Иван вставал, шел к кассе, обменивал оставшиеся фишки на деньги.
Но у него, как назло, все время оказывались некруглые суммы: четыре тысячи сто тридцать долларов… потом две тысячи пятьдесят… потом тысяча сорок.
И он возвращался в игровой зал – разделаться с некруглым остатком.
И опять зависал, опять начинал верить, что фортуна наконец ему улыбнется.
Ведь карта – не лошадь, должно наконец повезти!
Но лошадь везти отказывалась.
Иван уже давно не замечал, во что он играет и на что ставит.
Мысли ускакали далеко прочь от прокуренного и провонявшего потом казино. Мысли вернулись туда, откуда он их отчаянно гнал. Куда жестоко не пускал все госледние дни.
Он опять думал о Нике. И в голове тульсировали ясные и четкие мысли: «Я – идиот, играл не правильно. Я ставил – не на то…»
Он мучительно вспоминал их с Никой жизнь.
Разве плохо им было?
Да, оба заняты на работе, встречаются лишь на пару часов по вечерам, но что это были за вечера!
Иван всегда считал, что Нике с ним – хорошо.
Что ей его резкость даже нравится.
Казалось, она любила, когда Иван встречал ее грозным: «Нашлялась по мужикам?»
И, не дав раздеться, набрасывался на нее, мял и рвал дорогие костюмы, портил стодолларовые укладки.
Ей явно был в кайф жесткий, брутальный секс.
Глаза у нее горели так, что их блеск не мог обмануть никого.
Потом, довольные и запыхавшиеся, они вместе ужинали. Ника рассказывала о своих успехах – крошка пыталась построить свой косметический салон, и Баргузинов ей не препятствовал.
Он усмехался в ответ на ее щебет.
В детали своей работы не вдавался: женщине незачем это знать.
Туманно отвечал, что «и у него все в порядке».
Охотно давал ей советы – кто ж посоветует лучше?
Подсказывал, как лучше составлять контракты с сотрудниками. Рекомендовал ориентировать салон не только на женщин, но и на мужчин: «Вон у меня шофер завтра женится, не знает, где бы ему прыщи выдавить, чтобы невеста не сбежала».
«Ты у меня – идеальный муж», – говорила ему Ника. И Баргузинову казалось, что она – не врет.
Ника продолжала восхищаться: 'Ты – чудо!
Работать не запрещаешь, в кухне не запираешь, и в сексе – просто чума!'
…А когда Никин салон стал приносить прибыль, Иван сначала не поверил.
Даже съехидничал в конце первого месяца ее работы:
– Ну и как, большие убытки? Он ожидал услышать в ответ смущенное: «Да так, не особо…»
Но Ника радостно отвечала:
– Плюс девять! Но, кажется, это только начало…
– Девять деревянных штук? – скривился Баргузинов.
– Девять тысяч долларов!
Мы, правда, налоги еще не платили, но я уже придумала, как часть прибыли скрыть!
Ничего себе, девочка разыгралась! Просто невозможно поверить!
Баргузинов недоверчиво смотрел на ее сияющее лицо:
– Не брешешь, женщина?
Она уже давно не обижалась на его грубости:
– Я тебе не собачка, чтоб брехать. Давай раздевайся, отметим победу.
…В этот вечер он любил ее особенно яростно. И она опять была довольна, и устало откинулась на его плечо, и прошептала восхищенно: «Ты – просто супер!»
Баргузинову стоило больших трудов признаться самому себе: он гордится своей женой.
Гордится своей хрупкой девочкой, которая тащит на худеньких плечиках преуспевающее, прибыльное дело.
Но он никогда, ни за что на свете не признается в этом.
Он специально постарался, чтобы она расслышала обрывок его разговора по телефону: «Я тут своей косметический салон купил… пусть побалуется…»
Посмеивался над ее «мелким бизнесом». И – начал жестоко ревновать.
У Ники появлялись деловые партнеры – сплошь преуспевающие красавцы в дорогих костюмах.
Она нанимала на работу молодых смазливых массажистов. Дарила подарки пройдошистым чиновникам из СЭС и мэрии.
Иван нервничал.
Угрожал.
Опускал ее.
Иногда даже просил своих ребят присмотреть за женой-вертихвосткой.
А Ника… Ника принялась огрызаться.
У нее появилась наконец своя личная жизнь, куда Ивану не было доступа.
Концерты с подругами.
Теннис с деловыми партнерами.
Поздние звонки, мужские голоса по телефону.
Тогда, в воскресенье, Иван не выдержал.
Он ждал ее весь вечер. Он хотел ее, он грезил о ее податливом теле. А жена, видите ли, отправилась на концерт.
И явилась – ближе к полуночи.
Иван ударил ее.
Он просто ждал в ответ покаянных слов: прости, извини, больше не буду. А она распрямила плечи: «Уходи!»
Баргузинов вспылил и ушел.
Успокаивал себя: прибежит сама.
Ника – не прибегала.
Он прожил ужасную неделю. Он активно трахал старлеток и стриптизерш и с ужасом понимал: с Никой никому из этих красоток не сравниться…
Иван сдался.
Он приехал с повинной.
Он решил сказать Нике, что на самом деле он ее любит и не может без нее жить.
Но эта стерва накинулась на него с обвинениями.
Баргузинов не понял и половины ее претензий. «Ты приставил ко мне слежку!» Чушь.
«Я рыдаю, не могу отомстить за родителей!»
Еще большая глупость.
Она говорила ему, что родители давно умерли. Именно – умерли, а не погибли. Кому же она собралась мстить? Богу, что ли?
Баргузинов не выдержал, вспылил, пригрозил ей.
Сгоряча обещал раскрыть тайну, связывающую их крепче любых уз.
А она напустилась на него: 'Ты меня подставил!
Я рискую, а ты хочешь остаться чистеньким!'
Стерва. Ника – стерва.
Он ушел от нее – теперь навсегда. И навсегда – потерял покой.
«Делайте ваши ставки!» – услышал юн в тысячный раз.
Машинально пошвырял сам не зная куда фишки.
