— Никак особенно не восприняли, — пожала плечами Снежана, — чего им воспринимать-то? Они воспитанные люди.
— А Кондаков на ужине был?
— Ну.
— Да или нет?
— Ну, был.
— Он как отреагировал на ваше появление вместе с Нычкиным? Не расстроился, нет?
— А с чего бы ему расстраиваться?
— Ну, насколько я знаю, вы же раньше сожительствовали именно с ним, с убитым — Кондаковым.
— Чубчик вам уже насвистел! — с оттенком неприязни к своему нынешнему партнеру воскликнула модель. — Ну, допустим, я с Кондаковым раньше, как вы говорите, сожительствовала. И что дальше?
— Кондаков-то мог, увидев вас с Нычкиным, заревновать, — рассудительно проговорил Опер, — рассердиться, расстроиться…
— Ничего он не расстроился! — вдруг окрысилась модель. — К тому же теперь он женат. То есть был женат.
— Почему «был»?
— Ну, он же умер. Значит, вдовец. То есть жена его вдова, — моделька совсем запуталась, слегка покраснела.
«Вот дурочка! Или прикидывается так умело?» — никак не могла понять Варя.
— А вы, Снежаночка, лично с Кондаковым во время ужина разговаривали? — спросил Опер.
— Нет.
— Может, вы с ним договаривались о чем-то?
— А о чем это я должна была с ним договариваться?! — расспросы о Кондакове все-таки выбили Снежану из колеи.
— Например, о свидании, — гнул свою линию Опер, — или совместно провести время. Прямо сегодня ночью.
— Нет. Нет! — почти выкрикнула модель и плотно сжала губы. — На что это вы намекаете?!
— Да ни на что я не намекаю, — миролюбиво протянул Опер, — я просто спросил. А может, за ужином что-нибудь эдакое, — майор неопределенно покрутил в воздухе пальцами, — происходило? Разговор какой-то или ссора?
— Между кем и кем? — прищурилась Снежана.
— Да между кем угодно.
— Не, ничего такого не было.
— А вы всех на ужине видели?
— В смысле? — вылупилась на Опера девушка.
«Все-таки она туповата, как все модельки, — подумалось Варваре. — Впрочем, чего уж там: не туповата, а прямо-таки тупа. И это очень даже хорошо заметно».
— Всех футболистов видели?
— Ну, всех, кто на базе остался.
— Как вы сидели за ужином?
— Мы с Чубчиком вместе. А эти четверо — за отдельным столиком.
— А эти четверо — Кондаков, Карпов, Галеев, Овсянников, — они между собой не ссорились, нет?
— Да нет, — скривила рот Снежана, — сидели себе, разговаривали.
— Скажите, а вы с женой Кондакова знакомы? — переменил тему Опер.
— Ну, — дернула плечиком Снежана, — так, встречались. Пару раз.
— Как ее звать?
— Анжела.
— В каких они с Кондаковым были отношениях?
— В каких, на хрен, отношениях? — изумилась модель. — Они замужем были. Так что имеют право!
«Все-таки она безнадежно глупа, — уверилась Варвара, — и дико вульгарна».
— Ну и как Кондаков с женой? Дружно жили? Не ссорились? — продолжал давить Малюта.
— Да откуда я знаю!
— А где она, Анжела Кондакова, сейчас, в данный момент, находится? Вы не в курсе?
— Дома, наверно. В смысле в Питере, — моделька вдруг покраснела.
— А может, не в Питере? — прищурился Опер.
— Ах да! — вдруг спохватилась Снежана. Последний вопрос отчего-то здорово смутил ее. — Она сейчас отдыхает где-то. На Багамах, что ли. Или на Бали. — И Снежана быстро добавила: — Мне Нычкин рассказывал.
От Варвары не укрылось, что модель вдруг растерялась и поплыла в ответ на простой вопрос о местонахождении жены Кондакова. Заметил, судя по всему, это и Малютин. Но педалировать тему не стал.
В этот момент в комнату отдыха заглянул юный следователь.
— Ну что? — спросил его Опер, прерывая допрос Снежаны.
— Я с Овсянниковым поговорил.
— И как?
Да ничего вроде подозрительного. Он говорит, что всю ночь спал, ничего не видел, не слышал.
— Не врет?
— Похоже, что нет. Очень переживает.
— С чего бы ему переживать?
— Они вчера вечером с Кондаковым поссорились.
— Вот как? — поднял брови Опер. — Из-за чего?
— Из-за ерунды.
— То есть?
— Они в карты играли. Все вчетвером, кроме Нычкина. И Овсянников смухлевать захотел. А Кондаков его за руку поймал. Ну, они и поцапались.
— А потом Овсянников ночью пошел и его зарезал, — скорее в шутку, чем всерьез, предположил Малютин.
— Из-за карточной ссоры? Не смешно. Овсянников очень переживает, что он перед покойным извиниться не успел. Я, говорит, утром хотел к нему подойти, извиниться. А теперь, говорит, Кондаков умер и так меня, выходит, и не простил. Так и оставил мне камень на сердце.
— Раскаивается, значит?
— Из-за ссоры — да.
— Думаешь, он чист?
— Думаю, да. Да и что убитому с Овсянниковым было делить?
Опер при этих словах кинул выразительный взгляд на Снежану.
— Вот видите, дорогая гражданка, — промолвил он, — кажется, еще одним подозреваемым стало меньше.
Потом вдруг спросил:
— Перед последним чемпионатом жены и подруги футболистов голыми сфотографировались. Это чья была идея?
— А что, нельзя, что ли? — окрысилась Снежана.
— Да нет, почему же, можно, — разулыбался Опер. — Очень даже можно. Наоборот, вы мне, да и многим мужчинам в нашей стране, доставили большое удовольствие. Просто непонятно: а зачем вы это сделали?
— Захотели и сделали. А вам-то что?
— Так чья это все-таки была идея? Мне просто, как болельщику, интересно.
