— Неважно. Дальше.
Голос полковника-собеседника слабел и отдалялся. Все сильней становились в трубке атмосферные помехи, все больше слов пропадали в безднах эфира.
— Потом меня освободили…
— Где эти двое, Подольских и Комков?
— Они убиты.
Полковник на другом конце линии аж застонал:
— Убиты? Оба — убиты?
— Да.
— О боже. Их даже не допросили?
— Нет.
— А кто вас освобождал?
Последняя фраза донеслась до Тани какими-то толчками-кусочками: «…о…ас…авабавал?» — но она все-таки догадалась, о чем речь, и замялась — не хотелось говорить о Пастухове в присутствии его самого. Впрочем, ответить она и не успела, до нее донеслось только: «…оню.., ара.., аса…ак приземлю…», и связь окончательно оборвалась.
— Алло, алло! — крикнула она в телефон — без толку, молчание было ей ответом. Последнюю реплику собеседника она расшифровала как: «Позвоню через полтора часа, как только приземлюсь». И подумала, что, наверное, самолет полковника Ибрагимова вышел из зоны действия сотовой сети, и порадовалась, что в предстоящих поисках Валеры к ним с Глебом Захаровичем прибывает подкрепление. Хотя… Сможет ли этот Ибрагимов помочь Валере?
Таня еще со времен учебы в университете усвоила аксиому: в наше время можно полагаться только на саму себя. И еще — на свою семью. Никогда и никто, кроме своих, тебе по-настоящему не поможет. И глупо и наивно ждать, что твоих близких вдруг возьмется выручать — и тем более выручит — какой-то человек со стороны. В дружбу, как женскую, так и мужскую, она не верила. И еще меньше верила в так называемый «долг». Валерий-то Петрович перед своей конторой долг выполнил. А она ему в награду — шиш в виде мизерной пенсии…
Глеб Захарович на протяжении Таниного телефонного диалога с Ибрагимовым находился здесь же, на террасе. К разговору не прислушивался. Облокотившись на балюстраду, смотрел на ночной Танаис: как проплывают медленные огни баржи, как мерцает костерок на противоположном, нежилом левом берегу. Временами прихлебывал что-то спиртное, ледышки тренькали в бокале.
— Татьяна Валерьевна, — проговорил он с безукоризненной галантностью, когда она закончила телефонный разговор, — могу я предложить вам что-нибудь выпить? Мартини, джин-тоник? Может быть, ликер? По-моему, после всех передряг вам стоит расслабиться.
— Передряги еще не кончились. Валера неизвестно где. Поэтому я расслабляться не намерена.
Получилось отрывисто, даже зло, однако миллионер только покивал:
— Пожалуй, вы правы. Тогда, может быть, кофе? —О да!
B голове у нее до сих пор шумело, и мысли воровались с трудом, а во рту пересохло. Надо попытаться прийти в форму. насколько это возможно под утро, после такого безумного дня и сумасшедшей ночи.
— Я бы выпила двойной эспрессо. С холодной водой и шоколадными конфетами.
— Извольте.
Глеб Захарович позвонил в антикварный колокольчик, стоявший тут же, на бетонных перилах. Через секунду в проеме двери, ведущей в дом, возникла фигура горничной — какой-то новой, молодой. ГЗ продиктовал ей Танин заказ.
— Глеб Захарыч, кто похитил Валеру? — спросила Таня в лоб, когда горничная вышла. Сейчас не время расшаркиваться, любезничать и ходить вокруг да около. — Как они узнали, что мы с ним находимся именно здесь, в вашем доме?
— Сам все время голову ломаю, — наморщил лоб миллионер.
— И как, успешно?
Таня вдруг подумала, что, если б не трагические обстоятельства, столь причудливо связавшие ее с Глебом Захаровичем, она никогда бы не посмела говорить с главным заказчиком в подобном резком, требовательном тоне. Да и он бы ей этого не позволил — как она ему ни нравится. Однако сейчас Пастухов против ее тона не возражал, напротив, отвечал учтиво и бережно.
— Понятия не имею, Татьяна Валерьевна, — развел он руками. — Ни малейшего понятия.
— Но вы же догадались, кто похитил меня. Что это — Подольских и Комков. А они, эти четверо, что напали на нас здесь, в вашем доме, были все вместе, заодно. Так с кем Подольских и Комков связаны? С кем работают?
— Не знаю.
— Что вы говорите? Вы же в городе, считай, хозяин. Самый богатый и самый умный человек. (Толика лести никогда не помешает). Неужели вы не в курсе, что в Кострове творится?! Никогда не поверю!
На этих словах горничная внесла поднос с кофе, минералкой и конфетами. Удивленно глянула на Таню: первый раз, верно, слышит, что на хозяина кто-то смеет почти кричать. Миллионщик нахмурился, но ничего не ответил: дожидался, пока девушка расставит перед Татьяной заказанное.
— И пепельницу заберите, — капризно буркнула Садовникова.
Нечего тут на нее осуждающие косяки кидать. Она личная гостья миллионера, понятно? Как хочет, так с ним и разговаривает.
— Извините, — прошептала горничная, схватила пепельницу и чуть не бегом скрылась в доме.
— Я, знаете ли, Таня, в нашем городе не киднепингом занимаюсь и не рэкетом, — усмехнулся ГЗ, — поэтому связей в столь специфической, бандитской среде у меня нет.
— Ну, это среда скорее не бандитская, а милиционерская, — парировала Таня. — И Комкова, вы сами сказали, знаете. А потом, трудно себе представить, чтобы Комков с Подольских действовали в одиночку, — продолжала наседать она (Валера мог бы гордиться ее упорством!). — Чтобы эти два мента, настоящий и бывший, творили преступления по своей прихоти. За ними кто-то явно стоит. И этот «кто-то» — человек могущественный. Поэтому я вынуждена переформулировать свой вопрос: назовите мне могущественных в Кострове людей, связанных с криминалом?
— Таня-Таня, — вздохнул Глеб Захарович. — Ну, куда вы гнете? Ну, допустим, назову я вам три- четыре фамилии местных криминальных боссов. Я их, положим, знаю. И что дальше? Как вы будете действовать?
Миллионер выдержал паузу, но Таня упрямо молчала, прихлебывая кофе, потому что не было у нее ответа на этот вопрос. И тогда он ответил сам:
— Вы, верно, нашлете на этих людей ОМОН. Или кто там озабочен судьбой вашего отчима? С кем вы только что тут разговаривали — с Москвой, ФСБ? Со спецотрядом «Альфа»? И что будет дальше? Положим, один из городских авторитетов замешан в похищении вашего отчима — а дальше?.. Что, «альфовцы» его пытать будут? Чтобы он выдал местонахождение вашего Валерия Петровича? Учтите, Таня: вы в Кострове человек пришлый и новый. А мне здесь жить и работать. Я надеюсь, еще долгие годы. А слухи по городу разносятся быстро. И я бы не хотел, чтобы мое имя кто-то связал с налетом вооруженных людей на жилые дома и офисы авторитетных в городе людей.
— И все-таки назовите мне их имена, ваших авторитетных людей.
— Вы упорный человек, Танечка, — покачал головой Глеб Захарович. — Это положительное качество. Но иногда ваше упорство превращается в упрямство. А это уже недостаток.
— Пожалуйста — имена!
— Ну, что мне с вами делать, — развел руками миллионер, словно призывая небо в свидетели: видит бог, эта девчонка его переупрямила. И нажал какую-то потайную кнопку внутри балюстрады — через минуту на пороге уже показались двое «личников» миллионера: Добрыня Никитич, спасший Таню сегодня, и тот, которого ГЗ называл Алешей Поповичем.
— Садитесь, ребята, — устало махнул Глеб Захарович в сторону железной скамьи, на которую были небрежно брошены три разноцветные подушки. — Я вас позвал, чтобы посоветоваться. А именно, вы
