— Мы договаривались на час — значит, на час.
— Что, другого ждешь? — Пьяный гость тяжело набычился.
— Нет. Просто… Устала. Спать хочу.
— Да ладно, подумаешь — ночь не поспишь. Это ж твоя работа, шлюха.
— Попрошу без оскорблений.
— А чего я сказал?
— Ладно, проехали. Деньги на стол.
«Что-то совсем не то, — металось в голове у Татьяны. — Не то и не так. Я не ждала, что он окажется таким. И что теперь будет?»
Мужик полез в бумажник Он оказался набит деньгами, зелеными и российскими.
— Долларами платить? — усмехнулся он. — Или в рублях по курсу?
— Лучше долларами.
Гость выложил на стол пять сотенных бумажек.
— Будешь шевелиться, получишь на чай. Ну, чего стоишь?
— А что делать?
— Ты че, дура? Раздевайся!
Танин отчим, Валерий Петрович, быстрым шагом вошел в райотдел мележской милиции.
Дежурный старлей даже головы не поднял от кроссворда.
— Я полковник ФСБ Ходасевич! — прокричал запыхавшийся Валерий Петрович. — Мне срочно нужен компьютер.
Старлей лениво оторвался от газеты.
— Удостоверение ваше предъявите, пжалста.
Мужик смотрел на Таню с плотоядным любопытством.
Ее била дрожь.
«А по телефону он даже милым был… — беспомощно скакали ее мысли. — И что мне теперь прикажете делать? Когда Пашу звать? Пока ведь никакого состава преступления нет. Пока он просто покупает меня — ничего особенного, обычная продажная любовь…»
Повлажневшими от волнения пальцами Татьяна расстегнула пуговицы кофты. Скинула ее с плеч. Сняла Отбросила в угол.
Генералов сын глядел на нее холодно, изучающе.
Вдруг улыбнулся — улыбка его показалась Тане кривой.
— А ты что, первый раз, что ли?
— Первый, — дрогнула она уголками губ.
Оттого, что она стояла перед мужиком полуголая, в одном лифчике, тело ее покрылось мурашками.
— Ладно врать, — гоготнул Василий. — А, впрочем, давай. Мне нравится, когда целок изображают.
Но только пошевеливайся.
Таня взялась за юбку. Расстегнула. Юбка упала ей на ноги. Она переступила через нее.
Таня была теперь перед ним, таким огромным, совсем беззащитной. Сознание ее мутилось от стыда и страха. И только какой-то уголок ее мозга понимал, что надо терпеть и ждать. Ждать — но вот чего? До какого предела?
— Дальше! — лениво бросил мужик и жадно выхлебал залпом стакан воды.
Таня расстегнула и отбросила лифчик и инстинктивно загородилась рукой.
Мужик не выдержал. Он привстал, схватил ее за запястье своей лапищей и дернул к себе.
Она оказалась в его объятиях — тяжелых, вонючих. Огромными ручищами он тискал ее плечи, грудь.
И тут она не выдержала.
— Паша! Помоги! Пашенька!!! — что есть сил закричала Татьяна.
— Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, вставьте этот диск в компьютер и откройте мне его. Там должна быть таблица.
— Хорошо, Валерий Петрович.
Таня не видела и не слышала, как Павел вылетел из своего убежища. Просто почувствовала, как хватка мужика в какой-то миг ослабла. А следом раздался громовой голос Синичкина:
— На пол! Лежать! Лицом вниз!
Она вскочила на ноги и тут же ощутила стыд и раскаяние: «Не сумела. Не справилась. Не доиграла до конца».
Татьяна отбежала в угол комнаты и первое, что сделала, это подняла свою кофточку и прикрылась ею.
Громадный Василий уже лежал на ковре лицом вниз. Сверху его оседлал Синичкин.
«Теперь одна надежда на Пашку. — мелькнула мысль. — Может, он расколет его? Но мужику-то не в чем каяться. Со мной он ничего уголовно наказуемого не совершил… А про других ему рассказывать никакого резона нет. Как там было у Богомолова? Агенты колются, только „если они повязаны нападением на представителей власти, что само по себе карается расстрелом“. А Васечка ничем не повязан. Лишь тем, что проститутку снял. А за это, по-моему, даже штрафа не предусмотрено».
— Товарищ старший лейтенант! — умоляюще, но твердо проговорил полковник Ходасевич. — Мне срочно нужен транспорт — добраться до Москвы. Очень срочно.
— А больше вам ничего не нужно, товарищ полковник? — буркнул милицейский.
— Старлей, послушай!.. Я тебя прошу. Речь идет о жизни и смерти людей. Даже не одного человека — людей, ты меня понимаешь? И в том числе — моей дочери.
— Давай, мля, колись! — проорал Синичкин, для убедительности тыкая в ухо Василия своим газовым пугачом.
— Чего?! — ошеломленно прохрипел тот.
— Кайся, сволочь, кайся! — Павел наседал сверху на амбала — тот лежал на ковре лицом вниз. Левую руку мужика Синичкин заломил ему за спину.
— Не было у нас с ней!.. Ничего не было!
— Да?! А зачем ты сюда пришел?!
— Она меня сама позвала!
— Ты убивать ее пришел!
— Ты че, ошизел?!
— Ты давай мне про других колись!
— Про каких других?
— Про девок, которых замочил! Которых связывал и убивал! В Питере, в Самаре, в Твери, в Москве!
— Каких девок??! Ты че, дурак? Отпусти, мужик!
Отпусти!
Таня лихорадочно цепляла на себя юбку, лифчик и с ужасом смотрела на мужчин.
— Давай говори! Кайся, дурень, кайся!
— Да пошел ты!..
Таня вдруг нервно расхохоталась: сказывалось напряжение последнего часа. И сцена, разворачивающаяся перед ней, почему-то выглядела уже не страшной, а комичной, опереточной. Мужик- глыбина, лежащий на полу. Жилистый Пашка, оседлавший его сверху… И еще Таня ощутила досаду, стыд и гнев на самое себя, потому что она вдруг поняла, что…
