Но, по совести говоря, он сам был в этом далеко не уверен.
Ходасевич и лейтенант-чистильщик не были бы сотрудниками Комитета, если б не смогли проникнуть ночью в обычную районную московскую больницу. Из маскировочных средств им понадобились всего лишь два белых халата и два стетоскопа. С важным и непроницаемым выражением на лицах (в карманах халатов — авторучки, на шеях — стетоскопы) полковник и лейтенант поднялись на пятый этаж и не спеша отправились по длинному пустому коридору в отдельную пятьсот первую палату, где нашла приют Татьяна. Лейтенант держал в руках «дипломат» со своим инструментом.
В воздухе царили неистребимые запахи больницы: хлорки, медикаментов, сваренного на воде пюре. На сестринском посту горела настольная лампа, однако за столом никого не было.
Валерий Петрович остановил чистильщика у входа в Танину палату.
— Можешь определить отсюда, включена ли камера? — прошептал он. И добавил: — Если она, конечно, есть.
Лейтенант молча кивнул. Он достал из своего чемоданчика аппаратуру. Ходасевич смотрел по сторонам: не появится ли кто в ночном коридоре.
Едва чистильщик расчехлил приборчик, как увидел: стрелка индикатора напряженности поля дрогнула.
— Камера есть, — вполголоса проговорил он. — И она работает.
— Можешь запеленговать приемник? — полушепотом спросил полковник.
Лейтенант уверенно кивнул. Он, не чинясь, вручил Ходасевичу свой «дипломат», а сам, не отрывая взгляда, смотрел на экранчик детектора-пеленгатора. Они спешно пошли по коридору обратно к лестнице. Ходасевич спросил:
— Выведешь меня на приемник?
Он слегка запыхался от быстрой ходьбы.
— А я что делаю!… — нагловато обронил лейтенант.
По пути Валерий Петрович подумал, как можно поступить в создавшейся ситуации — если играть по правилам (или хотя бы по подобию правил).
Можно испортить камеру в палате. Затем сообщить немногочисленным друзьям, оставшимся в Конторе, о сложившейся ситуации. Воспользовавшись их помощью, организовать засаду в Танюшкиной палате. И когда кто-то явится чинить испорченную камеру, взять этого человека. А затем, если удастся, его расколоть. И тогда — выйти на заказчиков.
Все это было умно, правильно и, возможно, оказалось бы результативно, но потребовало бы много сил и времени. И обеспокоило бы несчастную Танюшку. Ни тратить время, ни напрягать больную падчерицу Ходасевич не хотел. Поэтому он позволил событиям развиваться своим чередом — то есть быстро.
Вместе с чистильщиком они сбежали по больничной лестнице. Никем не остановленные, вышли во двор клиники. Все это время лейтенантик не отрывался от экрана пеленгатора. На улице он на мгновение замешкался, а потом уверенно тыкнул пальцем в темноту: «Туда!»
Шагов через тридцать в глубь заднего двора больницы Ходасевич углядел машину, стоявшую на отшибе, за кустами сирени. Это был белый, не новый, ничем не примечательный микроавтобус «Форд- транзит». Память Валерия Петровича, которая просеивала задним числом подозрительные машины вблизи его дома — день за днем, ночь за ночью, — мгновенно подсказала ему: он уже видел этот автомобиль. Видел!
Вспыхнуло видение одного из дней на прошедшей неделе: вот он провожает Татьяну. Она выходит из его подъезда. Он смотрит на нее через открытое окно кухни. Она улыбается и машет ему рукой. Он отвечает ей. Она направляется к своей «Тойоте». И где-то там, вдали, на заднем плане, маячит белый микроавтобус. Этот самый микроавтобус.
Решение Ходасевич принял мгновенно.
— Стой здесь и жди меня, — безапелляционным тоном заявил он лейтенанту. — То, что я собираюсь делать, незаконно. Так что, если вдруг меня заметут, дашь показания в мою пользу.
И не успел чистильщик ни согласиться, ни возразить, полковник уже зашагал к микроавтобусу. Тот стоял — весь темный, с тонированными стеклами, — не подавая никаких признаков жизни. На подходе к нему Ходасевич подобрал с земли увесистый булыжник. Приблизившись к машине, он, не тратя ни секунды на лишние раздумья, принялся колотить камнем изо всех сил — прямо по лобовому стеклу. Лейтенант затаил дыхание: «Что же он делает?!» Грохот разнесся по всему больничному двору.
На третьем ударе лобовое стекло треснуло. На четвертом — распахнулась дверца в глухом, без окон, борту микроавтобуса. Оттуда высунулся человек.
— Ты чего, мужик, с дуба рухнул?!
В голосе хозяина машины звучало больше удивления, чем злобы. Он не выкрикнул властно «Прекратить!», не выстрелил с порога, не полез драться. Все это краем сознания отметил Ходасевич и мгновенно проанализировал возможный статус мужика. Тот не был бандитом и не был спецслужбистом, за это полковник был готов дать голову на отсечение, — и потому Валерий Петрович неожиданно, резким движением метнул камень ему в голову.
Бросок оказался удачным. Камень попал мужику прямо в щеку. Тот дернулся и отшатнулся, схватился рукой за лицо. Ходасевич сделал три шага в сторону двери, вцепился автомобилисту прямо в шею и с силой впихнул его внутрь фургона. «Во дает дед!» — мысленно восхитился действиями полковника чистильщик. И тут дверь фургона захлопнулась изнутри, отрезав от лейтенантика все, что происходило там дальше.
А там, внутри, оказалось то, что ожидал увидеть Ходасевич: пульт, кабели, провода, пара компьютеров и несколько небольших телевизионных экранов. Все экраны были пусты и глухи, и лишь один показывал картинку. Цветной экран выдавал статичное изображение: в необычном ракурсе, словно бы вверх ногами, — больничная палата, кровать, а на кровати недвижимо лежит Татьяна.
Перед экранами стояли два кресла. На столе лежал недоеденный биг-мак, дымились два пластиковых стаканчика с кофе.
Все это Валерий Петрович увидел краем глаза и отметил краем сознания. Главным же чувством, которое он сейчас испытывал, была огромная, холодная ярость. Эти люди вторглись в его жизнь и жизнь Танюшки. Они злонамеренно и планомерно уничтожали его падчерицу. Поэтому Ходасевич был готов сотворить с ними все, что угодно. Видимо, этот почти не контролируемый гнев отразился на его лице, потому что физиономия оператора, маячившая перед ним, стала жалкой и испуганной.
Ходасевич держал гада обеими руками за горло, и его большие пальцы давили оператору на сонную артерию.
— Зачем?! — гаркнул он. — Зачем ты это делаешь?!
— Мне приказали!…
— Кто приказал?!
— Я н-н-незнаю…
— Не знаешь?! Ты не знаешь, на кого работаешь?! — Валерий Петрович встряхнул парня.
— Я не знаю! Правда не знаю!
Его глаза были совсем рядом, и они не врали.
— Твое имя? Фамилия? Звание?
— Трофимов. Юрий Павлович. Я видеоинженер.
— Кто тебе платит за эту работу?
— Я не знаю, кто он… Он нанял меня… Дал аванс… Ключи от микроавтобуса…
— И велел следить за ней? — Ходасевич мотнул головой в сторону экрана, который передавал изображение спящей Тани. — И за мной — тоже?
— Нет, только за ней… — пролепетал мужик.
— Имя заказчика?
— Я не знаю…
— Как ты с ним связываешься?
— Он сам нас находит. Раз в день. Или в два.
