Теперь бы еще ее водительское мастерство не подкачало. А Анжела ее не узнала. Не дай бог — вдруг Птушко-старший демонстрировал ей отснятые видеоматериалы? Хотя, зная своего бывшего коллегу и его комитетскую выучку, предполагать последнее было довольно сложно… Однако все равно за Татьяну Ходасевич волновался куда больше, чем за себя самого.
— Николаша!… У меня беда.
— Что еще случилось?!
— Какая-то коза впилилась в мою машину!
— Ты в порядке?
— Я-то да, а вот багажник у «реношки» всмятку!
— Помощь нужна?
— Чем ты тут теперь поможешь!
— Давай я тебе Василия пришлю.
— Да на фиг мне твой Василий сдался!
— Перетрет с этой бабой.
— Ой, я тебя умоляю! Давай останемся, — усмешка, — в правовом поле.
— Это как? — Он тоже ухмыльнулся.
— У нее машина застрахована, у меня тоже. Мы вызвали ГАИ. Наверное, скоро подъедут эти продавцы полосатых палочек. Так что веселитесь пока без меня.
— Валера! — Голос Татьяны в трубке звучал ликующе. Казалось, чувствует она себя великолепно, и по ее довольному тону он сразу понял: у нее все получилось.
«Татьяну хлебом не корми, — подумал Ходасевич, — дай только что-нибудь учудить. Жить в спокойствии она не может и чувствует себя как рыба в воде, лишь когда с ней что-то происходит».
— Валерочка! Все в порядке! — продолжала весело Таня. — Я в нее впендюрилась! Так что мы сидим, загораем, ждем ГАИ.
Валерий Петрович в ходе разговора продефилировал в дальний угол клуба — туда, где было совсем мало людей и его разговор не могли подслушать ни Птушко, ни его прихвостни.
— А она там тебя случайно не слышит? — озабоченно спросил отчим.
— Нет, ну что ты! Я окна позакрывала.
— Ты не пострадала?
— Нет, все замечательно. «Пёжик» тоже почти цел. — Таня захлебывалась от возбуждения. — В общем, все прошло, как ты учил. И два часа как минимум я тебе обеспечила.
— Минут через десять включай глушилку.
— О'кей, босс! Все сделаю.
— Прости меня, — с чувством произнес Ходасевич.
— За что? — делано изумилась Татьяна.
— За то, что я подвергаю тебя опасности.
— Да вот еще, глупости! — вроде бы рассердилась она, а на самом деле была польщена его заботой. — Какие там опасности на скорости десять километров!
— Ладно, дорогая. Спасибо тебе.
— Служу Советскому Союзу! — засмеялась Таня и бросила трубку.
Народ в клубе оказался все больше богемным: артисты (кое-кого из них Валерий Петрович даже знал в лицо), художники, телеведущие, длинноногие модели.
Его старый друг Николай Птушко — загорелый, лысоватый, в смокинге — царил в непосредственной близости от накрытого стола. Рядом с ним постоянно были люди — подходили и отходили, а потом подходили новые.
Полковник понял, что он не дождется, покуда тот останется в одиночестве, и с бокалом шампанского в руке принялся проталкиваться к нему. Наконец он оказался рядом, и Птушко заметил его. Глаза его сузились.
— Здравствуй, Коля, — небрежно сказал Валерий Петрович.
— Я тебя сюда не приглашал.
— Я пришел без приглашения.
— Зачем?
— Нам надо поговорить.
— О чем это?
— О твоем «реалити-шоу».
Лицо Птушко дернулось. «По сравнению с былыми временами, — подумал Ходасевич, — он хуже стал держать удар. Похоже, растренировался в процессе сладкой жизни».
— Не понимаю, о чем ты.
К их разговору с любопытством прислушивалось несколько гостей, очутившихся неподалеку. Один бугай, по виду охранник продюсера, стал пробираться сквозь толпу поближе к боссу. Пора было переводить разговор в конструктивное русло.
— Хочешь, чтобы о твоем шоу и о тебе лично завтра написали газеты? — поинтересовался Валерий Петрович.
— Что тебе надо?
— Я же говорю: перемолвиться с тобой парой слов. Лучше наедине.
Птушко сделал знак, тормознувший охранника, и, стараясь оставаться вальяжным и небрежным, скорчил кислую мину и, словно делая одолжение, бросил Ходасевичу:
— Ну, пойдем.
Они прошли сквозь толпу, словно нож сквозь масло, — расфранченные гости узнавали Птушко и расступались, давая ему дорогу. Недоуменно посматривали на Ходасевича: кто, мол, такой и за что ему честь находиться рядом с боссом?
Птушко и Валерий Петрович продефилировали в дальний угол клуба. Вошли в коридорчик, ведущий на кухню. Мимо пробежал официант с подносом, полным бокалов. На него Ходасевич поставил свое недопитое шампанское.
Из кухни раздавалось шкварчанье масла и резкие голоса поваров. Птушко подошел к неприметной двери с надписью «Служебное помещение». Распахнул ее. Сразу за дверью начинались крутые ступеньки — они вели вниз. Продюсер сделал шаг в темноту. Его каблуки застучали по лестнице. Он не оглядывался — казалось, нимало не заботясь о том, следует ли за ним Ходасевич. Он явно чувствовал себя хозяином положения. Валерий Петрович, покряхтывая, стал спускаться по темным и крутым ступеням.
Лестница, к счастью, скоро кончилась, и внизу обнаружился непроницаемый охранник, а за ним еще одна дверь — по виду тяжеленная, бетонная.
— Открой, — коротко бросил ему Птушко.
Мордоворот с усилием потянул торчащий из двери рычаг. Огромная дверь медленно распахнулась. За ней простирался длинный забетонированный коридор, тускло освещенный аварийными лампочками.
— Прошу, — кивнул Птушко Ходасевичу.
Они вошли в коридор, охранник затворил за ними дверь. Здесь было совсем прохладно и пахло сыростью и плесенью.
— Очень удобно, — осклабился хозяин. Эхо разносило его слова. — Всегда можно уйти огородами. — И, не дожидаясь Ходасевича, зашагал по коридору.
Он был легок и весел и всем своим видом демонстрировал собственную значимость. Чтобы сбить с него спесь, Валерий Петрович произнес:
— Ты почему-то ни разу не спросил меня, что дальше сталось с твоей Жюли.
Птушко на секунду сбился с шага, внимательно заглянул в лицо Ходасевича и произнес:
— С какой Жюли?
Полковник почувствовал фальшь в его голосе. И еще что Жюли до сих пор волнует его бывшего
