момент, когда дал пятимиллионный кредит Веселовой-Колесовой.
И не тогда, когда повторил аналогичную операцию с другим клиентом.
Он перешел порог, когда охамел и сделал практикой невозврат кредитов.
Поэтому – и исчез бесследно.
И вот уже шесть лет ни семья, ни милиция не могут его найти… И только Пермяков знает, где тот начальник кредитного отдела находится. Точнее – где находится это, что от него осталось.
'А Веселова-Колесова, – подумал Пермяков, – переступила порог опасности не когда брала у банка кредит на пять миллионов.
Ведь если бы она исчезла в девяносто третьем навсегда, растворилась где-нибудь в мировых просторах – все бы для нее обошлось.
Она перешагнула порог борзости, когда в обличий Колесовой вернулась в Россию…'
'А я сам, – задал себе в очередной раз вопрос Пермяков, – не борзею ли, шантажируя Веселову?
– И в очередной раз ответил себе:
– Нет, не борзею.
Во-первых, я прошу у Веселовой то, что у нее есть.
А во-вторых – и это самое главное! – ее некому защитить. Она – одна. Правда, она живет – точнее, жила – с Баргузиновым.
Но у Баргузинова сейчас у самого проблем до фига и больше.
А потом – они все ж таки расстались. И есть у меня сведения: он только рад будет, если у его бывшей жены начнутся неприятности…
Папка со всеми документами на Веселову-Колесову лежит в банковской ячейке…
Ключ – в надежном месте.
Если что-то со мной случится, имеется человек, который перешлет документы куда следует… И главное – обо всем этом знает Веселова. Знает – на случай, если ей вдруг взбредет в голову нанять за тысячу баксов пару отморозков, чтоб те где-нибудь в подъезде меня продырявили…'
Он остановился у подъезда своего многоэтажного дома.
Заглушил мотор.
Сейчас он откроет «ракушку», задним ходом загонит туда «Форд», закроет гаражик, поднимется домой – и баиньки.
Пермяков вышел из машины.
Он не успел захлопнуть дверцу, как чья-то жесткая рука крепко схватила его сзади за горло.
В то же самое время Два человека сидели в баре беспошлинной зоны аэропорта Шереметьево- 1.
Внешний их вид – спортивные костюмы, златые цепи, кожаные куртки – красноречиво сообщал каждому посетителю позднего бара о роде их занятий.
Час назад начальник охраны Соломатина лично проводил этих двоих до таможенного контроля.
Дал подробные и тщательные инструкции, как поступать с телкой. Вручил старшему шесть тысяч баксов на расходы.
До вылета последнего в этот день чартера на Малагу оставалось полчаса.
В Малаге они возьмут напрокат тачку и к утру доберутся до Гибралтара.
Перед каждым из «быков» на стойке стояло по стакану с двойной порцией водки «Смирнофф» и по стакану с томатным соком. Оба молчали.
Телевизор над стойкой беззвучно показывал что-то.
Мелькали рекламные картинки.
Затем на экране появились часы.
Скоро двенадцать.
Было похоже на Новый год. Оба кожаных, не сговариваясь и не чокаясь, хлопнули залпом водку.
Тут на экране телевизора вдруг появилось знакомое лицо. Оно было заключено в траурную рамку.
Один из «быков» толкнул другого локтем в бок.
Второй глянул на экран и тихим, ленивым голосом попросил бармена:
– Слышь, браток, дай-ка звук.
Что-то в его голосе было такое, отчего бармен немедленно исполнил приказание.
'…Олег Соломатин, – пробился на полуслове голос диктора.
– Начальник тюрьмы утверждает, что смерть произошла вследствие инсульта. Олег Соломатин был заключен под стражу сегодня по обвинению в мошенничестве в особо крупных размерах…'
Первый кожаный хлебнул сока и бросил на стойку пятисотрублевую купюру.
– Сдачу себе оставь, – лениво приказал он бармену.
Оба сползли с высоких табуреток.
– Босса замочили, – сказал второй, когда они отошли от стойки.
Первый промолчал.
– Что будем делать? – продолжил второй. Первый по-прежнему не отзывался.
– Мы же за его бабой едем…
– Билеты есть, – наконец процедил первый.
– Бабки есть.
Упремся – разберемся. Полетели.
– Может, на хрен ее, эту Испанию?
– Ты че, дурак? Тебе сказали – летим. Оттуда позвоним и спросим, че теперь дальше делать.
Два «быка» спустились на темное летное поле и неспешно, с достоинством отправились к ночному аэропортовскому автобусу.
То же самое время Ника Услышав сообщение о гибели Соломатина, Ника ринулась наверх, в свою спальню.
Сенсоры, включавшие свет, еле поспевали за ее поспешными шагами.
Запыхавшись, она подошла к комоду. Встала перед родительской фотографией.
Старая, давно выцветшая карточка – она была с ней еще в общаге радиотеха, она провезла ее с собой по всем съемным квартирам, гостиницам, пансионам…
После удачной рыбалки папа обнимает маму, и оба с трудом удерживают щуку с еще живыми, злыми глазами…
– Мамочка!
Папуля! – прошептала Ника.
Слезы бились в глаза. – Я сделала это, я – отомстила за вас!
Щука на фотографии осталась прежней.
Но выражение лиц родителей, как показалось Нике, неуловимо изменилось.
«Я горжусь тобой, Верочка!» – говорили глаза папы.
«Дочка, только будь осторожной!» – просила мама.
Нику переполняло счастье – и безмерная усталость.
Она взяла с комода фотографию родителей и без сил рухнула на кровать.
Теперь папа и мама были рядом с ней.
Теперь они могли быть спокойны: за них – отомстили.
Сказалось безумное напряжение последних дней:
Никину грудь разрывали слезы, и не было сил даже шевельнуться.
Гордые мысли бродили в голове как-то вяло и совсем не походили на истинный победный кураж.
'Я все просчитала правильно – Соломатина убрали его же бывшие покровители.
Они не могли поступить иначе – после того как в дело вмешался Кислов. Пусть его программу сняли с эфира… Запретили – значит, было за что запрещать… Значит, покровители Соломатина решили, что он их сдал…
