– Ура! Ты едешь с мальчиком!
– Ну не с девочкой же! Я бы тогда с тобой поехала.
– А куда?
– За границу. К морю.
– Ого, твой буратинка – богатенький!
– Да нет, не очень. Это командировка.
– Неженатый хоть, я надеюсь?
– Да нормальный, нормальный! Хватит допрашивать, давай говори – прикроешь?
– Да что за вопрос! Не просто прикрою – сама в общагу сбегу, чтобы во дворе случайно твоих не встретить.
– Ну что ты, мне неудобно…
– Брось, брось, подруга. Я как раз сама повод искала. Там у нас один парень из Нижнего – бе-ше- ный талант. Бешеный!.. Ну, чего, куда, типа, едем? Хочешь, скажу, что в наш эмгэушный дом отдыха?
– А там телефонов нет?
– Какие там телефоны?! Редкостная дыра. Двести километров от Москвы, провинция – хуже некуда. Когда выезжаем?
– В среду с утра.
– Все, поняла, нет проблем. Вы сейчас где? Заезжайте в гости.
Наташа взглянула на часы: почти одиннадцать.
– Не, Аль, в другой раз.
– Ага, темнота – друг молодежи. Ночь – лучшая пора для любви! – хохотнула подружка.
Наташу покоробило от ее выводов. Как все у этой Альки просто! Но, по крайней мере, на нее хотя бы можно положиться в нелегком деле маскировки от предков.
Алексей, казалось, понимал ее состояние. Когда Наталья повесила трубку, он молча обнял ее, прижал к себе, ласково провел рукой по волосам.
Она не удержалась, всхлипнула. Теперь, когда все устроено, ей стало страшно. Обманывать маму, ехать неизвестно куда. И, по большому счету, неизвестно с кем. То, что интуиция подсказывает: человек он мой – он хороший, он не обидит! – это не в счет.
Алексей выпустил ее из объятий, взглянул в глаза:
– Хочешь, прямо сейчас поедем к тебе домой! Я все сам объясню! И маме, и папе – кому хочешь!
Нет, только не это! Мамуля, хоть и прикидывается либеральной, ни за что ее тогда не отпустит. Паспорт отберет и спрячет.
Наташа замотала головой. Алексей беспомощно пожал плечами:
– Ну, мы вообще в разных номерах будем там жить! Какая проблема? Я устрою!
– И обедать в разных кафешках? – пошутила Наташа сквозь слезы.
Нет, кажется, она в нем не ошиблась. Алексей тоже повеселел:
– Эх, Натулик, там сейчас погодка – высший класс. Солнце, лето. Вода в море теплющая. Будем купаться, загорать, бездельничать. И еще – я хочу тебе кое-что рассказать. Очень интересное.
– Ой, чего, чего? – сразу заинтересовалась она.
– Нет, больше ни слова. Все там, на месте.
– Но из какой хотя бы оперы?
Журналист должен быть любопытным!
Он склонился к ней. Обнял. Поцеловал – нежно и осторожно:
– Такая опера подходит?
Я поставил свою красненькую почти «Феррари» у глухого торца Наташиного дома. Не хотелось, чтобы Наташины родители увидели, с какой такой «подружкой» она отправляется в путешествие. Сердце мое то прыгало от радости, то тревожно замирало. Неужто она вот-вот, через пару минут, окажется рядом со мной? И мы вместе отправимся в путешествие? Будем лететь на соседних креслах в самолете, поселимся в одной гостинице, станем гулять по улицам незнакомых городов? И она все время будет около, и я смогу сколько угодно смотреть в ее глубокие зеленые глаза? Радостное предчувствие вдруг сменялось тревогой. А вдруг в последний момент она передумает? Посчитает наше путешествие неприличным? Или ее не отпустят родители? И я останусь один? На фиг тогда мне сдалась эта поездка?!
Наконец, с пятнадцатиминутным опозданием, когда я уже весь извелся, она выпорхнула – одетая в летний сарафан, с дорожной сумкой на плече, – и меня всего затопила волна радости. Я выскочил из машины, не говоря ни слова, открыл багажник, взял ее сумку и стал укладывать поверх своего чемодана. Руки у меня подрагивали. Мне не терпелось как можно скорее – зачем? чтобы за ней не устремилась погоня? чтобы она не передумала? – умчать ее от родительского дома.
Она уселась, я дернул с места, «чайник» постыдно заглох, снова завелся и начал по дворовым дорожкам рулить к Дмитровскому шоссе. Наташа сняла солнечные очки. Я на секунду оглянулся. В ее глазах блистали искорки радости.
– А свою машину ты тоже возьмешь в самолет? – лукаво спросила она, нарушив неловкое молчание первых минут.
– Не-а, – улыбнулся я. – Брошу на подступах к аэропорту. Надеюсь, на нее никто не покусится.
– А у тебя сигнализация есть?
– У меня? – улыбнулся я.
– У нее, – кивнула на «Торпедо» Наталья.
– Нет у нее сигнализации. Больше того: открою тебе страшную тайну. Открыть ее можно чем угодно. Хоть ногтем, хоть ключом от почтового ящика.
– И ты не боишься, что угонят? – недоверчиво спросила она.
– Ну, угонщики-то об этом не знают, – усмехнулся я. – А захотят угнать – не спасет никакой замок.
Неловкость первых минут прошла.
Солнечный день наливался силой. По радио обещали до двадцати семи тепла. Дикторша с восторгом, будто бы самолично установила достижение, сообщила, что подобной жары в апреле не наблюдалось в столице в течение последних ста лет.
– А в Тель-Авиве – до тридцати трех, – задумчиво сказала Наташа.
– Купаться будем?
– А зачем же тогда мы едем? – лукаво улыбнулась моя Натусенька.
Присутствие красивой девушки в салоне придало моей «копеечке» нечеловеческие силы. Она вдохновенно – до ста двадцати! – пронеслась по Дмитровскому шоссе, потом по Кольцевой дороге, затем по Ленинградке. Только ветер свистел в открытые окна, ревел движок, дребезжали панели, а из радиоприемника веселому утру изо всех сил подпевала Земфира: «Мне приснилось небо Лон-до-на!..»
Радость, захлестнувшая меня в тот момент, как я увидел Наташу, не исчезала – наоборот, она росла и раздирала меня изнутри, словно воздушный шарик. За полчаса мы домчались до Шереметьева-один. Я бросил машину, не доезжая до официальной стоянки, подхватил свой чемодан и Наташину сумку, а ей поручил нести ноутбук.
Я решил взять компьютер с собой – вдруг мне удастся там поработать? А желание поработать ко мне теперь вернулось. К тому же, признаюсь, я прихватил лэп-топ из-за щенячьего идиотского понта.
Алена-«билетница» из нашей фирмы вместе с социологом уже ждали в центре зала у табло. Социолог оказался тщедушным мужчинкой с лысиной, старательно замаскированной специально отрощенным чубом. Невзирая на жару (и московскую, и грядущую в аэропорту назначения), он пребывал в костюме (причем довольно-таки простецком) и сбитом набок галстуке.
Алена изо всех сил важничала, демонстрируя собственную незаменимость и значимость. Так умеет важничать только младший обслуживающий персонал, не достигший еще двадцатилетия. Она торжественно вручила нам билеты и загранпаспорта. Я открыл свой. В нем почти на всю страницу размахнулась лиловая прямоугольная виза. Вверху штемпеля имелся герб – семисвечие в окружении оливковых ветвей и две надписи. Слева Embassy of Israel, Moscow, а справа – закорючки, означавшие,
