— Пятнадцать.
— Это смешно.
— Хорошо. — Птушко прошелся по кабинету. — Предположим, я отдам видеоматериалы. Кто помешает тебе завтра же снова сдать статью в газету?
— Я этого не сделаю, — покачал головой Ходасевич.
— Какие гарантии?
— Мое слово.
Птушко осклабился:
— Слово разведчика стоит недорого.
— Спорить не буду, — пожал плечами полковник. — Но я тоже никогда не узнаю, все записи ты мне отдал или нет. Наверняка нет. И у тебя останутся какие-то рабочие материалы. Если я обману тебя, ты всегда сможешь обнародовать их. Так что… Ничего нам, Коля, не остается, кроме как поверить друг другу на слово.
— Если я отдам тебе пленки, я налечу на бабки, — задумчиво проговорил Птушко. — Наше кино больших денег стоит.
— Ну, ты уж реши, что тебе обойдется дороже — отдать мне пленки или чтобы все узнали о твоем тайном бизнесе.
Птушко несколько секунд подумал, а потом вдруг выдохнул:
— Ладно. Звони в газету.
— Пленки, — спокойно парировал Ходасевич.
Его противник, не говоря ни слова, сделал пару шагов к своему рабочему столу, открыл ключом сейф. Достал оттуда пять видеокассет. Вернулся к журнальному столу, протянул их Ходасевичу.
— Прошу, — глухо сказал он.
Ходасевич осмотрел корешки видеокассет. На каждом была надпись черными чернилами: «Шоу Т. Складка. Часть 1» — и так далее, вплоть до части пятой.
Птушко протянул Ходасевичу свой мобильник:
— Давай звони. Останавливай тираж.
— …Он, хитрец, — усмехнулся полковник, продолжая рассказ о своих вчерашних приключениях, — дал мне для звонка свой мобильник. Видимо, хотел потом проверить, куда я звоню — в редакцию? Или куда-то еще? Но, слава богу, этот момент мы проработали с Еленой. Она вчера сидела в своем рабочем кабинете и ждала моего звонка. И я позвонил ей по мобильнику Птушко и сказал: «Сними весь материал с первой полосы».
— Круто.
— Да, не спорю, это было круто.
— А Птушко, когда смотрел полосу, так и не заподозрил подделку? — поинтересовалась Татьяна.
— Нет.
— Значит, он не въехал, что вся эта «газетная полоса» изготовлена на принтере, в одном экземпляре?
— Нет. Ты же знаешь, люди моего поколения не слишком сильны в компьютерах.
— Ты неправильно говоришь, — нахмурилась Татьяна. — Он не догадался потому, что я — классный верстальщик. Я научилась за эти три дня работать в «Фотошопе». И я состряпала офигенную фальшивку.
— Да, ты молодчина. Но после того, как позвонил Ленке, я все равно на всякий случай прибрал эту полосу вместе с кассетами в свой кейс. От греха подальше.
— Все-таки было бы правильней, — задумчиво произнесла Татьяна, — если б мы предъявили ему не «дезу», а реальную статью. Я люблю играть честно.
— Я тоже, — кивнул отчим. — Но мы сыграли почти честно. Птушко не смог опровергнуть ни одной фразы из материала. К тому же время, Танюшка, время!… Конечно, если б милиция надавила на оператора и на наркомана, мы бы, наверное, смогли получить от них признательные показания. А потом подготовить реальную статью и поставить ее в печать. Но сколько бы на это ушло времени? Пленки с твоим изображением уже могли бы отправить в Австралию. Да и нас с тобой успели бы поубивать.
— И что бы мы делали, если б так не совпало: главный в «Курьере» уехал в отпуск?! А его заместительница оказалась твоей подружкой?
— «Курьер» — не единственная газета в Москве, — с долей легкомыслия ответил Ходасевич. — Мы организовали бы «статью» в другом издании. Например, с помощью твоего друга Полуянова.
— И ты, Валерочка, полагаешь, что у Птушко теперь не осталось никаких видеоматериалов — со мной в главной роли?
— Думаю, все-таки остались, — кивнул отчим. — Но он поостережется их использовать. Он меня знает. И понимает: если он нарушит свое слово, то одной газетной статьей не отделается. Он получит по полной программе: с уголовными делами, выемками документов и автоматчиками в его милом офисе. Ему и задний ход через бомбоубежище не поможет.
— Итак, ты взял у него кассеты. Почему же ты сразу не ушел?
— Потому что это было только полдела. Знаешь, как меня в разведшколе учили? Врага надо добивать в его собственном логове.
— А что было дальше?
— Я ждал, когда он сам затронет одну тему.
— И он заговорил? Первым?
— Да, — кивнул отчим.
— Что он сказал?
— «Не могу поверить, — сказал он, — что ты обо всем разузнал сам. Что за намеки в статье на информаторов среди приближенных ко мне людей?»
— …Не могу поверить, — задумчиво произнес Птушко, — что ты обо всем узнал сам. Что за намеки в статье на информаторов среди приближенных ко мне людей?
Он отошел к своему рабочему столу, ливанул себе в стакан еще добрую порцию виски и накидал сверху льда.
— Ты в курсе, — сказал Татьянин отчим, — мы никогда не сдаем своих информаторов. — Валерий Петрович спокойно приложился к недопитому виски и спросил: — А почему на роль «героини» ты выбрал именно мою Татьяну?
— Потому что я знаю тебя. Татьяна — это твое слабое звено, Ходасевич. Как нас учили? Хочешь заставить человека страдать — надави на его болевую точку.
— И ты ждал целых семнадцать лет, чтобы мне отомстить?
Продюсер пожал плечами.
— Для мести, как говорил Конфуций, даже сорок лет не срок.
— Мне все-таки кажется, — задумчиво произнес Валерий Петрович, встряхивая свой стакан с виски (льдинки стукались друг о друга и гремели), — что тебя кто-то натолкнул на мысль провести операцию против моей Татьяны.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Птушко.
— Что у тебя, Коля, тоже есть свое слабое звено.
Эти слова полковник произнес спокойно, отстранение Петля вокруг Птушко затягивалась все сильнее. Он сам шел в ловушку, умело направляемый Ходасевичем.
— То есть? — насторожился продюсер.
— Не будем об этом, — махнул рукою Танин отчим. — Это твои личные дела.
— И все-таки?
— Я думаю, выбрать именно Татьяну тебе посоветовал твой сын.
По лицу продюсера Валерий Петрович понял, что попал в точку.
— С чего ты взял?
