разглядывать.
– Нет, – твердо ответила она. – Мне нужно другое.
Она протянула ему папку с копиями документов, изъятых из сейфа Соломатина.
Кислов быстро просмотрел бумаги.
Пару раз метнул на Нику заинтересованные взгляды. Один раз не удержался, прищелкнул языком.
– Откуда это у вас? – требовательно спросил он.
Она неопределенно пожала плечами.
– Хорошо, спрошу иначе.
Это – ваш интерес? Или чье-то поручение? Тут она не колебалась:
– Интерес – лично мой. С этим можно что-нибудь сделать?
– С этим – нет, – твердо сказал Кислов, показав на папку. И пояснил:
– При нынешнем развитии печатного дела таких фальшивок можно наклепать тысячи.
– У меня будут подлинники, – заверила Ника.
– Мне просто хотелось знать ваше мнение… Имеет ли это какую-то ценность?
– Кто еще об этом знает? – требовательно спросил он.
– Больше никто. – твердо ответила Ника.
Перетрусившего Полонского упоминать вовсе не обязательно. Инну – тем более.
– Мы много не заплатим, – вдруг сказал Кислов. Ника в первое мгновение не поняла, опешила. Но тут же сообразила:
– А мне много и не надо.
«Отлично, я и не думала, что на этом можно заработать!»
Он строго посмотрел на нее:
– Десять штук «зеленых». При условии полного, эксклюзива.
Ника решила не торговаться и кивнула головой.
– Оригиналы я получу через пару дней. И немедленно свяжусь с вами…
Она устало откинулась в кресле.
Кислов внимательно посмотрел на нее и впервые за вечер заговорил нормальным, человеческим тоном:
– Ника Александрована… вы уверены?
Уверены, что вам стоит затевать эту кашу?
Ей показалось, что он спрашивает ее искренне. Оказывается, его голос умеет быть бархатным и встревоженным. Если бы он с сыном так разговаривал!
Ника вздохнула:
– Мне совсем не хочется затевать эту кашу. Но другого выхода у меня – нет.
Она поднялась:
– Пойдемте покажу вам подземный ход. Мальчишки, наверно, уже заждались…
Пятница, 20 октября, утро
Баргузинов
– Принести вам кофе? – Официантка ласково прикоснулась к его плечу.
Он вздрогнул, взглянул на нее.
Нависает над ним – высокая, тощая, в бархатном блестящем костюмчике.
Не будет он кофе. Иван буркнул:
– Принеси водки.
– Что-нибудь закусить?
– Не надо. Только водки.
В глазах у девушки блеснуло сожаление.
Молодая еще, не привыкла. Пытается его отрезвить. Жалеет. Официантка склонилась к нему, сказала настойчиво:
– Давайте принесу тарталеток. С семгой. Пока они беседовали, дилер объявил новые ставки. Баргузинов поставить не успел. Супервайзер, наблюдавший за игрой, звякнул в колокольчик.
Официантка обернулась на звук.
Старший менеджер сделал ей страшные глаза.
Это означало: 'Вали отсюда.
Не приставай к клиенту. Из-за твоих тарталеток он проиграет на сто долларов меньше'. Девушка поспешно отошла.
Баргузинов вновь повернулся к игровому столу.
Господи, что он делает! Сколько он уже здесь?
И сколько – здесь оставил? Квадраты рулетки сливались в сплошное зеленое полотно. Стрекочущий шарик звучал словно адская музыка. Иван уже ничего не понимал.
Не понимал, куда он ставит, зачем, как, по какой системе.
Баргузинов знал только одно: сегодня ему не везет. И знал, что раньше, в такие невезучие дни, он просто пожимал плечами – подумаешь, потерял сто баксов! – и перебирался из казино куда-нибудь в ночной клуб.
Но сегодня…
Точнее – вчера…
А может – позавчера…
На него что-то нашло.
Он никак не мог отсюда уйти.
Фортуна издевалась.
Изредка показывала ему остренькие зубки, давала чуть-чуть выиграть.
Ивану придвигали столбики фишек, на душе теплело, хотя разум подсказывал: «Ты просадил уже в сто раз больше!» И он опять играл, ему снова казалось: все, везение вернулось, он знает, чувствует, какой сектор сейчас выпадет.
И ставил по пятьсот баксов на последнюю треть, на числа от 24 до 36.
И даже угадывал. Почти угадывал – выпадало совсем рядышком: 23 или «зеро».
А он собирался с силами и вновь испытывал свою судьбу, и она вновь над ним издевалась.
Издевалась так, что даже прожженные циники, соседи по игровому столу, смотрели на Баргузинова с сочувствием.
Внутренний голос посылал его за покерный стол, внутренний голос шелестел в ухо: ставь больше, ты сейчас выиграешь.
И он ставил, и получал со сдачи четыре десятки, и швырял карты на стол к восторгу игроков, и кричал дилеру: 'Ну-ка, открывай свою пару шестерок.
Или что там у тебя?
Три шестерки? Четыре?! Может, у тебя вообще игры нет? Ну и черте тобой, у меня – бонус <Дополнительная фишка – страховка на тот случай, если у крупье нет игры. При наличии выигрышной комбинации игроку выплачивается выигрыш плюс премия.>!
Официантка уже бежала к столу с запотевшей бутылкой шампанского, а дилер под ненавидящим взглядом супервайзера в страхе открывал свои карты.
И объявлял дрожащим от удивления голосом: «Че-четыре валета… Каре десяток проиграло!»
'Что ты делаешь, Баргузинов? – говорил он сам себе.
– Уходи, идиот, остановись!'