мужчина в бабочке с недокуренной сигарой в углу рта.
Поколесив и по проспектам, и по тихим улочкам центра, Катя с Ленчиком довольно скоро поняли, что бесплатно запарковаться здесь негде. Пришлось заруливать на подземную стоянку, машиноместо в которой стоило целое состояние: восемнадцать евро в сутки.
Они оставили своего верного Росинанта на минус третьем этаже. Затем немного побродили, вместе со своим чемоданом на колесиках, по центровым улицам — и вскоре уже устраивались в подходящий по ценам трехзвездный отель. Он располагался прямо на проспекте Гран-виа — аналоге московской Тверской.
Из экономии Катя с Ленчиком заказали, как уже повелось, один двухместный номер — но, разумеется, с раздельными кроватями. В испанской столице комната в отеле оказалась, в стиле города, имперской: с высоченным потолком, лепниной и балконом, нависавшим над центральной улицей.
Катя быстро приняла душ, высушила волосы и улеглась спать. Ее все еще точила обида на синьора Брасселини, а сон для нее всегда был лучшим лекарством. «Горе надо заспать», — как говаривала когда-то, давным-давно, ее бабушка.
«Эх, Паоло, Паоло! — думала Катюша. — Никто, конечно, не требовал от тебя, чтобы ты стойко выдержал пытки русской мафии и не выдал плохишам Военную Тайну. Но что тебе мешало снять телефонную трубку и тут же позвонить мне?! Предупредить, рассказать, что да как? Ты что, боялся за себя? Или подозревал, что мы с Ленчиком — заодно с бритоголовыми? Вот Паша Синичкин, — неожиданно перекинулись ее мысли, — твой московский практически тезка — он бы как ты никогда б не поступил. Синичкин — даже если б ему не удалось раскидать бандитов своими каратическими приемчиками, наврал бы им с три короба. И так наврал, что они поверили бы. А если б даже не обманул бритых — немедленно бросился не то что звонить нам с Ленчиком, а лично бы примчался нас от всех напастей выручать… Эх ты, Паоло, Паоло!… Синьор ты Брасселини!… И умный, и красивый, и богатый — да только, выходит, совсем не герой моего романа…»
Тут Катя вспомнила, что она и с Синичкиным рассорилась, ей стало совсем грустно — и от огорчения она быстро заснула.
А Ленчик не спал еще долго. Он выходил на балкон, осматривал округу — после полуночи на мадридской Тверской появились проститутки. Только они, в отличие от наших, не толклись у обочины, а жались к дверям магазинов: «Зары», «Найка», «Ливайса». Были жрицы любви все, как на подбор, чернокожими, одетыми в красные спортивные костюмы и буклированные кепки. Время от времени по паперти прохаживалась пара негров в золотых цепях: поглядывали, как ведет себя их живой товар, похлопывали девок по разным частям тела.
Ленчик подумал, что у него вот уже третью ночь нет женщины. И что Юкико он, наверное, никогда больше в жизни не увидит. И что их с Катей путешествие, так многообещающе начавшееся, похоже, заканчивается полным пшиком. Нет, интересно, конечно, ездить по разным городам и странам — но… Без вдохновляющей цели как-то… скучно… И бог бы с ней, с полумифической Программой, которая за время их странствий превратилась во что-то вроде синей птицы, — но неужели он не разгадает загадку, заданную ему Тохой? Неужели окажется лузером?
И тогда Леня вернулся в комнату и взял карманный компьютер, подаренный ему реставраторшей из Вероны. В барселонском интернет-кафе он закачал туда файлы, полученные от жены сэра Эшли. Рядом Леня положил распечатанный список удачливых клиенток брачного агентства, благополучно выскочивших замуж за рубеж.
Он рухнул плашмя на свою кровать и при свете ночника принялся сосредоточенно просматривать то Питохины файлы, то список девушек.
…А когда время уже близилось к четырем утра, Ленчик вдруг вскочил и заорал шепотом, чтобы не разбудить тетку:
— Эврика!! Эврика! Эврика!
Наутро Катя, проснувшаяся в неожиданно хорошем настроении (и, значит, успешно заспавшая свое горе), обнаружила на тумбочке хамскую записку от племянника: «Меня к завтраку не будить!» Сам Ленчик беспробудно дрых на спине, раскинувшись и обнажив свой на удивление мускулистый торс.
Что ж, пусть себе спит. Несмотря на наличие спутника, завтракать в одиночестве Кате в этой поездке было Не привыкать. Опять же появлялось время, чтобы спокойно обозреть окрестные магазины и прикупить подарки — сувенирчики родным-друзьям. Сестре Дашке, например (рассеянный племянник вряд ли о матери подумает), подружке Вальке Лессинг… Завкафедрой и коллегам тоже что-нибудь надо привезти… Да и Пашке Синичкину — хоть мелочь какую-нибудь…
…Когда Катя вернулась в номер в два часа дня, груженная пакетиками из «Зары» и «Корте Инглез», племянник продолжал спать.
Катя принялась толкать его.
— Вставай, лежебока!
— Ну, Катя! Ты что, по-русски не понимаешь? Я же написал: меня не будить! — пробурчал спросонья племянник.
— Ты написал: не будить на завтрак, а сейчас обед! И Катя сердито распахнула плотные шторы.
— Два часа! Подъем!
Надо отдать юноше должное: собираться быстро он умел.
— Итак, тетечка, где мы обедаем? — спросил Ленчик, натягивая джинсы.
— Разберемся, обжора!
Обедали Катя с Ленчиком в кафе VIPS — несмотря на название, достаточно демократичном, типа столичного «Му-му». Столик им достался легко — в некурящей зоне их было полно. (В курящей яблоку негде было упасть — испанцев, в отличие от итальянцев, еще не зашугали драконовскими антитабачными законами, и поэтому они дымили всюду.)
Довольно быстро Ленчик насытился, пришел в хорошее расположение духа и, откинувшись на спинку кресла и выковыривая из зубов остатки тортильи, проговорил:
— А я, тетенька, теперь знаю, в какие края мы с тобой обязаны направить свои стопы.
— Поедем собирать свежескошенные оливки? — усмехнулась Катя.
— Нет. Мы с тобой отправляемся в славный английский город Гибралтар, расположенный, как известно, на самой южной оконечности Пиренейского полуострова.
— С какого вдруг перепугу?
— Потому что там живет клиентша брачного агентства, числящаяся в списке под номером девять.
— А почему именно к ней?
— А потому что Антон не просто Тоха, а Питоха.
— Не поняла юмора.
— «Пи», понимаешь! Тут все дело в «пи»!
— Эй, Лелик! Ты меня беспокоишь. Ты с радиомаячками по ночам не разговариваешь?
— Сейчас, сейчас, Катечка, — со смехом отвечал Ленчик, — я тебе все по порядку объясню.
— Уж сделай милость. А то придется тебя в местный Кащенко сдавать. Товарищ официант, — крикнула она по-русски проходящему мимо красавцу в переднике, — заберите от молодого человека режущие приборы!
Официант подошел, с достоинством изогнул гордый стан:
— Algo mas?
— No, gracias, todo esta bien![31] — со смехом отвечала Катя.
— Тетечка! — с укором произнес Леня. — Перестань дурачиться! Я говорю совершенно серьезно. Начнем с того, что Антон, заваривший всю эту кашу, зовется у нас не Тошей и не Тохой, а Питохой.
