Догаев инстинктивно зажмурился, а потом почувствовал, что, одновременно со вздохом, в голове его начинает мутиться. Потом услышал, как где-то далеко-далеко, словно за сотней ватных подушек, затрещали выстрелы. Но он не успел осознать, что происходит, как голова закружилась сильнее и он потерял сознание.
Черное море
Ничто уже не держало смертника на этой земле. Его ждал рай, тихая прохлада, благоухание садов и обнаженные девы. Он теперь шахид, и ему будут списаны все его грехи. А его несчастная русская мать, проработавшая на гяуров всю жизнь и даже своего угла не заимевшая, получит от новых братьев — подлинных мусульман, столько долларов, сколько и представить не могла и во всю свою оставшуюся жизнь не сможет потратить.
От переборки раздавался скрежет болгарки, отверстие все удлинялось — медлить действительно было нельзя.
Он нажал на кнопку, замыкающую цепь.
Одновременно в трюме раздалось семь взрывов. Последней мыслью смертника было: я счастлив, потому что ухожу в рай и одновременно уношу с собой в могилу миллионы неверных.
Москва
Сигнал со спутника добрался до кабинета на Лубянке с запозданием едва ли не в полсекунды: слишком длинный путь пришлось ему пройти. На экране монитора — уже в обычном изображении, потому что на Черном море рассвело — подполковник и генерал увидели, как содрогнулся корпус «Нахичевани», вспенилась вода у обоих бортов судна, а кусок верхней палубы словно вспучился.
— Боже мой, — пробормотал генерал и схватился руками за голову. Жилин подумал, что он впервые в жизни видит его настолько растерянным.
И тут зазвонил телефон.
Пригороды Кострова
Операция на хуторе Брюховицкий прошла успешно. Террористы, удерживавшие в заложниках полковника Ходасевича, не успели сделать ни единого выстрела. Двое молодых бандитов, находившихся на первом этаже рядом с Валерием Петровичем, были убиты на месте. Организатор похищения, Вилен До-гаев, захвачен. Ходасевич во время штурма не пострадал.
Обо всем этом полковник Ибрагимов хотел доложить по телефону в Москву генералу. Но трубку в его кабинете взял не генерал, а подполковник Жилин. Ибрагимов рассказал ему о происшедшем, услышал «Слава богу», но в тоне подполковника не прозвучало ни облегчения, ни малейшей радости. Голос его казался настолько убитым и безжизненным, что Ибрагимов спросил:
— Что-нибудь еще случилось?
— Случилось, — мрачно ответствовал коллега.
— С «Нахичеванью»?
— Да, с ней.
Черное море
Кавторанг Пушков, находящийся на головном торпедном катере, видел, пока беззвучно, взрыв на «Нахичевани». Посреди корпуса вздыбилась палуба, и оттуда вырвался сноп огня и повалил дым. Одновременно взрыв произошел и под водой, потому что у самого корпуса вдруг набух белый бурун. Спустя почти десяток секунд до кавторанга донесся звук взрыва.
Пушков хотел связаться по рации с командиром «черных беретов» на «Нахичевани», но в этот момент раздался звонок телефона прямой связи с Москвой. Кавторанг первым делом хотел доложить о взрыве, но генерал прервал его.
— Слушай меня, кавторанг, — сказал он, — слушай внимательно, сынок.
Голос зампреда ФСБ звучал на удивление мягко, даже просительно.
— Ты сейчас сделаешь вот что, — продолжал генерал с Лубянки. — Во-первых, мобилизуешь всех своих людей, находящихся на «Нахичевани», на то, чтобы заделать пробоины в корпусе судна. Задача одна: как можно быстрее залатать дыры. Это не борьба за живучесть судна. Главное — чтобы как можно меньше воды проникло в трюм и вытекло затем наружу, в море. Каждая капля, Пушков, в буквальном смысле каждая — это вопрос жизни и смерти. Причем для сотен и тысяч людей. Прошу тебя, — еще раз искательно повторил он, — делай все как можно быстрее. И второе. Пусть один из твоих катеров подойдет прямо к «Нахичевани» и возьмет пробу забортной воды. А потом летит мухой на базу в Головинку. Я туда вызову экспертов, пробу надо передать им, а весь экипаж катера — немедленно отправить в карантин. Ни с кем чтоб они не контактировали!.. Ни с кем! А самое главное, — в третий раз повторил он, — пробоины в судне. Надо заделать их как можно скорее. Тебе ясно?
— Так точно, товарищ генерал. Разрешите вопрос?
— Давай.
— Мои люди… Насколько для них все это опасно?
— Кривить душой не буду, кавторанг, — вздохнул генерал. — Смертельно опасно.
Москва
Что еще мог сделать генерал? Карьера его кончена, он прекрасно понимал это. Но существуют вещи и поважнее карьеры. Жизнь миллионов людей, например.
Генерал набрал по ВЧ-1 номер, по которому он еще не звонил ни разу в жизни: прямой президентский. Теперь что делать, решать ему, президенту. Вероятно, надо организовывать эвакуацию миллионов людей из прибрежных районов. Информировать о случившемся сопредельные страны. Сообщать — или не сообщать — о происходящем народу. Объявлять об эпидемии. Организовывать карантин и профилактическое лечение…
Странно, но когда генерал набирал четыре цифры номера Верховного главнокомандующего, он почувствовал что-то вроде облегчения. Теперь ответственность за происходящее возьмет на себя другой, гораздо более властный человек.
Костров. Час спустя
Ни Глеб Захарович, ни Татьяна не ведали о том, какого масштаба события происходили в последние часы в Москве, на Черном море, на хуторе Брюховицкий. Таня думала о своем. Она вся извелась от ожидания, от беспокойства за судьбу своего Валерочки.
