— Я знаю тебя, — грустновато усмехнулся отчим. — Стала бы ты в будний день, да еще с утра, вместо работы, срываться ко мне, старику.
— Ну, во-первых, ты далеко не старик… — машинально возразила Таня. — А во-вторых… Во-вторых, у меня действительно неприятности.
— Рассказывай.
И Таня поведала о пропаже из своего сейфа, о том, как кража обнаружилась сегодня утром, и о беспрецедентной конфиденциальности исчезнувшего документа.
— Что ты сама обо всем этом думаешь? — спросил ее отчим, когда она изложила историю в общих чертах. Лицо его разительно переменилось с того момента, когда он наслаждался вкусным обедом, балагурил и изображал из себя Черчилля. Взгляд стал цепким, губы сжались, на широком лбу проявилась морщина.
— Представления не имею, — пожала плечами Татьяна.
— Кого может заинтересовать пропавший документ?
— Да кого угодно! Всех!
— А точнее?
Вопросы Валера задавал резко, отрывисто.
— Ну, я не знаю… Конкурентов депутата Брячихина… Его врагов… Прессу… Спецслужбу какую- нибудь…
— Что уж такого страшного написано в этой вашей «объективке»? — с делано невинным видом поднял брови отчим.
— Что? — Татьяна усмехнулась, на секунду сосредоточилась и процитировала на память:
«Субъект обладает гипертимным типом личности на грани психопатологии… Имеет склонность к экзальтированно-демонстративному поведению… В реакциях на внешние возбудители субъекта проявляются маниакально-истерические черты его характера…»
— Звучит как диагноз.
— Вот именно. И это только одна страница. А там таких — четырнадцать.
— Психологи — они такие. Умеют припечатать, хоть святых выноси, — ухмыльнулся Валерий Петрович.
— На деле-то ничего страшного нет, — развела руками Татьяна. — Брячихин просто активный болтун, товарищ Обещалкин… Только в «объективке» все это написано такими мудреными словами, что народ сразу решит: по нему дурдом плачет…
— И фамилия депутата в документе упоминается?
Таня, скривив недовольную гримасу, кивнула.
— Да, причем с полным титулом!
— Неразумно, — покачал головой отчим.
— Так это ж документ для внутреннего пользования!
— Был, Таня. Был.
— Ты думаешь, все так плохо? — прикусила губу Таня.
— Сама посуди. К некому «икс» попал в руки этот документ. Раз он оказался у него — значит, уже стал достоянием гласности.
— И что теперь делать?
— Есть здесь некая нелогичность… — раздумчиво проговорил Валерий Петрович. Сигара догорала в его толстых пальцах, окутывая всю его фигуру дымом.
— А именно?
— Вот смотри. Допустим, некто «икс» — человек или организация — работает против вашего депутата Брячихина. Он, этот «икс», естественно, заинтересован в секретных сведениях, характеризующих возможности, силы и слабости депутата. Эти сведения имеются в вашем документе… Пока — полная аналогия с секретным докладом о состоянии некой страны, которым интересуются шпионы другой страны… Правильно?
— Допустим.
— Но если шпиону попадает в руки подобный доклад, — продолжил свои рассуждения полковник Ходасевич, — что он обычно делает?
Он пристально посмотрел на Татьяну. Та пожала плечами. Она не понимала, куда клонит отчим.
— Он снимает доклад на микропленку, — продолжал Валерий Петрович. — А затем кладет его на место… Почему? — Он нацелил на Татьяну сигару.
Она не ответила, только досадливо пробарабанила пальцами по столешнице»
— Во-первых, потому, — сказал полковник, — чтобы агента, работающего на противника, не разоблачили. А во-вторых, чтобы неприятель — в данном случае этот ваш Брячихин — не проведал, что противник на самом деле о нем все знает…
Отчим положил сигару дотлевать в пепельнице.
— В вашем же случае все наоборот, — заявил он. — Похищение произошло демонстративно. Документ просто выкрали.
— Может, — с легкой язвительностью возразила Таня, — наш шпион непрофессионал? И у него, совершенно случайно, не оказалось с собой микрофотокамеры?
— А ксерокс в вашем отделе есть? — прищурился отчим.
— Есть, — опустила Таня глаза.
— Вот тебе и ответ.
— А может… — заспорила она, понимая, впрочем, что спор уже проигран, однако природное упрямство не позволяло ей никогда уступать без борьбы, и она продолжала сражаться даже в самой безнадежной ситуации. — Может, наш шпион не знал, что у нас есть ксерокс? Или не умел им пользоваться?
— А может, он вообще слабоумный слепоглухонемой, — саркастически проговорил Ходасевич, и Татьяна смирилась.
— Но тогда что все это значит? — воскликнула она.
— Возможно, — протянул Валерий Петрович, — демонстративное исчезновение документа означает, что кого-то хотели подставить…
— Подставить? — вскинулась Татьяна. — Кого конкретно?
— Трудно сказать. Может, ваше агентство в целом. Может, твоего босса Теплицына. А может, лично тебя.
Московский ресторан «Венеция» был совсем новым и располагался неудобно — на обочине третьего транспортного кольца, поэтому посетители его своим вниманием пока не баловали. В сени псевдоколонн скучали человек десять официантов в париках и камзолах, а гостей присутствовало только двое. Один лет пятидесяти, другой значительно моложе — годов, наверное, тридцати, оба безупречно одетые и постриженные. Они сидели за столиком в углу и тихо беседовали, запивая красным вином мясо по-неаполитански.
— Ну, я тебя поздравляю, — произнес тот, что помоложе. — Дело пошло.
Собеседник небрежно кивнул:
— Знаю. Уже видел.
— Ну, и как тебе? — вкрадчиво спросил молодой. Пожилой скривился:
— Посмотрим, что будет дальше…
Молодой отодвинул тарелку, впился в собеседника внимательным взглядом и требовательно спросил:
— О чем ты?
Пожилой не смутился. Спокойно выдержал его взгляд и сказал:
— О том, что пока меня твоя затея не впечатляет. — И припечатал: — Мелко, банально,
