— Ага. — Паша не удержался от улыбки. — Так вот, еду я в особняк. Времени — начало десятого. Темнеть еще не начало, но в лесу уже сумрачно. Знаешь, неуютно, все вокруг серым кажется… Мне еще заяц дорогу перебежал — чуть его не сбил. Так вот. Последний, крутой поворот, я сбрасываю газ — и тут мне под колеса бросается.., здоровая туша…
Таня не удержалась, фыркнула:
— Это был медведь?
— Зря смеешься, Татьяна. — Паша старательно делал вид, что сердится. — Я, между прочим, еле успел затормозить.
— Ну и что было дальше? — потребовала она.
— Дальше… Посадил я твоего отчима в машину.
Он был зол, как сто чертей. На тебя. На себя — что сделал глупость и на твою работу позвонил.
— И куда вы направились? — спросила Таня.
— А что, у нас был выбор? — Паша отчего-то засмущался. — Времени — половина десятого. В Москву возвращаться нельзя. А друзей с особняками у меня нет.
— Так куда ты его завез? — подозрительно спросила Таня.
— В Мележ, — вздохнул Синичкин.
— Это еще что такое?
— Городок. Во Владимирской области.
— И что у тебя в этом городке? Летняя резиденция?
— Нет. У меня там друг. А у него — пара комнат в общежитии.
До Мележа они с Таней ехали долго. Сначала свернули со скоростной трассы Москва — Сергиев Посад на шоссе поплоше: только успевай объезжать грубые, выступающие на асфальте заплатки. А потом ушли и на вовсе ужасную дорогу: сплошные ухабы, не увернешься, не объедешь, прощай, избалованная французская подвеска.
— Долго еще? — недовольно спросила Садовникова. — Хочешь, я поведу? — предложил Синичкин.
— Нет уж, спасибо, — отказалась она.
Таня напряженно вглядывалась в остатки асфальта. Пыталась хоть как-то оберечь машину, вела ее по «пьяной», кривой траектории — то по обочине, то по встречной, — если казалось, что там поменьше ям.
— Не виляй, бесполезно, — вздохнул Паша. — Недолго уже. Подъезжаем.
Таня увидела полустертый указатель: «МЕЛЕЖ».
А сверху — углем, от руки — выведено: «ЧЕРТОВ».
— Действительно, «Чертов Мележ», — проворчала она.
— Светофоров здесь, кстати, нет, а пьяных за рулем полно, — предупредил ее Синичкин.
— Вижу. — Таня едва увернулась от мотоцикла с коляской, вылетавшего, не разбирая дороги, из переулка. — Ну и местечко… А чье, кстати, это общежитие?
— Градообразующего предприятия. Телевизоры делают, — пояснил Павел.
— Что-то я никогда не видела телевизоры «Made in Melezh», — усмехнулась Таня.
— Да давно стоит этот завод. А в общагах беженцы живут. У кого средств нет на жилье в Москве.
Таня снова затормозила: прямо на дороге двое мужичков проводили кулачный бой, их подбадривал пяток болельщиков.
— Поворачивай налево… Вон к тому черному бараку, — велел Паша. — Это и есть общага.
«Пежик» совершил последний рывок между ям и канавок и остановился у длинного деревянного здания, вытянутого вдоль остатков тротуара. Добрая половина окон разбита или в трещинах, крыша покосилась, крыльцо ушло в землю…
— Круто, — оценила Таня. Она никогда раньше не видела многоквартирных деревянных домов. — А твой приятель тоже в этой общаге живет?
— Нет, сбежал. Дом себе построил под Мележем.
А комнаты оставил за собой. Для личных нужд. У него с женой не очень ладится…
— Да уж, романтично, — вздохнула Таня. Не хотела бы она приходить на свиданку в такое место.
Они вышли из машины, Таня щелкнула центральным замком, проверила, зажегся ли огонек сигнализации… Впрочем, тут никакая сигнализация не спасет.
Постоянно надо смотреть за «пежиком»…
— Окна на эту сторону выходят? — спросила она.
— На эту, на эту, — ответил Паша. И с нарочитой бодростью сказал:
— Ну что, пошли к шефу? На ковер?
— Можно подумать, здесь есть ковры, — пробурчала Таня, взбираясь вслед за Павлом на просевшее крыльцо…
Таким серьезным и мрачным Татьяна не видела своего отчима еще ни разу. Даже когда тот вызволял ее из тюрьмы по «делу олигарха Барсинского». Даже когда в десятом классе отмазывал из истории с двойным убийством…
Экс-полковник сидел в центре барачной комнаты на колченогом стуле. Весь воздух вокруг него был сизым от дыма. Однако Таня не решилась сделать ему замечание или хотя бы пошутить по этому поводу — настолько расстроенным и сердитым выглядел Валерий Петрович.
— Присаживайтесь, — буркнул отчим в сторону Тани с Синичкиным.
Ни «здравствуй» тебе, ни малейшей радости по поводу ее появления.
Сесть было некуда — за исключением двух кроватей с железными спинками, крытых солдатскими одеялами. Таня с Синичкиным послушно опустились на них: каждый на свою.
— Татьяна, — исключительно холодным голосом произнес Валера. — Я прошу тебя хорошенько уяснить следующее.
Таня пристроилась на краешке кровати, всей своей позой изображая смирение.
Напротив сидел нахмуренный Синичкин: казалось, он молчаливо солидаризируется с каждым словом Валерия Петровича.
— Татьяна, я прошу тебя запомнить, — продолжал отчим. — Мы здесь не в детские игры играем. И любая наша несогласованность или ошибка может стоить жизни тебе, мне или Паше.
Отчим сделал паузу, пыхнул сигаретой. Его слова тяжело повисли в воздухе.
— Твои игры могут стоить жизни и другим людям, которых мы знать не знаем, но за которых также несем ответственность. А авантюризм, самодеятельность и непродуманность действий — верный способ засунуть голову в петлю. И не только твою собственную красивую головешку, — Валера полыхнул на Таню ледяным взором, — но и головы остальных, ни в чем не виноватых. В том числе — мою старую. Это тебе понятно?
— Да, Валерочка, — смиренно опустив глаза, вякнула Таня.
— Будем надеяться, что к этому разговору нам больше не придется возвращаться. И прошу тебя в дальнейшем ничего не предпринимать — без моей на то специальной просьбы или указания. Ясно?
— Да, Валерочка, — еще раз повторила Таня. Она и в самом деле чувствовала вину и стыд.
— Теперь я попрошу вас, господа. Тебя, Паша, — отчим повернулся к нему, — ну, и тебя, Таня… — Он, не глядя, махнул рукой в ее сторону. — Расскажите мне все, что с вами происходило, начиная с того момента, как мы расстались позавчера. Ведь вы что-то делали, правда? Вот и поведайте. Все в хронологическом порядке. Действия, встречи, разговоры, реплики.
По возможности дословно. Начнем с тебя, Таня.
— Боюсь, что я ничего не нашла, — раскаяние проговорила она.
— Оценивать информацию доверь, пожалуйста, мне, — отрезал отчим. — Только не упускай никаких деталей. Итак?
И Таня, сначала неуверенно, а потом все более увлекаясь, повела свой рассказ. Память у нее была
