скучно.
— Ну, это же только начало, — пожал плечами молодой. — Как говорится, разгон. Первая передача. А дальше-то все веселей пойдет. Чем выше скорость, тем острей ощущения.
— Чем дальше, тем лучше, говоришь? — кисло откликнулся тот, что постарше. — А я думаю, что ударным должно быть именно начало. Зацепка. Лихой старт.
— Тут ты не прав, — твердо сказал молодой. — Нельзя же всех под одну гребенку причесывать! У нас подходы другие. И задача иная. Так что начало совершенно нормальное. Все по плану, как доктор прописал. А дальше все завертится так, что пальчики оближешь.
— Ты раньше времени-то не радуйся, — предостерег старший. — Ты, по-моему, не отдаешь себе отчета, с кем связался. Они люди умные, хитрые и с большими связями. Поэтому будь предельно осторожен. Понял? Предельно!
— Да все я понимаю! — досадливо откликнулся молодой. — Будь спок! Всё под контролем, и все будет хоккей. Мы еще покажем им небо в алмазах! Да и сами получим удовольствие.
Он снова придвинул к себе тарелку и принялся торопливо доедать остывающее мясо по- неаполитански.
Таня запросила у отчима чаю — цыпленок по-каталонски оказался островат. Но пить захотелось не только поэтому. Теперь, по нешутейно озабоченной реакции отчима, она наконец осознала всю серьезность случившегося и всю неприятность своего собственного положения, и ей требовалось взять тайм-аут, подумать, «переварить»… Валера засыпал в заварной чайник чаю, затем сходил в комнату и вернулся на кухню с большим кожаным блокнотом.
— Пройдемся по деталям, — предложил он, усаживаясь на подушки кухонного уголка.
— Как скажешь, — смиренно отозвалась Татьяна.
— Начнем с окна в твоем кабинете. — Отчим нацепил на переносицу большие очки и открыл кожаный кондуит. Пристально глянул на Татьяну из-под очков. — Сейчас лето. Возможно, его перед уходом забыли закрыть?
— Нет, ну что ты! Я его всегда закрываю, когда ухожу. К тому же оно на сигнализации. Если вдруг не запрешь — сирена будет визжать, охрана тут же прибежит.
— Хорошо. — Валерий Петрович сделал пометку в блокноте. — Теперь двери. Как они запираются?
— Я же тебе рассказывала: у нас новейшая система охраны. Какая-то американская. Пускают только по отпечатку пальца. Не думаю, что такую систему можно сломать. Или взломать.
— Хорошо. — Еще одна пометка. — А что насчет самого сейфа?
— Сейф какой-то новый, маленький. Тоже импортный. Помимо ключа, у него был код, но я… — Таня горестно вздохнула. — Я им не пользовалась. Боялась, что забуду или перепутаю. У меня в голове и так целая каша из этих кодов: пин для кредитки, пин для мобильника… Ну, я и решила, что с кодом для сейфа будет явный перебор.
— А ключ?
— Я его носила на своей связке. Вместе со всеми другими ключами: от машины, квартиры.
— Где ключи лежали у тебя в рабочее время?
— В сумочке. Я их никогда не вынимала.
— А сама сумочка?
— На моем столе. — Татьяна пожала плечами. — Ну, или на стуле. Или на подоконнике. В общем, где угодно в пределах моего кабинета.
— А у кого запасной ключ от сейфа?
— Он один и только у меня.
— Так не бывает, — жестко сказал отчим и посмотрел на нее поверх очков. — Всегда есть запасной.
Тане послышался металл в голосе Ходасевича, и она внутренне поежилась, представив, насколько неуютно чувствовали себя те люди, которых полковник допрашивал по-настоящему. Валерий Петрович испытующе глядел на нее.
— Говоришь, есть запасной? — проговорила она растерянно и отвела глаза. — Не знаю… Я не знаю, где он хранится.
На секунду ее обуял страх: как в детстве, словно она набедокурила в школе, получила двойку или дурацкую запись от училки в тетрадь — и идет домой, холодея от того, что Валерочка узнает и станет ругаться. Валерочка… Она никогда, даже в самом раннем детстве, не называла его папой и знала, что он ей — не отец. Но он никогда не ругал ее. Никогда. Мама — та кричала и наказывала. А Валерочка — нет. Однако, несмотря ни на что, не маму, а именно его Таня всегда боялась, когда делала что-то неправильное. Вот и сейчас она нервно облизнула губы.
— Чай уже заварился, — промолвила она.
По сравнению с детством Таня ловко научилась скрывать страх и владеть своими эмоциями. И уводить разговор в сторону.
Она разлила душистый «Липтон» по чашкам.
— Есть варенье — мамино, крыжовенное, — предложил полковник.
— Мамино крыжовенное? — скорчила гримаску Татьяна. — Не хочу. А конфет у тебя нет?
— Не держим-с.
— Все худеешь?
— Пытаюсь. — Отчим развел руками.
— По-моему, не очень получается, — заметила жестокосердная падчерица.
— Смотря что считать целью. Если твои пятьдесят килограммов — то мне до них далеко. А если мои обычные шесть пудов — я почти в норме! — Валерий Петрович похлопал себя по пузу, а потом отхлебнул чай и придвинул к себе кожаный блокнот. — Ладно, вернемся, как говорят французы, к нашим мутонам. Итак, похищен важный документ. Кто, скажи мне, Танюшка, знал, что он находится у тебя в сейфе?
— Кто? Я знала, — легкомысленно откликнулась Татьяна.
— Это естественно. — Полковник метнул на падчерицу строгий взор. — Еще?
— Андрей Федорович Теплицын, наш начальник, тоже знал.
Полковник кивнул.
— Дальше.
— А дальше… Я не знаю… Вроде больше никто.
— Значит, — Валерий Петрович пристально взглянул на Татьяну, — получается, что если документ не брала ты, его взял Андрей Федорович?
Таня пожала плечами.
— Но может, — предположила она, — кто-то залез в сейф, не подозревая, что там? Случайно?
— Случайно? А что он тогда в сейфе искал? Золото-бриллианты?
— Ну, там у нас порой деньги лежат. «Черный нал».
— Большие суммы?
— Иногда. Но не больше десяти тысяч долларов.
— Когда последний раз там были деньги?
Таня задумалась.
— Да уже месяца два назад.
— Так. — Отчим постучал авторучкой по столу. — Значит, точно знали о содержимом сейфа двое: ты и Теплицын. А кто мог подозревать о наличии там документа?
— Я думаю, — вздохнула Татьяна, — любой человек из моего отдела. Мы с Андреем Федоровичем о существовании «объективки» специально не распространялись, но и тайны особой из этого не делали.
— Что ты имеешь в виду?
Татьяна пожала плечами.
— Мы с боссом пару раз разговаривали о документе. Разговоры могли слышать мои сотрудники.
— Каким образом? Вы что, в коридоре о нем болтали? Или в столовой?
