— Он, — милиционерчик мотнул головой в сторону Овсянникова, — рубашку-то свою, которую кровью убитого забрызгал, оказывается, на полосы порезал и в унитазе у себя утопил. Так вот, одну из полос он не дотопил. Достали. А на ней — кровищи!
— Молодцы, — сдержанно похвалил Опер, — оставьте все, как было. Товарищ, — он кивнул на следователя, — к вам позже придет, протокол обыска писать.
— Так точно!
Сержант браво удалился. Овсянников во время этого разговора как-то еще больше посмурнел, потемнел лицом.
— Давайте мы с вами продолжим, — обратился к нему майор. — Расскажите, как сегодня ночью дело было?
— А что там за дело, — пробубнил вратарь и вздохнул. — Проснулся я ночью, слышу: шаги. В коридор выглянул. Смотрю: а там Кондаков идет. В трусах. И заходит он, значит, в номер Нычкина. Ну, заходит и заходит… Я уже хотел снова спать лечь, да вижу: к дверям нычкинского номера вдруг Анжела, жена Кондакова, подходит. «Откуда она взялась?» — думаю. А она постояла-постояла, да и убежала… А потом, спустя какое-то время, из того номера Снежанка вышла. «Интересные дела», — я подумал. Ну и решил пойти туда, в номер к Кондакову… Потолковать…
— Значит, — констатировал Опер, — идея расправиться с Кондаковым созрела у вас уже давно. Или, во всяком случае, вы ее уже обдумывали.
— Да как хотите, так и пишите, — досадливо крякнул Овсянников.
— И тут, увидев столь странное скопление разных людей, колобродящих вокруг нычкинского номера, — эпически промолвил майор, — вам пришла в голову идея, что эта ночная неразбериха: Нычкин, Анжела, Снежана, Кондаков — поможет вам бросить тень на других — на жену Кондакова, на его любовницу или приятеля, а самому остаться в стороночке. Тогда вы и отправились к Кондакову, спокойно спящему в Нычкинской постели. Взяли с тумбочки его нож и нанесли ему удар прямо в сонную артерию. Правильно?
— Чего вы меня спрашиваете, если сами все лучше знаете? — озлобленно произнес Овсянников.
— Ты записываешь, Костик? — озабоченно спросил Опер.
Тот, усердно строча, молча покивал.
— Затем вы вернулись к себе в комнату, — продолжал оперативник, — смыли с себя кровь, а окровавленную рубашку, порезав на полосы, стали топить в унитазе.
Овсянников хмуро кивнул.
— Что ж вы телефон-то кондаковский, — участливо спросил Опер, — на который такие душераздирающие послания отправляли, к рукам-то не прибрали? Прямо там, в номере?
— Кто ж знал, — хмуро ответствовал голкипер, — что он в трусах на свидание к бабе с телефоном-то ходит? Я его мобильник потом у него в комнате искал…
— Не понимаю, — философски развел руками Малютин, — зачем все-таки было убивать? Не понимаю.
— Я в состоянии аффекта… — глухо и жалобно пробубнил Овсянников. — У меня не было другого выхода. Он меня шантажировал…
Тут в комнату заглянул довольно-таки веселый форвард Карпов: одетый, с сумкой через плечо. Он услышал последние слова голкипера и тут же, с порога, набросился на вратаря:
— Да не шантажировал он тебя! — выкрикнул он. — Не шантажировал! Неужели ты не понял?! Он молодой, просто хотел, чтоб Команда ИГРАЛА! Чтоб играла — честно!… Чтоб играла — лучше!… Неужто ты, дурак, не понял?!
Овсянников отвернулся от Карпова, пряча лицо.
— Ладно, Овсо, — примирительно произнес Карпов, адресуясь к вратарю, — хоть ты и гад оказался, мы тебя не бросим. Это тебе Команда — все, кто здесь есть, — просили передать. Скинемся, хороших адвокатов наймем. Долго не просидишь, не волнуйся. А нас прямо сейчас отсюда увозят, от греха и прессы подальше. Пока!
Карпов секунду поколебался, пожимать ли руку своему бывшему товарищу по сборной, потом все- таки, видимо, решил, что не надо. Подходить к нему не стал, повернулся к Варе, Оперу и следователю:
— И вам тоже до свиданьица, господа судейские, милицейские и полицейские! — со слегка ернической интонацией проговорил Карпов. — Вся Команда вам кланяется и просит не поминать лихом.
— К черту, к черту, — немного невпопад буркнул Костик, продолжающий, не поднимая головы, строчить протокол.
— Хорошо, ребята, — просто и спокойно ответил Опер, — удачной вам игры. Мы ведь и вправду все на вас смотрим и надеемся.
— Мы постараемся.
— До свиданья, — блеклым голосом сказала Варвара.
Довольный Карпов вышел из комнаты.
«А Нычкин даже не зашел попрощаться, — с горечью подумала она. — А какие мне песни пел! Вот ведь бабник недорезанный! Ну и ладно. Ну и пусть. Оставайся с этой дурой безмозглой, Снежаной своей деревянной. Не очень-то и хотелось».
И хоть она уже не любила Нычкина ни крошки, на душе все равно было как-то обидновато. Варя бросила беглый взгляд в окно. А там как раз усаживались в белый микроавтобус бывшие подозреваемые: Нычкин, Снежана. Следом — Анжела. Вратарь Галеев бережно поддерживал вдову Кондакова под локоток. Варя демонстративно отошла от окна, чтоб не подумали, что она хочет бросить последний, прощальный взгляд на чубатого нападающего.
И тут следователь Костик удовлетворенно воскликнул:
— Готово! — и поставил последнюю точку в протоколе. Потом протянул его обвиняемому: — Вот, гражданин Овсянников, получите, распишитесь.
Тот настороженно принял документ и авторучку.
Варя автоматически глянула на часы. Было 8.55, без пяти девять.
И тут откуда-то издалека донеслось скорбное завывание сирен.
«Начальство едет, — догадалась Варя, — всякое: прокурорское, милицейское, спортивное. Ох, что сейчас тут начнется!»
Овсянников тем временем прочитал протокол, вздохнул и поставил число и подпись.
Через час Варвара и Опер уезжали с базы. Их дежурство закончилось.
Свою роль они сыграли. Протокол «явки с повинной» написан. Улики найдены. Убийцу, Овсянникова, тихонько, без шума, вывезли в «раковой шейке» с заднего двора, отправили в КПЗ.
На недавно тихой площадочке перед корпусом теперь толпились десятки машин: черные «Ауди», «Мерседесы» и «Вольво» с мигалками и федеральными номерами; фургоны телевизионщиков, раскинувшие на крышах свои огромные тарелки; «Волги», привезшие чиновничьих сошек помельче. Человек пять милиционеров дружно, едва ли не плечом к плечу, охраняли дверь в корпус. Шоферы лимузинов покуривали, сбившись в кружок.
Стараясь никому не попадаться на глаза, Опер, эксперт и Варвара тихонечко прошли краешком крыльца. Шоферы, когда они проходили мимо, высокомерно на них посмотрели.
— …сборной? — азартно выкрикнул кто-то из журналистов.
— Поймите, я не милиционер и не прокурор, — прижал ладони к груди тренер, — и не могу вам ничего сказать по этому поводу. В любом случае, могу вас еще раз заверить, боевой дух нашей команды не пострадает…
Тут Варя села в «Волгу», машина взревела мотором, и концовки интервью она не слышала.
Солнце уже встало, и по дороге мчалось немало машин. Эксперт дремал на заднем сиденье. Варя, сидевшая рядом с ним, внимательно смотрела на дорогу пообочь. Где-то здесь они гнались ночью за «Порше» Карпова… Как, кажется, давно это было…
Опер сидел на пассажирском сиденье впереди, рядом с Евсеичем. Он вдруг обернулся к Варваре и
