались. Лена хладнокровно снизила скорость. Остановилась. Внутри у нее все дрожало. Она неудержимо расплакалась.
У капитана было сильнейшее искушение: немедленно мотнуться в комитетскую общагу, собрать нехитрые пожитки и рвануть на Ленинградский вокзал. А там… Взять билет, сесть на вечернюю «Аврору», подремать, сидя в кресле… И еще не пробьет полночь, как он войдет в квартиру, обнимет милых своих девочек, Олечку и Юлю. То-то визгу, то-то радости будет!.. «Папа приехал!»… Ах, как хотелось именно этого!
Однако иное чувство, иной искус оказался сильнее. Он чувствовал себя в ответе за незнакомого, но отчего-то симпатичного и, как был уверен Петренко, ни в чем не повинного капитана Кольцова. Каким-то он ему беззащитно-милым казался: после просмотра личного дела в Азове-13, разговоров со знавшими его в военном городке людьми, с этой Ирмой Дегтяревой из Абрикосова… А ведь Кольцову ни за что ни про что грозила, судя по разговору в кабинете генерала Струнина, смертельная опасность.
Зачем вводить этот план «Рентген»? Зачем ликвидировать Кольцова? Ну, спрашивается, зачем? Петренко по-прежнему был убежден, что, если, предположим, отбросить гуманистические соображения, даже с научной – практической, так сказать, – точки зрения убивать Кольцова не следовало. Но он, Петренко, убедить никого из начальников не смог. А значит, над объектом нависла смертельная опасность…
И вот еще какая мысль возникала… Если он, Петренко, вдруг всерьез начнет противодействовать своим коллегам, пытающимся убрать Кольцова, дело кончится не просто позорным увольнением, а военным трибуналом. Так стоит ли ему ввязываться в эту историю? Не самоубийца же он?.. Однако он доверял Савицкому. А Савицкий, судя по разговору в кабинете у Струнина, был на его, петренковской, стороне. Неужели если он, Петренко, найдет Кольцова, то не сможет убедить начальников в том, что Кольцов отнюдь не предатель? В том, что Кольцов будет полезен Родине живым, но никак не мертвым? Неужто, когда Петренко отыщет Кольцова и убедит его сотрудничать, Савицкий не сможет доказать Струнину, что необходимо отменить приказ о ликвидации? Все-таки генерал производил впечатление человека разумного и вполне вменяемого… Правда, есть еще этот козел Марголин… Но комиссией, слава богу, пока руководит не Марголин, а все ж таки Струнин…
Все равно: то, что затеял капитан, было против всех инструкций и уставов. «А что я такого собираюсь делать? – с мальчишеской бравадой возражал сам себе Петренко. – Я в отпуске. В отпуске что хочу, то и делаю… Могу я, к примеру, захотеть встретиться с симпатичной женщиной бальзаковского возраста?.. Могу. Вот я и назначу ей свиданку».
Так думал, сидя на лавочке в парке, капитан Петренко, а закончив рефлексировать, дошел до ближайшего телефона-автомата – по сотовому звонить не рискнул, наверняка на всякий случай прослушивается коллегами, – вставил телефон-карту, набрал номер мобильного телефона.
– Слушаю, – раздался в трубке усталый голос Аллы Вельской.
Вельская приняла Петренко у себя в квартире. Хозяйка открыла дверь в шелковом фирменном халатике на голое тело, волосы ее были влажными от душа. «А она очень даже ничего для своих сорока с хвостиком, – против воли отметил Петренко, окинув взглядом миниатюрную фигурку. – Если б не знал о ее возрасте, никогда столько б не дал».
– Проходите в комнату, – отрывисто бросила Вельская. – Я сейчас.
Петренко на секунду подумал – снять ли обувь, но потом решил, что участковые врачи и сыщики не разуваются, и прошел в апартаменты.
Квартира Вельской была отделана по последнему европейскому слову. Больнично-белые стены. Окна – в стеклопакетах, с шумной улицы не доносится ни звука. Кондиционер разносит приятную прохладу. Одну из стен, от потолка до пола, занимает зеркальный шкаф. Огромный телевизор «Сони» с плоским экраном и проигрывателем видеодисков. Музыкальная аппаратура Hi-End стоимостью в десяток тысяч долларов. Из вделанных во все углы динамиков льется негромкая музыка – что-то классическое.
Из кухни появилась Вельская с двумя длинными бокалами в руках. В них соблазнительно побрякивал лед.
– Пейте, – требовательно сказала Алла, протягивая капитану запотевший стакан. – Это грейпфрутовый сок пополам с минералкой. Ничто лучше не утоляет жажду.
У капитана были другие взгляды на утоление жажды: он бы, в частности, не отказался от доброго стакана пива, но перечить хозяйке, разумеется, не стал.
– Спасибочки, – пробормотал он, принимая из рук Вельской стакан.
У капитана не было четкого плана разговора с ней. Больше того, он даже не определился, идя сюда, кем представится, но он верил в силу импровизации. И еще в свое природное обаяние. Люди отчего-то верили ему. Особенно безошибочно его мужское начало действовало на таких вот дамочек бальзаковского возраста.
