объекта, — писал вербовщик в резюмирующей части своего рапорта, — эмоциональная нестабильность Шангина, его тяга к „красивой жизни“, позерство, а также алкогольные эксцессы НЕ ПОЗВОЛЯЮТ сделать вывод о возможности его привлечения к дальнейшей работе — в любом качестве».
Рапорт Минского со столь суровой оценкой «объекта» датировался семнадцатым ноября девяносто восьмого года, а двадцатого ноября на рапорте вербовщика была начертана резолюция старшего офицера: «Бесперспективен. Разработку прекратить. Дело — в архив». Таким образом, не успев начаться, карьера Шангина в качестве секретного сотрудника была за-, кончена. Правда, существовала еще одна возможность, но ее Ибрагимов отмел как чрезвычайно маловероятную — тем паче что более ни единого документа в деле Шангина не содержалось.
Ибрагимов закрыл компьютерную папку. Итак, теперь он с чистой совестью может позвонить Ходасевичу. Шангин проверен, и он не является ни сотрудником комитета, ни представителем криминалитета, экстремистских или радикальных групп.
Однако не успел Ибрагимов набрать номер, как полковник Ходасевич вышел на связь сам. Звонил Валерий Петрович по открытой сети, и голос его звучал безмятежно.
Слишком безмятежно, отметил про себя Ибрагимов. Вполне возможно, что сия преувеличенная расслабленность — равно как и обращение по имени — являлась признаком того, что Валерию Петровичу срочно необходима помощь товарища и куратора.
— Олежек, твой старый друг тебя травмирует. Я из Кострова звоню.
— Привет, толстяк, — поддержал неформальный тон Ибрагимов. — Как тебе там отдыхается?
— Великолепно. Гуляю по городу, купаюсь, смотрю кино.
Ходасевич подтвердил опасения Ибрагимова: что-то у него там, в Кострове, происходило неладное. Об этом свидетельствовало кодовое слово «великолепно», равно как и упоминание о «купании» — насколько Ибрагимов знал Ходасевича, тот никаких водных процедур, кроме как в собственной ванне, не терпел.
И в данном контексте фраза Валерия Петровича о том, что тот «смотрит кино», заслуживала особенного внимания. Ибрагимов понял это и спросил:
— Что же ты такого там посмотрел?
— Боевичок один занятный.
— Наш или голливудский?
— Наш, наш. Отечественный.
— А про что?
— Ты кино про конвой Пи-Кью-семнадцать смотрел?
— Нет, но о чем фильм, представляю.
— Вот и этот примерно про то же.
В фильме «Тайна конвоя PQ-17» речь шла о судьбе каравана с оружием, которое союзники доставляли по ленд-лизу в воюющую Советскую Россию. Таким образом, не сказав открытым текстом ни слова, Ходасевич дал понять Ибрагимову, что он, видимо, заполучил в Кострове какие-то факты о нелегальной торговле оружием. Причем фраза Валерия Петровича о конвое, похоже, несла двойную смысловую нагрузку. Вполне вероятно, он имел в виду, что доставка оружия идет по реке или морю.
При этом для тех, кто, возможно, слушал разговор двух чекистов — неважно, прослушивало ли комитетское начальство, костровские мафиози или бравые парни с расположенных в Турции баз радиоэлектронной разведки АНБ (Ибрагимов полагал, что охотников могло найтись немало), — их разговор представлял собой невинный мужицкий треп. И, ради бога, никаких «кодовых слов», автоматически включающих записывающие машины. Никакого там «оружия», «взрывчатки» или «нелегалов».
— А кто в фильме-то играет? — продолжил разрабатывать «киношную тему» Ибрагимов. — Наши актеры?
— Наши, наши, хорошие ребята. И пара приглашенных звезд — кажется, откуда-то с Востока.
Новая информация: раз Ходасевич употребил формулировку «наши ребята» — значит, в дело, похоже, замешаны сотрудники правоохранительных органов. Будем надеяться, что не из комитета, а только из милиции. А слова Валерия Петровича про приглашенных звезд с Востока означали, что оружейная торговля, скорей всего, идет в интересах арабских, чеченских или других исламистских террористов.
— Что, рекомендуешь и мне это кино посмотреть? — поинтересовался Ибрагимов.
— От всей души рекомендую.
— Как картина называется — может, вспомнишь?
— Да не ищи, не трудись, я тебе копию перешлю.
— С оказией?
— Да нет, зачем с оказией. Да и некому к тебе ехать. По Интернету пошлю. Лента небольшая, я хочу поскорей с тобой ее обсудить — очень уж занимательное кино.
— Тогда, может, попозже созвонимся? Когда я фильм посмотрю?
— Нет, созваниваться не надо, лучше лично встретиться, поговорить.
Из категоричной последней фразы Ибрагимов понял: дела у Ходасевича там, в Кострове, обстоят серьезно и он нуждается в срочной помощи. Интересно. Валерия Петровича опять втянула в историю его падчерица?
— Как там девочка твоя себя чувствует? — поинтересовался Ибрагимов.
— Спасибо, хорошо, она все время со мной.
— С тобой?
— Ну да. Ни на шаг не отходит.
«Значит, — догадался полковник Ибрагимов, — Татьяна, скорей всего, находится в опасности. Как и сам Валерий Петрович».
— Передай ей, — промолвил Ибрагимов, — что про ее приятеля мне ничего узнать не удалось, — это означало, что какой бы то ни было серьезной информацией на Шангина Ибрагимов не располагает.
— Понял тебя, старина.
— Значит, мне к тебе подъехать? — продолжал полковник из Центра. — Не возражаешь?
— Буду ждать с нетерпением.
— А детишек с собой можно прихватить? Как там погодка?
Под «детишками» Ибрагимов с Ходасевичем давным-давно условились подразумевать оперативную бригаду сотрудников комитета.
— Погодка, как я тебе уже говорил, великолепная, — Валерий Петрович словом «великолепная» подтвердил нею серьезность ибрагимовских опасений. — И захватить с собой детишек будет очень правильно.
Значит, сделал вывод Ибрагимов, Ходасевич там, в Кострове, один не справляется, местной «управе» не доверяет и обращаться туда не хочет, поэтому ему срочно нужна помощь — всей мощью, которой обладает Центр.
— Тогда, значит, до завтра? — попрощался Ибрагимов.
— Да. Хорошо б, чтобы ты успел, пока погодка не испортилась. А фильм, о котором я говорил, прямо сейчас тебе поставлю.
Глава 11
23 июня, среда, вечер. Пригород Кострова. Таня
Когда Татьяна поинтересовалась у отчима, чем они займутся завтра, тот легкомысленно отозвался:
— Будет день — будет и пища.
