хорошая — натренированная и научной работой, и презентациями рекламных проектов. И теперь она старалась рассказать отчиму все как можно более подробно.
Чтобы хоть как-то искупить вину за свое непослушание. Она говорила и дивилась', сколько же всего произошло с ней за эти двое суток — с тех пор, как сбежала с дачи в Клязьминском. Сколько встреч, событий, разговоров!.. Гостиница в Замоскворечье, женский бойцовый клуб, его директор-псих Лучников, фотосессия — обнаженка, встречи с порнокурьерами в ресторане, Михаэль не-Шумахер в «Автостиле» и даже поездка в Клязьминский — сначала на маршрутке, а потом в кузове грузовой машины… Валера слушал ее, полуприкрыв глаза, выпятив нижнюю губу и непрерывно дымя сигаретой. Порой задавал наводящие вопросы. И когда она закончила, безапелляционно заявил:
— Фантазия, как всегда, безграничная. Удальства через край. Подходы абсолютно дилетантские.
— Уж как умею, — буркнула Татьяна.
— Что ж, спасибо и на этом. Спасибо, что жива.
Спасибо, что здорова.
— Валерочка, неужели тебе это ничего не дало?! — воскликнула Таня.
— Дало, — кивнул он. — Успокойся. Жизнь прожита не зря. Отрицательный результат — тоже результат. Среди этих двух — я имею в виду Лучникова из женского клуба и Михаэля из «Автостиля» — маньяка нет.
— Почему, Валера?! — воскликнула Таня. — Они оба показались мне подозрительными!
— Перед тем как действовать, нужно сначала думать, — высокомерно (как показалось Тане) проговорил отчим. И добавил, обращаясь к Синичкину:
— Этих обоих можно из списка вычеркивать.
— Почему? — упорствовала она.
— Сейчас некогда объяснять, — отмахнулся Валера. — А теперь ты, — кивнул он в сторону Синичкина, — давай рассказывай… Впрочем, нет, минуточку…
У нас здесь решительно нет ничего съедобного. Одна картошка. Даже кофе с чаем отсутствует. Мы ведь с голоду умрем. Я тебя попрошу, Татьяна: дойди до круглосуточной палатки — она в конце улицы. Купи там быстрой еды: колбасы какой-нибудь, сыру, чипсов.
И сразу назад — одна нога здесь, другая там. Деньги у тебя есть?
— Имеются, — нахмурилась Таня. — А Паша опять без меня все расскажет? — обиженно добавила она.
Отчим прореагировал неожиданно:
— Не волнуйся. Я конспективно перескажу тебе его речь.
И, только выйдя за дверь, Таня поняла: ради того, чтобы она не убегала, отчим готов на все. Он даже решил, кажется, посвящать ее в детали расследования. Что ж, если она достигла своей эскападой хотя бы этого, значит, ее приключения были не зря!
Летний вечер все длился, длился и никак не заканчивался. Несмотря на то что шел уже двенадцатый час ночи, небо было еще не темным, а белесым. Может, так казалось оттого, что здесь не горели огни большого города, а может, потому, что Мележ находился гораздо севернее Москвы и, значит, ближе к белым ночам.
«Пежик» алел на фоне черных бревен барака. Он выглядел тут таким же чужеродным, как летающая тарелка. Таня погладила его по «львенку» на носике и отправилась в магазин.
Идти было светло и приятно. Песочек пылил и мягко пружинил под ногами. Жестяной павильон с круглосуточными продуктами находился в конце улицы.
Вдруг в сумочке у Тани зазвонил телефон. Она вытащила мобильник. На экранчике появился незнакомый номер. «Этого еще не хватало, — подумала она. — Опять какой-то клиент, сексуально озабоченный».
В первый момент она решила нажать кнопку «отключить» — но потом что-то заставило ее снять трубку.
Кажется, это «что-то» заключалось в комбинации цифр номера: он показался ей странно знакомым, хотя Таня, убей бог, не могла вспомнить, где его видела.
— Заинька? — раздался бархатный мужской голос. — Ты работаешь?
— Да, — брякнула Таня. — Я работаю — вы отдыхаете.
Бас хохотнул.
— А ты остроумная, крошка. — Он вдруг перешел на английский. — May I fuck you? [14] — Его английский был хорош.
— If you pay money [15].
— А ты в самом деле стоишь тех денег, что просишь? — Бархатистый тут же перешел на русский.
— Попробуй, увидишь.
Отчего-то Тане доставляло удовольствие в грубом стиле кокетничать с этим типом. Или, может, дело было в ощущении, что она почему-то знает его? Точнее, не его, а… Таня не могла понять, что в собеседнике казалось ей знакомым.
— А тебя как зовут? — проворковала она.
— Василий.
— Можно называть тебя Васечкой? — спросила она, вживаясь в роль проститутки.
Она шла в сторону продуктовой палатки по забытому богом подмосковному поселку. Бабка в телогрейке и сапогах, следующая навстречу Тане, вылупилась на нее — этакую заморскую птицу в мини, воркующую по сотовому телефону.
Вася, Василий… Что-то же было, связанное с этим именем… Фамилию спрашивать ни в коем случае нельзя — насторожится. Бросит трубку…
— Васечкой называть? — хохотнул бархатистый. — Можно, только осторожно.
— Почему осторожно?
— Потому что возбудюсь, не отобьешься.
— Может, и хорошо, что не отобьюсь, — промурлыкала Татьяна.
— Слышь, а на фотках ты?
— Нет, Шарон Стоун, а ты не заметил?
— Тогда я хочу тебя.
— Хотеть не вредно.
Бабка в телогрейке, удаляющаяся в перспективу барачной улочки, пару раз оглянулась в Танину сторону, покачала сокрушенно головой: мол, какой разврат кругом!
— Приезжай ко мне, — предложил бархатистый. — Прямо сейчас.
— Я на выезде не работаю.
Почему она не положит трубку? Почему все говорит и говорит с этим «клиентом»? Понравился он ей, что ли? Глупости какие! Что же держит ее на линии?
Она пыталась припомнить что-то, связанное с этим Васечкой, — но ей никак не припоминалось.
А он был настырен:
— А где ты, крошка, работаешь?
Голос у него, конечно, красивый — да дело вовсе не в этом. Что-то еще заставляет ее держать этого мужика на привязи. Понять бы вот что.
— Все тебе расскажи, — хрипло хохотнула она.
— А ты возьми и расскажи. Я к тебе приеду.
— А я далеко.
— Далеко — это где? Диктуй адрес.
— Какой ты быстрый.
— Быстрота и натиск, как говорил Кутузов, лучшие друзья мужчины.
И тут она поняла, чем ей знаком этот человек, и у нее вдруг ослабели ноги.
